Е. Шварц. «Снежная королева». МДТ — Театр Европы.
Режиссер Григорий Дитятковский, художник Николай Слободяник

Пьеса Евгения Шварца «Снежная королева», как и другие его сказки, написана с любовью к театру знанием его. Чтобы совершались чудеса — надо на полминуты погасить свет. Чтобы Герда могла поговорить с северным оленем, в стене открывается до половины окно и высовывается его голова. Сказочник-учитель, предлагает автор, поведет действие. Сказочность подготовлена драматургом, который начинал как актер маленького театра в Ростове. Он запомнил чудо, увиденное им в опере «Волшебная флейта»: «Раздвинулся куст, похожий на шкаф, и там-то флейта обнаружилась». Для спектаклей по «Снежной королеве» разве что расцветающий розовый куст надо устроить. В остальном — бери и ставь, все покатится само собой. Так и игрались сказки Шварца во многих театрах и всегда имели успех. О судьбах «Голого короля» и «Дракона», особенно в режиссуре Н. П. Акимова и М. А. Микаэлян не говорим, потому что это не детский театр. Детский же театр не знает запретов, не знает злободневности, как не знает и провалов — слишком благодарна его публика.

«Снежная королева» театром избалована. Я помню, как смотрела ее сама, потом водила детей, теперь привела внучку. В роли советника видела и Николая Боярского, и Михаила Боярского. Видела умопомрачительную по театральной фантазии «Снежную королеву» Игоря Ларина. Он забросил подальше историю Кая и Герды, потому что ледяной дворец Снежной королевы и рыцарские турниры ледяных великанов его увлекли больше. Признаюсь, те немногие годы собственных актерских опытов (при клубе «Красный октябрь» на Удельной и в школе), что были в моей биографии, тоже связаны со «Снежной королевой». Эта сказка — больше, чем сказка. Впрочем, это относится ко всякой сказке, будь то «Курочка Ряба» или «Винни Пух». Эпический генезис сказки универсален. Написаны же исследования про фрейдизм в «Винни Пухе» и про христианское обращение в «Снежной королеве»! Андерсен предполагал именно обращение, религиозное воспитание: Кай и Герда у него в трудные моменты читают «Отче наш», Герду в мертвом холоде зимнего дворца королевы спасают ангелы-великаны, так что Ларин не так далеко ушел от первоисточника.

В этой сказке, таинственной и сложной, есть темы, которые то открываются, то закрываются. Не знаю, что волнует юных зрителей более всего сейчас, но по себе помню, что сама Снежная королева казалась неотразимой и потому опасной. Как и для сказочника в детстве, Снежная королева воплощала совершенство, потому что в ней не было изъянов телесности. Но что-то про нее никогда не договаривалось. Ее душа молчала, а играли ее так, что никакой души не предполагалось. Один лед.

В спектакле Григория Дитятковского королева — персонаж, открывающийся с человеческой стороны. Она бездетна. Душа ее полна печали и грустной памяти. В ней есть тоска одиночества. Это не маска и не скульптура изо льда. Губы у нее алые, живые. Голос — мягкий, спокойный. В жесте, которым она останавливает Сказочника, никаких гипнозов, он чуть ли не дружеский, хотя и повелительный. Она выходит на сцену в карнавальном платье с серебристыми и серыми ромбами на юбке, в белой накидке с капюшоном, как будто удалилась с бала, где ей не было весело. Во второй сцене Снежная королева рвется в полет на белом облаке, руки ее протянуты вслед за взглядом куда-то вдаль, за свинцовые тучи. Не буду преувеличивать, Лика Неволина сыграла лаконично, даже эскизно. Ни отведенное ей сценическое время, ни темперамент актрисы не дали возможности развернуть образ и выделить его среди других. За такой Снежной королевой тянется взрослая история о женской доле, о романтической душе. Ею не мог заняться режиссер, для которого восприятие реального зала на этот раз важнее, чем духовные искания. Он как будто запретил себе их. Это спектакль не для семейного просмотра, это спектакль для ребенка. Привычные остроты Евгения Шварца проскальзывают почти незамеченными. Взрослые обратили, конечно, внимание, на прибалтийский акцент северного оленя и долго сопровождали его протяжные интонации, паузы и округлые периоды речи смехом. Дети реагировали на другое — на счет «раз, два, три», когда Маленькая разбойница угрожала Советнику пистолетом, и, по-видимому, им хотелось, чтобы этот вальяжный и вредный господин (Алексей Зубарев) все-таки получил по заслугам. Дети помогали найти «врагов» криками и указаниями из зала. Дети аплодировали от души, смеясь и волнуясь, когда Кай наконец отогрелся и сказал: «Это ты, Герда?» Словом, как задумывалось, так и получилось — спектакль для детского утренника. Проще, чем «Зеленая Птичка» и «Звездный мальчик», предыдущие театральные сказки Дитятковского. Ясность, простота, верность пьесе (не из чрезмерной ли щепетильности написано в афише «по мотивам одноименной пьесы»? Отступлений от источника нет, общий сбор всех сочувствующих Герде в финале — и тот сохранен). Дитятковский не нарушает постулата ясности. Шварц ценил простоту, как он ее понимал и как завещал Пушкин: «Фантастические сказки только тогда хороши, когда писать их не трудно». И играть не трудно, добавляет режиссер «Снежной королевы».

