С момента выхода молодежного номера «Петербургского театрального журнала» о социальном театре, где было и интервью со мной о спектакле «Холодильник — для пломбира!», созданном нами вместе с подростками разных национальностей, прошло уже три года. Что-то за это время изменилось: по крайней мере нет такого острого ощущения одиночества. Постепенно увеличивается количество артистов, режиссеров, художников, драматургов, обращающих внимание на мир за стенами театра, осознающих огромные возможности театра: от личной и групповой терапии до политических акций, от возможностей выражения солидарности по любому поводу до возможностей делиться знаниями. На сцену выходят новые герои — не актеры, представители какой-то социальной группы, эксперты жизни, неизвестной нам. Появились спектакли и проекты «Новые люди» (подростки на сцене БДТ), «Язык птиц» (с людьми с особенностями развития), «НеПРИКАСАЕМЫЕ» (с участием бездомных), а в Москве — проект «Прикасаемые» (с участием слепоглухих людей). В программах петербургского и московского культурных форумов появилась секция «Социальный театр», а Гете-институт в Санкт-Петербурге запустил онлайн журнал «Культурное просвещение». Театр «Зазеркалье» при поддержке того же Гете-института запускает проект «Испытай себя!», где молодым режиссерам предлагается создать эскизы спектаклей совместно с подростками. А еще, а еще… в общем, народилось какое-то количество проектов за эти три года! И очень хочется, чтобы это молодое зеленое поле расширялось, цвело, приносило новые плоды.

В то же время за эти годы у меня появилось и много вопросов: к самой себе, к методам и этике социального театра — как мы работаем с людьми, приглашенными участвовать в проекте. Уже почти год я живу в Германии и наблюдаю за работой режиссеров, активистов, педагогов, занимающихся тем, что мы называем «социальным театром», а они называют «театральной педагогикой», «комьюнити-театром», «театром для социальных изменений» или просто «театром». В мае этого года я оказалась в небольшом немецком городе Карлсруэ на третьей конференции, посвященной новому для Германии направлению под названием «Burgerbuhne», или «Volkstheater» (Сцена граждан / Театр граждан). Это профессиональный театр, на сцену которого выходят непрофессиональные актеры: жители города или представители какой-либо социальной группы. На этой конференции, собравшей режиссеров, драматургов и менеджеров со всей Германии, я увидела плакат с десятью высказываниями, заставивший меня остановиться и задуматься. Текст, как я узнала позже, был написан Таней Канас, художественным руководителем «Райз» (RISE) — первой и единственной австралийской правозащитной организации, созданной и управляемой беженцами и бывшими заключенными. Мне показалось важным перевести текст их небольшого манифеста на русский язык и поделиться им с моими коллегами, уже работающими или только начинающими работать с какой-то социальной группой (я думаю, что многие пункты этого манифеста организации беженцев могут быть перенесены на проекты с другими сообществами).

Мне кажется, что в этом тексте содержится целый ряд хороших вопросов, которые мы как художники можем / должны себе задавать. Я надеюсь, что текст покажется вам по крайней мере занимательным, а может быть, и полезным. Да не остановят нас наши размышления от шага за стены театра, но пусть шаги наши будут осознаны!

Ада МУХИНА, режиссер, куратор, основатель театрального проекта «Вместе»

P. S. В тексте слово «комьюнити» (community) означает сообщество людей, объединенных по какому-либо признаку: месту жительства (жители северного Ливерпуля), идентификации, социальному статусу (безработные) и т. д., а слово «художник» (artist) употребляется в широком смысле и означает представителя любой творческой профессии.

ДЕСЯТЬ ВЕЩЕЙ, НАД КОТОРЫМИ ХУДОЖНИК ДОЛЖЕН ЗАДУМАТЬСЯ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ НАЧАТЬ РАБОТУ С НАШИМ КОМЬЮНИТИ БЕЖЕНЦЕВ, ЕСЛИ ОН САМ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ БЕЖЕНЦЕМ

Огромное количество художников (творческих деятелей) обращалось к нам, чтобы найти участников для своих будущих проектов. Часто они заявляют, что хотят показать «человеческую сторону нашей истории», руководствуясь ложным представлением о своей нейтральности и ограниченным пониманием своих собственных предрассудков, привилегий и рамок.

1. Процесс, а не результат

Мы — не ресурс для твоего будущего творческого проекта. Ты можешь быть талантлив в своей сфере деятельности, но это не означает, что ты автоматически этичен и ответственен в процессе своей работы. Ты должен понимать методы работы с комьюнити, но имей в виду, что эффективность этих методов не до конца доказана. Какие люди и организации получают выгоду от работы с нами?

