Ирина Ермолова — первая актриса екатеринбургской драматической сцены. «А Светлана Замараева?!» — спросят въедливые знатоки этой сцены. Вопрос резонный.

Но наличие прекрасной Светланы не делает Ирину вторым номером. Просто на подмостках Екатеринбурга царят две королевы (как у Шиллера, но без трагического колорита, вполне гармонично). Замараева — королева ТЮЗа, Ермолова — Свердловского театра драмы и «Коляда-Театра». Сцену Камерного театра, работающего с приглашенными артистами, они осчастливливают по очереди: Светлана продолжает играть Элизу Дулитл, а Ирина лишь недавно перестала блистать в роли Елены Андреевны из «Дяди Вани», выпавшего из репертуара. А ведь глаз было не оторвать от нее в этом спектакле! Когда она была на площадке, верилось, что в эту несколько сомнамбулическую, но потаенно страстную Елену может влюбиться даже такой Войницкий, хотя, когда она уходила, становилось очевидно, что этого дядю Ваню можно заподозрить лишь в любви к фастфуду. В том вполне традиционном чеховском спектакле режиссера Евгения Ланцова был, однако же, один настоящий аттракцион. В глубине раздвигалась стена, и зрители видели кусочек улицы, фрагмент музейного квартала писателей Урала, где располагается Камерный театр. Но, признаться, я и в этот момент смотрел не на ошалевших прохожих или велосипедистов, а на Ирину Ермолову — Елену.

Так вот о двух королевах екатеринбургской сцены. Думается, чрезвычайно интересно было бы написать их двойной портрет. Здесь все (кроме масштабов дарования) противоположно. Замараева изящна, как фарфоровая статуэтка, Ермолова величественна, как скала или скульптура «Россия» из каслинского павильона (главное украшение главного художественного музея Екатеринбурга). Светлана, как истинная героиня, явно опасается возрастных ролей, Ирина, актриса поистине универсального амплуа, играет их с азартом и бесстрашием. К главному екатеринбургскому театральному гению места, драматургу и режиссеру Николаю Коляде, Светлана Замараева относится с корректным равнодушием, Ирина Ермолова обязана Николаю Владимировичу лучшими своими ролями в постановках не только по его пьесам, но и по Шекспиру и Уильямсу. Можно долго перечислять эти контрасты, но писать двойной портрет не входит в мою задачу. Поэтому забудем на время о прекрасной Светлане («Попробуй ее позабыть!» — доносится издалека строчка зыкинской песни) и сосредоточимся на дивной Ирине.

О. Ягодин (Ромео), И. Ермолова (Джульетта). «Ромео и Джульетта». Фото В. Пустовалова

И. Ермолова (Нина). «Амиго». Фото Е. Гецевич

Биография Ирины Ермоловой, личная и творческая, проста, как правда. Родилась в Соликамске Пермского края. Потомок раскулаченных крестьян по материнской линии. Родного отца видела единственный раз в жизни (Ермолова — фамилия матери). Окончила Свердловский театральный институт, курс Владимира Марченко. Недолго поработала в театрах Кирова и Каменска-Уральского, а в 1994 году дебютировала в роли Глафиры из «Волков и овец» Островского в Свердловской академической драме, сцену которой украшает и по сей день. Тогда же начала играть в постановках Николая Коляды на малой сцене этого театра, а когда в нулевые «солнце русской драматургии» с проклятиями покинуло Свердловскую драму, стала приглашенной звездой «Коляда-Театра». (Взаимоотношения двух этих сцен, академической и маргинальной, не раз обострялись из-за невозможности поровну поделить Ирину Ермолову.) Чтобы закончить с биографическими подробностями, сообщу, что Ирина — счастливая жена (вторым браком) режиссера Александра Вахова и прекрасная мать двоих сыновей, большого и маленького.

Наконец, о главном — ролях. Принято считать, что первая из наиболее заметных актерских побед Ирины Ермоловой — Джульетта в шекспировской трагедии, поставленной Николаем Колядой на малой сцене Свердловской драмы семнадцать лет назад. Первая номинация на «Золотую маску» (вторая была за роль Бланш Дюбуа в «Коляда-Театре»), немало наград на других фестивалях, внимание серьезной критики (в историю фестиваля «Реальный театр» вошло обсуждение этого спектакля, где Марина Тимашева, как заведенная, повторяла: «Все пляшут и пляшут, пляшут и пляшут, пляшут и пляшут…», а Коляда кричал: «Ты меня как ножиком разделываешь!» — люди жили страстями, а не интригами…). Незабываемый спектакль, к которому я еще вернусь, а пока вспомню про роль, сыгранную Ириной Ермоловой годом раньше.

