Предуведомляя наш разговор с директором «Мастерской П. Фоменко» Андреем Михайловичем Воробьевым, я не буду писать долгих вступлений. Скажу кратко: я считаю, что это не большое интервью, а краткий учебник «Как быть хорошим театральным директором». Это первое.

И второе. Во время нашего интервью у меня разрядился диктофон. Розетка была далеко. «Алло, — сказал Воробьев кому-то, — нужен удлинитель». Через полминуты вошел человек с удлинителем в руках, так что разговор наш прервался только на одну (телефонную) фразу директора театра, продемонстрировавшего уровень организации того, о чем идет долгая речь чуть ниже…

Марина Дмитревская Андрей Михайлович, что такое для вас по-настоящему хороший директор театра?

Андрей Воробьев Это человек, который служит творчеству и своими действиями помогает коллективу создать сложное художественное произведение под названием драматический спектакль.

Это человек, который должен хорошо планировать график работы театра, планировать финансы и уметь извлекать доход из деятельности театра.

Это человек, который должен делать все, чтобы создавались и как можно дольше сохранялись спектакли.

Это человек, который должен быть хорошим психологом и политиком, должен уметь договариваться со всеми, поскольку в театре нормальных людей нет, а если приходят нормальные, то надолго не задерживаются. Здесь работают люди с особой, сложной индивидуальностью, которые, наверное, в другом месте и работать-то не смогли бы… Они проявляются очень по-разному, это надо знать, понимать, учитывать, их надо уметь почувствовать и пожалеть. Например, выпускной период, последние две недели — это почти казарменное положение, люди практически живут в театре, нервная система — на грани срыва, у каждого — почти истерика. Их надо прежде всего кормить и жалеть, и совершенно необязательно конфликтовать с актрисой, которой не нравится новый костюм и у которой (как она именно сейчас обнаружила) много (вариант — мало) спектаклей в месяц. Если ты в этот момент начнешь с ней что-то выяснять — мира не будет. А значит, не будет творчества.

И, конечно, он, директор, должен быть честным. Он не должен воровать и должен делать все, чтобы деньги, которые театр зарабатывает, расходовались на уставную деятельность, распределялись между проектами и сотрудниками театра справедливо и честно.

А для этого он, директор, должен иметь основания и подкреплять распределение денег мнениями коллег — сотрудников подразделений театра, отвечающих за то или иное направление. Он ничего не должен решать самостоятельно, один. В этом смысле я неправильный директор: никогда не принимаю решений сам. Если в театре есть какая-то проблема, я могу часами сидеть в кабинете, вызывая на совещание всех профильных специалистов, которые могут выработать решение. И как директор я их решение принимаю, тогда ни у кого из них нет оснований это решение не выполнять: оно — результат общей деятельности, оно объективно. А один человек, хоть семи пядей во лбу, никогда не выработает решение, которое устроит всех. Работать таким образом мне нравится, я работаю большой командой. Поэтому все более или менее ничего…

И еще, знаете, надо, чтобы было много работы. Когда директор заваливает коллектив работой, то, во-первых, ни у кого нет времени вести подковерные игры, обсуждать неприятности и решать, против кого дружим, что очень свойственно театральным коллективам. Во-вторых, за большую работу все могут получать большие деньги. А если люди много зарабатывают — они стимулированы работать дальше, а не думать, на что кормить ребенка и купить лекарства. Эти вопросы у них закрыты заработками, они независимы. Когда артист в каком-то театре получает 12 тысяч рублей — я в принципе не понимаю, как он может жить, а не то что играть.

Дмитревская Какая в театре зарплата?

Воробьев Мы входим в семерку бюджетных учреждений Москвы с самой высокой средней зарплатой по основному персоналу — 80 с половиной тысяч рублей. Артисты получают прибавку за каждый сыгранный спектакль и каждый репетиционный час. Плюс к этому есть еще и премии, примерно два раза в год. Размер фонда заработной платы Мастерской Фоменко в полтора раза выше всей государственной субсидии, которую нам дает город Москва (налоги, коммуналка, техническое оснащение, ремонт, бензин, картриджи и пр. — все). То есть мы старательно и мощно работаем, за прошлый сезон выпустили шесть спектаклей, потратив 35 миллионов рублей (при этом в гос. субсидии не заложено ни копейки на создание новых постановок).