2. Критически осмысли свои намерения

Наша каждодневная борьба — это не удобный случай, как и наши тела — это не валюта, с помощью которой ты можешь построить свою карьеру. Вместо того чтобы фокусироваться на «другом» («где мне найти беженцев?» и т. д.), подвергни критическому анализу свои собственные намерения. Какова твоя мотивация для работы с этой конкретной темой? Почему именно сейчас?

3. Осознай свои собственные привилегии

Какие предубеждения и какие намерения (даже если ты полагаешь, что твои намерения исключительно «благие») ты приносишь с собой? Какие социальные роли (и какую власть) ты привносишь вместе с собой в пространство? Осознавай, сколько места занимаешь ты сам. Осознавай, когда нужно сделать шаг назад.

4. Участие не всегда является позитивным и мотивирующим

Твой проект может подразумевать элементы нашего участия, но ты должен понимать, что это легко может стать ограничивающим, чисто символическим и снисходительным жестом. Твои требования поделиться с тобой нашими историями могут так же легко сделать нас более бессильными и демотивированными, чем мы были до этого. Какими рамками ты уже ограничил наше участие? Чью власть подкрепляют эти рамки? Какие отношения с нами ты выстраиваешь?

5. Представление или представительство

Осознай разницу!

6. Пространство не становится безопасным только потому, что ты так сказал

Создание «безопасного пространства» для членов комьюнити требует долгосрочной работы вместе с нами, солидарности и твоего вовлечения.

7. Не ожидай нашей благодарности

Мы — не твой следующий интересный арт-проект. Наше комьюнити не сидит в ожидании того, когда лично ты осознаешь нашу ситуацию и решишь осветить ее с помощью твоего искусства.

8. Не уменьшай нас до одной темы

Мы — цельные личности с разнообразным опытом, знаниями и умениями. Мы можем говорить о многих вещах; не уменьшай нас до одного сюжета.

9. Проведи свое собственное исследование

Узнай о том, какая схожая работа уже была проведена. Узнай в деталях, чем отличаются организации и проекты. Только потому что мы можем работать с одним и тем же комьюнити — это не означает, что мы работаем одним и тем же образом.

10. Искусство не нейтрально

Наше комьюнити было вовлечено в политическую деятельность, и любой арт-проект, который будет реализован с нами или нами, будет политическим по своему существу. Если ты хочешь вместе с нами построить наше комьюнити, знай, что твои арт-проекты не могут быть нейтральными.

Текст: Таня КАНАС (Tania CANAS), художественный руководитель и член организации «RISE»
Перевод Ады МУХИНОЙ

 

В последние годы во многих театрах Германии стал активно развиваться партисипаторный театр (театр участия) — новая междисциплинарная и экспериментальная форма искусства, которая часто существует в театре как самостоятельный отдел под названием «Сцена граждан» (Burgerbuhne) или, как у нас в Карлсруэ, — «Театр граждан» (Volkstheater).

В этой новой форме искусства люди, живущие в городе, выступают на сцене в качестве экспертов своей собственной жизни или профессии. Нынешняя политическая ситуация принесла новые испытания для театра как трибуны, находящейся в центре общества (можно даже сказать, что театр сегодня — сердце общества). До этого многие культурные учреждения по всей Германии активно участвовали в социальной помощи беженцам. Однако после первых месяцев желание броситься помогать уступило место мыслям о том, что театр может сделать как культурная институция и как театр позиционирует себя с точки зрения искусства в этой переломной общественно-политической ситуации.

В этот самый момент новая молодая форма «Сцена граждан» стала особенно востребованной. Она объединяет возможности участия искусства в жизни городского сообщества, быстрого создания постановки и непосредственной работы с темой беженцев. «Сцена граждан» должна работать с общественно значимыми темами напрямую, используя при этом искусство. Перед нами стоит задача организовать взаимодействие между вновь прибывшими горожанами и людьми, давно живущими в городе, посредством искусства и совместной игры — на пути к новой общности и новым «Мы». Этот путь связан с чувством неуверенности в том, как следует обращаться с историями о пережитом в недавнем прошлом большом страдании, с болезненными — и порой травматическими — воспоминаниями беженцев. До сих пор я не нашла для себя абсолютно правильного подхода. Часто биографические истории переносятся на сцену самым простым путем: документально, как в репортаже, без какой-либо эстетической обработки. Во многих случаях выступающие — это те, кто пережил рассказанные истории. Подлинность, которая стала для «Сцены граждан» основополагающей чертой, доводится в данном случае до предела. Однако здесь чрезвычайно важным становится вопрос о создании безопасного пространства для людей, которые профессионально не обучались выступать на сцене. Чтобы создать это безопасное пространство, театральные деятели должны обладать повышенной чувствительностью и искать индивидуальные эстетические решения, которые постоянно должны ими переосмысляться. Исторически искусство постоянно находилось в поиске отношений между буквальным отражением реальности и художественным взглядом на реальность. Эти вопросы сейчас становятся актуальны как никогда.