Ту героиню звали Анжелика, а спектакль назывался «Уйди-уйди!», Николай Коляда поставил его по собственной пьесе на той же малой сцене Свердловской драмы. Это была история про свинцовые мерзости жизни, где нет надежды и даже просвета, про нищету и скученность, про барачную комнатушку, где обречены на невыносимое сосуществование лежачие старухи, дочь одной из них (она, собственно, и была главной героиней спектакля, замечательная актерская работа Вероники Белковской) и внучка, та самая Анжелика. Ирина Ермолова с какой-то пугающей (скажу — режущей) остротой играла мечту об иной доле, лучшей жизни, не о счастье (о нем ее героиня ничего не знала), но о тепле, сытости, богатстве, которые для этой резкой и обреченно красивой Анжелики были даже важнее любви, мечта о последней, как видно, давно умерла в этом затхлом бараке. Сейчас мне кажется, что в спектакле том Ирина Ермолова сыграла предысторию героини пьесы, которая будет написана почти двадцать лет спустя самой талантливой ученицей Николая Коляды. Я о «Жанне» Ярославы Пулинович.

И. Ермолова (Ирина). «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». Кадр из фильма

И. Ермолова (Маргарет), Д. Тураханов (Брик). «Кошка на раскаленной крыше». Фото Е. Гецевич

А уже потом была Джульетта — дылда с косичками не из Вероны, а из городского предместья (Уралмаш, Химмаш, Сортировка — выбирайте любую из екатеринбургских окраин). От шекспировского текста осталась едва ли четверть, это был удивительно телесный и материальный, вещественный спектакль, с бесконечным хороводом смерти всех действующих лиц, с досками, которые в любой момент могли стать гробовыми, с бочкой, в воду которой преображенные Ромео и Джульетта окунались, как в купель, с абсолютно библейской мизансценой, когда Джульетта—Ермолова, как Мадонна сына, качала мертвого Ромео—Ягодина. Грандиозный дуэт этих актеров, один из многих в их творческой биографии, но все-таки самый незабываемый. Любовь как в первый и последний раз, детское отчаяние и ранняя мудрость, невозможность остановить рок событий, горсти дешевых карамелек, летящих на гробовые доски.

История, которую я однажды уже рассказывал на страницах «ПТЖ», но в портрете Ирины Ермоловой можно вспомнить ее еще раз. Десять с лишним лет спустя после премьеры тех «Ромео и Джульетты» я работал в жюри фестиваля «Ново-Сибирский транзит», председателем жюри был Алексей Бартошевич. «Коляда-Театр» привез на тот фестиваль «Трамвай „Желание“» Теннесси Уильямса. Перед началом мы с Алексеем Вадимовичем вспоминали старый шекспировский спектакль Коляды. А потом на сцене был новый дуэт Олега Ягодина — Стенли и Ирины Ермоловой — Бланш, история мучительной, разрушительной страсти, притяжения-отталкивания мелкого садиста с гитлеровскими наклонностями и роскошной, изначально полубезумной женщины, жертвы в поисках палача. В антракте Бартошевич восхищался: «Какая актриса!» «А вы не узнаете ее, Алексей Вадимович? Это ведь та самая Джульетта…». Он изумился, задумался, а потом сказал: «Знаете, если бы та Джульетта выжила, она с годами стала бы такой, как эта Бланш».

И. Ермолова (Марья Антоновна), О. Ягодин (Хлестаков). «Ревизор»
Фото Е. Гецевич

И. Ермолова (Бланш Дюбуа). «Трамвай „Желание“».
Фото Е. Гецевич

И. Ермолова (Матильда Серпенуаз). «Ромул и Рем».
Фото Е. Гецевич

И. Ермолова (Кукушкина). «Доходное место».
Свердловский драматический театр.
Фото В. Дмитриева