612 мероприятий за год. Что это значит? Мы показали 582 спектакля, плюс еще концерты (Люка Дебарг, например, играл 18 июня сольный концерт на «Стейнвее», на 5 марта запланирован концерт на двух «Стейнвеях» Бориса Березовского и Дмитрия Маслеева), прошли выставки Юрия Купера, Эрика Булатова. Понимаете, какие масштабы работы? А есть и свое: например, образовалась рок-группа из наших артистов, сделали презентацию альбома…

Дмитревская Книги издаете прекрасные. Вот недавно — книга Михаила Левитина о Петре Наумовиче… Андрей Михайлович, а в каком году вы попали в театр Фоменко?

Воробьев В 1993 году. Театра еще не было, а был гитисовский фестиваль «Все спектакли Мастерской Фоменко», куда меня позвали в качестве администратора, и я помогал вкручивать лампочки и таскать столы-стулья. Естественно, участвовал в подготовке учредительных документов, ездил в мэрию, а потом Лужков подписал распоряжение о создании театра, и я поработал главным администратором. Но ушел с этой должности довольно быстро по причине конфликта с тогдашним первым директором и работал (уходить уже не хотелось, я полюбил театр) и помрежем, и монтировщиком, и первым театральным водителем, организовывал буфет на всех площадках, где мы играли, потом стал помощником худрука, зав. труппой, заместителем директора. И не собирался становиться директором, мне просто нравилось принимать участие в создании такого дела, которого не было никогда. Но пришлось.

Знаете, у нас же есть группа «основоположников», и я всегда говорю им: люди, мы живем уникально, очень мало людей сегодня могут гордиться так проживаемой жизнью — до нас этого не было, а с нами это появилось и стало важным событием. Наш театр делает честь отечественной культуре, создает потрясающие спектакли, деятельность его вписана целыми главами в историю отечественного театра уже сегодня. Мы не напрасно существуем, мы играем некоторые спектакли по 10, а то и по 20 лет, наши спектакли выдерживают иногда 250–300 показов. Разве это не лучшая характеристика русского репертуарного драматического театра с точки зрения его традиций? По-моему, это так.

Дмитревская У Мастерской Фоменко есть особенность: она рождает огромное количество фанатов, оголтелых поклонников, «сырих».

Воробьев С холодным носом не бывает ничего. Только если ты отдаешься этому делу с головой (и тогда твои дети растут безотцовщиной, и жену ты видишь эпизодически, и к родителям заскакиваешь редко, чтобы сунуть какую-то маленькую денежку и порадоваться, что они еще живы, а даже чаю с ними попить у тебя нет времени) — тогда получается театр. Первые годы у нас не было ни выходных, ни отпусков, работали практически бесплатно, получали крохи, слезы, все работали на второй и на третьей работе. И сегодня, когда все получают очень прилично, многие все равно где-то подрабатывают, потому что так привыкли — работать много. В Мастерской созданы замечательные условия. Звукостудия, которую я лично курирую. В нее вложены огромные деньги, в ней фантастические программы, блестящее оборудование, замечательные специалисты. В ней мы создаем не только фонограммы для новых спектаклей, артисты пишут там свои альбомы, диски. Но они работают не только на радио, в кино и на телевидении, но и волонтерски — для поддержки своей совести и души.

Дмитревская При этом у вас народу все больше и больше, стажерские группы… В прошлом году Каменькович говорил мне, что репетируют в каждом углу.