С. Гайтан (Атаманша).
Фото В. Васильева

Спектакль разоблачает театральную магию. Тропинка духовного осмысления истории про холод и тепло, зло и добро, про «аромат цветов, радость, красоту, любовь» проложена через отрицание театральных чудес. С помощью электроники можно поразить юного зрителя — но не в театре. Его сила не в электронике и не в архаических шкафах с розами, которые расцветают, когда их дернешь за веревочку. Прислушаться и присмотреться — таково напутствие мальчикам и девочкам, которые пришли в дом на Троицкой улице. Поэтому спектакль начинается с увертюры шумов. Скрипы деревянных половиц, снега, шаги, кипящая вода и свист чайника — быт в его неприкосновенности, в театральном изложении, любимый быт Шварца, который он находил и в Библии, и в «Илиаде», присутствует в спектакле Дитятковского. Только он не простой быт, а театральный. Такой быт — опоэтизированный, омузыкаленный — и есть волшебство, возможное в театре и нигде более. В воздухе жестом заблокировать охранную сигнализацию в королевском дворце — это волшебство куда большее, чем само устройство. Дать увидеть, как создаются места действия, собираются комнаты, как имитируются прихожая, лес, — значит играть «в открытую». Помощники Сказочника, или (для взрослых) слуги просцениума, никуда с просцениума не уходят. Они и есть главные разоблачители. Они показывают, как передвинуть абажур по верху, под арлекином, и соорудить облако (окутывая стремянку нетканым материалом), как колонны сделать печками, а задник (тут без экрана и проектора не обойтись) у них оказывается то берегом моря, то снежной равниной. Помощники изображают белые (но не красные!) розы, больше похожие на клубок змей, манипулируя над цветочным горшком руками в белых перчатках.

Сцена из спектакля.
Фото В. Васильева

Дети непременно будут упражняться дома в фокусах, которым научились на спектакле. Что совсем неплохо. Историю они тоже уяснят, хотя многие и так ее знали и выкликами из зала подсказывали актерам, что делать. И все-таки я боюсь, что одной детской радостью от знакомства с театром здесь не обойтись. Шварц нашел максимально оптимистический и яркий способ сочетать сказочную фабулу и сатиру. В попытках сказочным языком говорить о жизни как таковой, с ее бытом и оплошностями, примерять сказку к реальности, в чем он, драматург, видел свой выигрыш перед драматургами, сочинявшими в жизнеподобных пьесах «сказки» о современности, мне видится чрезмерный перекос, отступление от Андерсена с его страдальческими темами. Я не сторонник другой крайности — театра детской скорби. Да и без сказки, без склонности Андерсена к христианскому гуманизму люди на сцене, что ни говори, должны вызывать сочувствие. В «Снежной королеве» МДТ королева и Кай с Гердой поменялись местами. Снежная королева — человек судьбы, она приманивает, о ней хочется узнать больше, ее история горше. Кай и Герда — здоровые, веселые дети. Молодые актеры (Максим Павленко и Дарья Румянцева) старались войти в нужный возраст и преуспели. Хотя… они попали прямиком в тюзовскую традицию. К тому же их, главных героев, как мне кажется, излишне оберегали. Испытания — а они суть фабулы — затерялись в манипуляциях руками, париками, тканями, трещотками, щетками и другим занятным для зрителей реквизитом. В сказке у Кая от поцелуев королевы болит сердце, «миленькая маленькая Герда» идет по снегу босиком и чуть не замерзает — это не от литературы, а от переживаний, которые в детстве, пожалуй, сильнее, чем потом. Ими воспитывается человек и становится взрослым раньше времени, так у Андерсена.

М. Самочко (Ворон), И. Барвинская (Ворона).
Фото В. Васильева

«Снежная королева» поставлена в одном из лучших театров Петербурга. Здесь умели и умеют страдать и сострадать на сцене. В этом режиссерское кредо МДТ. Избирая щадящий, не травмирующий психологию театр, и вообще игровую стихию по преимуществу, Дитятковский остается собой. Его сказки не сентиментальны. Они красиво сконструированы, они интеллектуальны и внутренне ироничны. Этот режиссер — мастер романтической атмосферы. Все это есть в его «Снежной королеве». Сказочник (Анатолий Колибянов) — то ли студент, то ли «бедный певец» — наиболее романтический персонаж этой театральной яви после королевы. Он посредник между театром иллюзии (обманом) и театром воображения (правдой мечты). Но иногда мне кажется, что утренник, то есть привычный детский спектакль, не обязательно ставить в привилегированном театре с идеальными исполнителями. (В «Зеленой Птичке», например, которая поставлена в ТЮЗе, получился в результате компромисс между замыслом и исполнением.) Он уместнее там, где в ходу штампы, где юмор живее и бодрее и где не задаются высоколобыми задачами. Отделка и дисциплина сушат. Умный замысел сковывает. Разоблачение и есть разоблачение. После него не всегда наступает очарование. Это урок новой «Снежной королевы».

Октябрь 2008 г.