Актерские дуэты Ирины Ермоловой в тех случаях, когда ей попадается достойный партнер, совершенно особая и обширная тема. Вспомню еще три таких дуэта. Все с тем же Олегом Ягодиным в «Амиго» Николая Коляды, им же и поставленном в своем театре. Ее Нина, исчадие тех самых лихих девяностых, стиль милитари сочетающая с какими-то немыслимыми мехами, Анжелика на пути к Жанне, презирала обкуренного героя Ягодина, но и понимала про него все. Понять, пожалеть, полюбить — только не это, такая героиня не могла себе этого позволить. Но человеческое прорастало в прекрасном монстре, как трава на пустыре, засыпанном наркоманскими шприцами и пустыми бутылками. В «Гамлете» (постановка Николая Коляды) Ирина Ермолова и Антон Макушин играли Гертруду и Клавдия, не столько королеву и короля Дании, сколько вожаков обезьяньей стаи, поселившейся на обломках былой цивилизации среди ненужных им репродукций «Джоконды». Своего короля, низенького (партнеры актрисы вообще, как правило, на голову меньше ее), пузатенького и кривоногого, но чудовищно витального, эта королева со змеиной пластикой и гримом презирала, немного помыкала им, но, казалось, смирилась с тем, что иного не дано (очень отечественный сюжет). В «Ромуле и Реме» по пьесе Бернара-Мари Кольтеса «Возвращение в пустыню» (этот спектакль Александр Вахов поставил в екатеринбургском Центре современной драматургии) Ирина Ермолова и Сергей Колесов играли сестру и брата, Матильду и Андриана. Огромный, неровный, но с несколькими невероятно эмоциональными сценами спектакль об Алжире и Франции, демонах прошлого, призраках старого дома, грехах юности, инцестах, изменах, любви-ненависти… В этом зрелище было много эксцентрики (одни фантастические парики героини Ермоловой чего стоили), но самое незабываемое — финальная сцена: истончающийся, но и бесконечный диалог брата и сестры, чьи статичные фигуры растворяются в пространстве и времени, слова — самые главные, самые нежные, последние признания…

Ермолова — актриса универсальная, способная, кажется, играть все или почти все. По внешним данным, по стати и голосу — идеальная героиня для русской драматургии и прозы. Чего и переиграла немало: Негина и Кабаниха, Катерина Измайлова и Анфиса Громова из «Вдовьего парохода» — лишь малая часть. Андрей Кончаловский несколько лет назад позвал ее на главную женскую роль в свой фильм «Белые ночи почтальона Тряпицына» именно потому, что ему нужна была актриса с фактурой настоящей русской женщины, к тому же не примелькавшаяся в других киноработах. Из других и правда имеет смысл вспомнить разве что маленькую роль в ленте Алексея Федорченко «Ангелы революции».

Но и западный репертуар Ермолова играет с блеском! Превращая в сценические победы не только героинь Шекспира и Уильямса, но и какую-нибудь совершеннейшую ерунду. Помню, лет десять с лишним назад занесла меня нелегкая на «Странную миссис Сэвидж» Свердловской драмы. Играли что-то про американских миллионеров, про которых люди и на сцене, и в зрительном зале не знали ровно ничего. Но вот ведь: вечность спустя я помню ее Лили-Бэлл из этого спектакля, капризную дылду, большого недолюбленного ребенка, ищущего любви у первого встречного миллионера.

Ермолова всегда играет про любовь (а про что еще?). Роль может быть на грани и за гранью эксцентрики (Фелисата Герасимовна Кукушкина в «Доходном месте» Владимира Мирзоева в Свердловской драме — просто парад заразительных актерских аттракционов, гибрид Клеопатры и «товарища Парамоновой»), но ее сердцевина — тоска по подлинному чувству, желание заботиться, защищать, спасать, надеяться… Именно это сыграно в Зое Денисовне Пельц, одной из последних по времени работ актрисы на сцене Свердловской драмы. Булгаковскую «Зойкину квартиру» поставил саундрамовец Владимир Панков. Это чрезвычайно (на мой вкус — чересчур) эффектный спектакль, музыки и танцев которого хватило бы на три постановки музкомедии, где царит нечистая сила из совсем другого произведения Булгакова, а персонажи двоятся: у каждого героя нэпмановской Москвы есть его двойник из сталинского барака. Во всей этой грохочущей кутерьме легко потеряться, и, надо признать, во втором действии Ирина Ермолова как-то растворяется в общей суете спектакля. Но в первом ее роскошная хозяйка нехорошей квартиры все же дала почувствовать и отчаяние сквозь маску победительной уверенности, и готовность идти до конца ради того, кого любит.

Актриса с огромным и разнообразным репертуаром, в одном сезоне способная сыграть Кабаниху в театре драмы и Марину Мнишек в «Коляда-Театре», воплотившая сонм героинь Шекспира (кроме Джульетты и Гертруды были ведь еще и Гонерилья в «Короле Лире», и леди Анна в «Ричарде III»), Островского, Лермонтова (баронесса Штраль в «Маскараде» «КолядаТеатра»), Уайльда, Брехта, Ануя, Олби, Де Филиппо (а также Жамиака и Куни, куда без них)… О чем еще мечтать? О чем, о чем — о счастье, конечно. Оно так зыбко, все время норовит ускользнуть. Но уральская версия la femme fatale, русская роковая женщина, как ей и предначертано, ведет борьбу не с мужчиной, а с судьбой, тем самым роком, защищая от его ударов не столько себя, сколько тех, кого любит. Дело это почти безнадежное, но у таких, как Ирина Ермолова, иногда получается. И на сцене, и в жизни.

Сентябрь 2016 г.