Воробьев Мы стараемся сохранять тот статус, которым нас наградил Юрий Михайлович Лужков, подписывая учреждение театра: театр-мастерская. Это очень важно, когда на каждом шагу — в буфете, туалете, на лестнице, в курилке — идет репетиционный процесс. И люди не говорят о политике, финансах, сплетнях, будоражащих умы цивилизованного человечества, они говорят о главном — о своей работе. Им ничто не интересно так, как это. И их союзниками должны быть все — парикмахеры, гримеры, реквизиторы, радисты, осветители, монтировщики. Все они создают свое индивидуальное произведение искусства. А из их совокупности рождается результат. Если эти люди не найдут общего языка и не согласуют свои произведения искусства — спектакля не будет.

Дмитревская А ваше собственное директорское настроение зависит от качества спектаклей? Они же не всегда так уж хороши?

Воробьев С одной стороны, я не должен хорошо разбираться в театральном искусстве. Если я хорошо разбираюсь — я становлюсь альтернативой художественному руководителю, а у нас в театре двуначалие: худрук следит за качеством репертуара, а я — за надлежащим исполнением федерального законодательства, ненарушением законов нашей страны. Поэтому, по большому счету, мне негоже хорошо разбираться в театре.

Но проблема в том, что я и театр, и тех, кто его делает, очень люблю, и когда происходит очередная сдача спектакля руководству и в зале сидят Каменькович—Воробьев — первое, что я себе говорю: «Я никого не знаю, не люблю и вижу первый раз». Но сердце полностью не отключишь, да и сдача спектакля — это не спектакль, а артисты особые люди: что им пахать, когда в пустом зале только начальники, а не зрители? Театр рождается, когда зал битком: артисты послали энергию, она к ним вернулась, и в процессе этого обмена рождается драматический театр.

Дмитревская А какие ваши любимые спектакли за историю Мастерской?

Воробьев Спросите меня лучше, кого из своих трех детей я больше люблю… Спектакли — те же дети: один кривенько растет, инвалид, но от этого люблю его больше, другой красивый, наливной — он хлеб в дом приносит…

Дмитревская А бывает, что смотрите — и понимаете: лучше бы этого в репертуаре не было…

Воробьев У нас такое бывает редко, мы серьезно подходим к созданию спектаклей. Обычно все начинается с проб. И коллектив театра может понять направление будущей работы. А если предложение принято — директор обязан спланировать график выпуска, финансы, организовать творческую команду, заключить договоры, обеспечить спектаклю все необходимые ингредиенты (потому что если ты будешь плохо кормить беременную женщину — она вряд ли выносит здорового ребенка) и молить господа, чтобы помог. Больше от меня ничего не зависит. Хотя были два случая в Мастерской, когда Петр Наумович прекратил работу над почти готовыми спектаклями, других режиссеров, признав их творческой неудачей и не видя дальнейшей перспективы.

Дмитревская И как при этом у вас с долгосрочным планированием и 44-м ФЗ?

Воробьев Катастрофа. Это безумие, оно связывает по рукам и ногам и дико мешает. Я прекрасно понимаю, что 223-й и 44-й ФЗ появились неслучайно, что государство нуждается в том, чтобы регулировать правильность и праведность расходования бюджетных средств, что государство хочет создать конкурентоспособную среду. Законы по идее правильные, но проблема в том, что они несовершенны, они написаны как универсальные, а универсального закона для птицеводческой фермы, металлургического завода и театра быть не может. Слишком разные профили деятельности и нюансы. Для культуры, образования и здравоохранения 44-й ФЗ должен учитывать специфику.

Дмитревская Принятие этих законов не уменьшает количества злоупотреблений…

Воробьев Все тайное когда-нибудь становится явным, это только говорят, что строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения. Ничего подобного. Прокуратура и счетная палата не дремлют. Все равно не через год, так через три придут, увидят и накажут. И правильно сделают, закон надо исполнять. Другое дело, что федеральное законодательство надо совершенствовать, и было бы здорово, чтобы наше правительство учитывало мнение специалистов — тех, кому закон исполнять. Под воздействием культурной среды 94-й ФЗ претерпел в свое время серьезнейшие изменения. В этом направлении нам всем следует трудиться и дальше. Как ты можешь составить на год вперед план-график со всеми расходами, когда у художника семь пятниц на неделе?

А самое страшное — мы не защищены от недобросовестных поставщиков и исполнителей. Какая-нибудь дурацкая команда выигрывает конкурс или аукцион с понижением на 70 %, и ты понимаешь, что за оставшиеся 30 % они не смогут выполнить свои обязательства по государственному контракту… И шлют тебе на следующий день гонцов, чтобы что-то обсудить. А что обсуждать? Я ни с кем не встречаюсь: выиграли, подписали, посмотрели месяц, что ничего не происходит, — начинаем процесс расторжения. А дальше — работа, которую надо правильно вести согласно всем подзаконным актам и инструкциям. И ты судишься год-два-три с организациями, которые не должны были вообще браться за эту работу.

Дмитревская На это уходит жизнь?

Воробьев 90 % рабочего времени я вместе с юристами трачу на то, чтобы не нарушить федеральное законодательство. А вообще-то я должен на это тратить 10 %, а остальное — на свое основное предназначение: создание и прокат репертуара, участие в фестивалях, на полиграфию, издание книг, организацию всяких мероприятий. Вот моя работа, она творческая, а я занимаюсь юридическими вещами, которые вообще-то на фиг никому не нужны, но мы находимся в таком положении, что или я этим занимаюсь — или пойду через пару-тройку лет с пятью годами дисквалификации улицу чистить. А я не хочу. Потому что у меня коллектив почти 400 человек и многие из них уже в течение многих лет связывают свою жизнь с Мастерской П. Фоменко. И они мне верят. Я не должен их предать. А если случится, что я разорю театр, получится, что я их обманул и они, понадеявшись на меня и перспективу долгой жизни в этом театре, — пойдут в рождественскую ночь по улице безработными, заглядывая в окна, где смех и шампанское… Это кошмарный сон директора, и делаешь все, чтобы он не сбылся. В этом тебе должны помочь твои замы по планированию, юристы, контрактная служба и так далее. Есть масса законодательных противоречий, мы пишем-пишем-пишем бумаги…

Дмитревская А накопительная усталость?

Воробьев Я знаю, как с этим справляться.

Во-первых, не надо верить и надеяться, что ты сейчас разгребешь авгиевы конюшни и дальше будет легче. Дальше будет только тяжелее, а легко не будет никогда. Как говорил Петр Наумович, «трудно первые сто лет».

И второе. Надо заниматься делом, без которого ты жить не можешь, на которое едешь, как именинник, надушившись и в свежевыстиранной рубашке. Потому что вообще-то больше никуда ты не можешь ехать. И когда ты получаешь зарплату за эту свою работу — это должно быть для тебя удивление. Ты ж работал за счастье, а тебе еще и деньги… Конечно, если по молодости я работал естественным образом по шестнадцать часов и спал по четыре, то сейчас годы приходят, организм ветшает и работать до глубокой ночи тебе позволяют обязательные семь-восемь часов сна в сутки.

Дмитревская Вы преподаете.

Воробьев У меня курс на продюсерском факультете Школы-студии МХАТ. И мы затеяли с ними сумасшедший проект. Я подумал, что продюсеров обучать теоретически — полный идиотизм, что надо искать другую систему. И очень благодарен Игорю Яковлевичу Золотовицкому и Владимиру Георгиевичу Урину за то, что дали добро попробовать.

Это своего рода новация — создать систему практического обучения. Помимо всех тех дисциплин, которые входят в общую программу, мои студенты год изучали законодательство и определялись с тем, какой вид юридического лица мог бы стать инструментом для их практической деятельности. Они избрали АНО, сами написали устав, положение о членстве, сами подготовили документы, заплатили пошлины, нашли учредителей, договорились, чтобы те дали им определенные деньги. Я контролировал этот процесс, но все делали они сами. Зарегистрировали АНО под названием «Студия-711», открыли счет в банке ВТБ-24, занимаемся фандрайзингом, ищем деньги, и уже у нас пошли проекты, которые они придумывают, защищают, находят финансирование и исполняют.

В частности, одна девочка, Саша Горяинова, сняла уже три документальных фильма. И если первый был чисто учебным, то третий фильм — уже профессиональная работа с привлечением оператора, звуковика, арендой оборудования, уже верстка осуществлялась на профессиональном компьютере, был художник по титрам… Они сейчас снимают с вгиковскими студентами художественный фильм, где три профессиональных артиста, они арендуют вагоны, пути и вокзалы у РЖД, пишут письма, заключают договоры, выплачивают налоги, они не забывают о питании на съемочной площадке — то есть работают в режиме серьезной взрослой сметы. Продвижение этих сперва убыточных фильмов — это дальнейшая наша работа.

Другой вариант. В прошлом сезоне Кирилл Пирогов сделал с курсом Александра Коручекова очень хороший спектакль «Генрих IV». Он выдержал семь показов, но курс выпустился. Спектакль должен был умереть. Мы не согласились с этой несправедливостью и продлили его жизнь как минимум еще на сезон. Они заключили договоры со всеми артистами, арендуют помещения, в частности Мастерскую Фоменко, выкупили костюмы и декорации, что-то доделали.

Параллельно есть юридический договор с курсом Олега Львовича Кудряшова, и Светлана Васильевна Землякова выпустила в период отпуска в театре Фоменко спектакль-концерт по поэзии и дневникам Серебряного века. Мои продюсеры заключают договоры и с работниками Мастерской, которые обслуживают спектакль, и с ГИТИСом… На этот спектакль 100 % аншлаги!

А студентка Люба Песикова заявила проект, защитила смету, и АНО согласилось выделить ей необходимую сумму. Она выпустила тираж детских раскрасок, предварительно объявив конкурс между пятью художниками. Провела мониторинг ценообразования по московским магазинам и, определив цену, выстроила схему так, что потенциальные расходы меньше потенциальных доходов, выбрала типографию, издала 3000 экземпляров, и мы собираемся заработать на этом проекте на 500 тысяч рублей больше, чем потратило АНО.

То есть за второй курс студенты (на курсе 20 человек) набрали довольно много практической работы. Кто-то активно вкладывается, кто-то вял и, может быть, не пойдет по этому пути. Но мы никого не загоняем в рай. Моя задача — создать максимально питательную среду. Как и в театре. Но только 10 % выпускников-продюсеров остается в искусстве, остальные уходят в бизнес, в экономику, в чиновники.

Дмитревская Есть какой-то директорский алгоритм?

Воробьев У директора есть пять позиций.

Первая. Мониторинг окружающего мира. Что проходит у коллег (конкурентов), что они ставят, что имеет успех, что не востребовано и по каким причинам?

Второе. На основании этого возникают идеи и выстраивается организационное и финансовое планирование.

Третье. Я должен расставить предельно прозрачные, понятные и непересекающиеся задачи между членами коллектива. Чтобы два человека не выполняли одно и то же.

Четвертое. Я должен людей мотивировать, чтобы они хотели это делать. Тут и кнут, и пряник, и доброе слово, и деньги.

Пятое. Я должен наладить учет и контроль.

Больше ничего. Все остальное делают другие. Директор — кондуктор: сидит и дергает за веревочки, только осторожно. Но по большому счету директор получает признание и славу, когда в коллективе все хорошо. И тут оказывается, что это потому, что директор хороший. А это не так. Это зависит от команды, от степени их доверия, уважения.

Ко мне артисты не открывают дверь ногой, потому что она всегда открыта. Это важно.

Дмитревская У вас стабильный коллектив?

Воробьев Текучка только в двух подразделениях: гардероб и служба приема зрителей (капельдинеры, билетеры). По одной простой причине. Категорическое мое требование: тут не должно быть профессиональных сотрудников, эти места созданы для студентов, которые днем учатся, а вечером свободны. Они приходят в театр, получают бесплатное питание, отработав перед спектаклем, могут весь первый акт сидеть учиться со своими гаджетами и конспектами. При этом они получают приличную зарплату. Им не приходится, как Михайле Ломоносову, проедать деньги, отпущенные государством на чернила, и писать сажей. А поскольку они студенты — заканчивается обучение, меняются обстоятельства, они уходят. В остальных подразделениях текучка близка к нулю.

Дмитревская А вы в театры ходите?

Воробьев Нечасто. Как директор я обязан контролировать самое главное в театре — репертуар. У нас выстроена жесткая контрольная система: за каждым спектаклем закреплен режиссер (в зале) и актер (внутри). Я чаще всего сижу в кабинете, работаю с графиками, отчетностью, письмами, но слежу по монитору за одним из двух идущих этим вечером спектаклей. Я знаю их наизусть — до пауз и ударений. И по окончании спектакля у нас проходит техническая пятиминутка: помреж, режиссер, артист, представитель каждого цеха и я. Чаще всего она состоит из двух фраз («все в порядке, всем спасибо»), но если во время спектакля возникли проблемы — они тут же решаются, будь то перешивка костюма, плохо закрепленный откос, накладка звуковика или не вовремя произошедшая световая перекачка. Благодаря этому спектакли живут долгие годы.

И я доверяю своим сотрудникам — они фанаты. Но никто не отменяет учет и контроль, я принимаю участие в 70 % технических пятиминуток. Уезжаю из театра глубоко за полночь, оказываюсь дома к часу. И если буду уезжать в 6 вечера — через полгода, через год репертуар развалится. Я уверен в этом.

Смотреть чужие спектакли мне часто мешает профессия. Не могу отключиться: сколько они потратили на этот эффект, что за оборудование стоит, где заказывали экран и за сколько растаможивали?

Дмитревская А что было зрительским потрясением в жизни?

Воробьев Литовский «Маскарад» Туминаса. Он гений, абсолютный гений! «Братья и сестры» Додина — впечатление, которое не покинет тебя никогда. Спектакли Валентина Николаевича Плучека, я был его фанатом, особенно «Трехгрошовая опера», «Женитьба Фигаро», «Горе от ума». Конечно, все спектакли с участием Леонида Маркова в театре Моссовета. Он был гипнотизер. В театре Гоголя, где были пустые залы, безумный успех имел спектакль «Пролетая над гнездом кукушки». А еще была Раневская в «Правда хорошо, а счастье лучше»… Заметьте, я больше склоняюсь к советскому периоду. Там были прекрасные спектакли.

Дмитревская Ну, потому что это молодость была…

Воробьев Нет, проходных спектаклей было процентов 30, вроде «Пены» в той же Сатире. Даже театр мимики и жеста был прекрасен, там был великий спектакль «Гойя».

Дмитревская Это поразительный эффект. Вчера давала установку только что принятым магистрам. И поймала себя на том, что привожу все примеры из далекого прошлого. Метафора? Давний Някрошюс. Сценографическая образность? Боровский, Кочергин, Бархин. Парадоксальное распределение? Эфрос, Любимов, Товстоногов. А ведь для студентов это преданья старины глубокой…

Воробьев Есть ответ. Раньше был правильный профессиональный театр: людей выучивали, и они работали. А сегодня время поиска, когда большая часть театральных людей не удовлетворена русским репертуарным драматическим театром и нуждается в прорыве. Этот прорыв, видимо, назрел, и идет дикая волна эксперимента и поиска. И люди разучились говорить о том, о чем в театре всегда говорили. Нужно что-то особенное, как угодно — только не нормально. Сама среда обитания и наше мышление меняются. Человек сегодня не хочет думать, не хочет снять с полки книгу, мне не надо помнить телефоны близких, мы не пишем письма.

Хотя много и хорошего. Не расшаркиваюсь перед нашим государством, но считаю, что Россия, конечно, преодолела страшный период 90-х, бесправия, голода и бессовестности, и сегодня задышала как настоящее государство. И спасибо правительству и президенту за то, что они сделали. Можно как угодно их критиковать, но мы свободны: без чьей-то указки делаем такое искусство, какое чувствуем, много гастролируем, мы можем получить визу, выехать за границу. Если художника что-то не устраивает, он волен уехать совсем. Мы побороли много проблем, на улицах не стреляют, идет спокойная жизнь, нет бесправия, но сохранились свободы 90-х. В советское время и школа давала потрясающее образование, и судьба была определена, и людям было нечего делать, потому они мыслили, читали, дискутировали о судьбе вселенной, писали письма и вели дневники. Эта культура устарела, она вытеснена. Но ведь вообще по большому счету ничего не изменилось со времен Аристофана. В семье, в дружбе, в политике все так же. Человек не изменяется.

Дмитревская У Стоппарда в «Аркадии» есть замечательные слова: «Мы все время pоняем и подбиpаем. Мы словно пyтники, котоpые несyт в pyках всю свою поклажy, — что выpоним мы, то подбеpyт идyщие за нами. Мы yмиpаем в пyти, но пyть лишь один, так что ничего не исчезает».

Воробьев Вот именно. Но сегодня всем некогда, бешеный ритм, две-три работы, желание съездить за границу.

Дмитревская У 90 % страны нет денег поехать.

Воробьев У какого-то процента есть, а те, у кого нет, может, и не стремятся никуда. Я знаю многих людей, которые когда-то жили в полной нищете, а сегодня они очень богаты. Все зависит от внутренней энергии человека. Даже в Москве большое количество тех, кто брюзжит: мы живем на маленькие деньги. Но они живут в квартирах, которые стоят миллион долларов. Рискни, заложи квартиру, положи деньги в основу бизнеса. Никто не хочет. Хотят многого кроме одного — пошевелить пальцем.

Я вообще часто думаю: какой я счастливый человек. Я родился в СССР, пережил рождение новой России, голод, безработицу, кошмар, становление государства, мы поднялись с колен и прилично живем, посмотрите: строятся новые театры, школы, больницы, новые дороги, развязки.

Дмитревская Это в Москве…

Воробьев В Воронеже давно были?

Дмитревская Воронеж — уникальный случай уникального губернатора Гордеева.

Воробьев У нас слишком большая страна, чтобы за такой короткий период навести в ней порядок. Можно, конечно, применить силовой прием. Это уже было. Но не возвращать же сталинские репрессии, не расстреливать же. Сегодня мы живем в прекрасное время. И насколько меньше повезло родившимся, скажем, во время Второй мировой войны. Они почти ничего не видели, не побывали на Лазурном берегу, не ели икры, а мечтали о хлебе, как о шоколаде. И постоянная угроза гибели. Если не от снаряда, то от голода…

Дмитревская Какой Лазурный берег?.. Мои одноклассники не имеют возможности приехать ко мне в Питер… Вся средняя Россия бежит на работу в Москву.

Воробьев В Испании безработица 25 %, это существенно выше, чем у нас. А среди молодежи — 50 %. У нас результаты получше.

Мы тоже много ездим, картина, конечно, разная и зависит только от людей. Ради чего ты живешь. У нашего театра гос. субсидия меньше многих театров Москве. Но есть смысл жизни. Национальная идея сейчас не всем ясна, хотя она правильная сама по себе. Но сидит чиновник и думает только о том, как однажды он подпишет единственный, самый важный в его жизни документ и тут же вылетит из Шереметьева. Нужно управлять страной так, чтобы не правили олигархи и сохранялись институты демократии, нужно, чтобы люди поверили, что они хозяева жизни. Это вопрос не лет и даже не десятилетий.

Дмитревская Именно поэтому зверски вырубается и горит тайга, а сибирские реки до верху полны топляка. Японцы готовы расчистить реки за этот топляк, как рассказывали мне местные жители, но власть не дает, а сами не чистят.

Воробьев Может быть, это ресурс для будущих поколений. На великих канадских озерах была такая же ситуация сто лет тому назад. А потом появилась компания, придумала способ подъема этой моченой лиственницы воздушной подушкой, и каждое бревно стоило 10000 долларов. Крутой бизнес. Налоги государству огромные. Все разумно, все к лучшему, все промысел господа. Человек же всегда хочет все сразу и часто — не по заслугам. Корень всех проблем надо искать в себе. Ты сам не хочешь сделать ничего, чтобы жизнь вокруг изменилась. Конечно, власть — страшная штука, кто только туда не лезет, но мы должны пытаться.

Дмитревская Да что власть, сколько желания властвовать, интриговать, влиять, запрещать и разрешать в нашей среде, а если еще уже — у моих коллег.

Воробьев Сколько раз я видел людей, с которыми меня связывали дружеские, приятельские отношения и которые шли во власть. И наступала внезапная задумчивость во взгляде, холодность во взаимоотношениях, вдруг оттопыривались губы, надувались щеки… Карл Маркс был великим человеком: «Бытие определяет сознание».

Дмитревская Ну, я-то считаю, что у интеллигента сознание определяет бытие.

Воробьев Может быть. Но возьмем 30-е годы: сколько интеллигентов меняли свое сознание в зависимости от бытия… Вера Инбер прожила всю свою жизнь в страхе из-за того, что в их доме в детстве проводил время маленький Лева Бронштейн, будущий Троцкий, но это не помешало ей сыграть не самую положительную роль в жизни многих творческих людей. Подобных примеров в нашей истории множество…

Не приведи господь оказаться в ситуации пограничного смертельного выбора.

Дмитревская Андрей Михайлович, а чем отапливаете столько лет идею Мастерской?

Воробьев Пытаемся сохранить Мастерскую как ее создал Петр Наумович. Он ведь никогда себя не берег, и болезни, которые сопутствовали ему последние годы, были нажиты вследствие безумной работы, а не гульбы. Он себя просто уничтожал: со всеми его тремя инфарктами, четырьмя шунтами, восемью клиническими смертями сидел за столиком, репетируя по шесть часов подряд, не выходя в туалет. И вся его физиология отключалась, будто умирала, а работала только душа! А когда репетиция заканчивалась — он сползал по стенке без сил. Только таким образом рождалось искусство у человека, израненного жизнью, людьми, властью, только так оно вообще и может быть.

Дмитревская Театр — место прекрасной эмиграции от жизни и себя, великая имитация другой жизни…

Воробьев Это не другая жизнь, это жизнь людей, непохожих на других. В ней есть место всему: и творчеству, и четкому графику, и дисциплине. Я сам лично верстаю репертуар театра по дням и часам 22 года. В большинстве театров этим занимается реп. контора. Я не могу этого позволить. С одной стороны, я должен все просчитать, чтобы выйти на необходимый доход, зная, в какой день и что лучше продастся. Но, с другой, я понимаю, в каком порядке я ставлю спектакли для этого конкретного артиста (три трудных спектакля подряд я не поставлю, дам выходной). Потому что наши артисты не имитируют, они впускают в свою физиологическую оболочку другого человека, это огромные затраты сердца и души, им надо отдыхать.

Дмитревская А из-за съемок план не страдает?

Воробьев У нас почти нет проблем, все снимаются в дни, свободные от театра (я не могу поставить экономику театра в зависимость от съемок даже кого-то из основоположников). У нас это договорено. Так же, как на спектакли (даже если они играют в этом спектакле) они покупают билеты в кассе театра. Потому что был простой разговор: вы зарплату хотите чем получать — деньгами или бесплатными приглашениями для врачей-учителей? Деньги предпочтительнее — сказали они. Ну, и все. Условия, равные для всех. Вот у меня на столе видите толстую пачку? Это билеты за прошедший сезон, которые я купил для коллег, мамы, жены, друзей в Мастерской Фоменко за свои деньги… Это правильно. Это чистота жанра.

Ноябрь 2016 г.