Беата Анна ШМУТЦ, руководитель отдела «Фолькстеатр» (Театра граждан) Баденский государственный театр Карлсруэ (Германия)

 

Внятный, сильный текст — сильный именно своей бескомпромиссностью, нетолерантностью. Мы привыкли в нашей погоне за определенностью (ясностью, разбором, анализом, ярлыками — что, по большому счету, одно и то же) связывать социальный театр с лояльными, деликатными, примиряющими жестами. В этом тексте есть ярость. Доверяя языковой чуткости Ады Мухиной, которая сделала перевод, я рискну увидеть в тексте именно ярость, гнев и любовь.

То есть то, что всегда движет настоящим творчеством.

В этом тексте, несмотря на его остерегающие, останавливающие интонации, есть приглашение. Приглашение быть, стать.

Я сам занимаюсь со студентами центра «Антон тут рядом» не потому, что им нужна моя помощь, а потому, что опыт работы такого рода возвращает меня к чувственному пониманию ответственности художника. К пониманию того, что каждое движение есть работа над собой и именно посредством переделки самого себя, своего зрения, своего образа мысли — переделка мира.

Мир меняется, когда меняется мой способ смотреть на него и говорить о нем.

Мне уже давно не интересны в театре образы — вернее, то, что мы привыкли считать «образом»: мне не интересны метафоры, художественные решения, «высказывания».

Мне интересно только вопрошающее присутствие.

«Мы — не ресурс для твоего будущего творческого проекта». Но и книга, которую ты читаешь, — не материал для твоей постановки, зритель, который сидит в зале, — не потребитель твоего мнения, актер, который выходит на сцену, — не агент твоего влияния.

Кому ты даешь слово своей работой?

Призыв «задуматься», который вынесен в заглавие этого текста, всего-навсего напоминает нам о древнем принципе Оккама: не умножай сущности без необходимости.

Ничего нового, по большому счету.

«Если можешь не писать — не пиши». Чехов не проповедует апатию и отказ от прямого действия. Что остается в тебе, когда ты по капле выдавливаешь из себя раба?

Кто есть антитеза раба?

Господин?..

Тот, кто выдавил из себя раба, уже не может «не писать». Раб — человек, свободный от всякой ответственности.

Художник должен быть ответственнен. Он привносит ответственность в мир и разделяет ее со всеми — кто уже готов к ней или хотя бы готов попытаться.

БОРИС ПАВЛОВИЧ, режиссер

 

Я полностью согласен с этими десятью пунктами, под каждым готов подписаться. Согласен я и с тем, что говорит Наташа Боренко; согласен с Павлом Рудневым, рассуждающим о ноль-позиции, но, прочитав своеобразный кодекс, постулаты, похожие на заповеди, я немного поднапрягся.

С одной стороны — да, все так и есть. С другой же — «Десять вещей, о которых должен задуматься режиссер»… Режиссер никому и ничего не должен. Необходимо понимать, что чужой театральный опыт — немецкий, польский, просто опыт другого человека, хоть и соотечественника, — ничего не дает: когда человек приступает к реализации социального проекта, на его пути неминуемо возникает момент его личной, персональной социализации. Это требует погружения, изучения ситуации изнутри — руководить процессом извне здесь невозможно. А если художник будет следовать этим — или другим — теоретическим выкладкам, то ничего не получится, он ни к чему не придет. А чтобы получилось, чтобы была чистота эксперимента, грубо говоря, надо накосячить, совершить ряд ошибок. Это касается как практических, фактических ошибок, так и вопросов этики, и определения границ дозволенности.

Михаил ПАТЛАСОВ, режиссер

 

Нужны ли вообще такие правила? Да. Хотя сейчас многие сначала входят в эту воду, а потом только понимают, что надо было научиться плавать. У нас же нет школы социальных проектов (а хорошо бы, чтоб была). Всем приходится учиться на практике. Вопрос: почему тогда не слышно про ужасные и калечащие социальные проекты? Возможно, потому, что такие проекты запускают все же люди определенного склада, которые осознают ответственность за безопасность и помнят про политический контекст, которые не ограничиваются «одной темой» и пр. Мнение, что «чо-та сейчас социальный театр стал уже брендом», — это абсурд!

Социальный театр — это сложные проекты, которые запустить сложно, вести сложно, закончить сложно, пережить сложно, отпустить сложно. Кто будет ввязываться в это из-за моды?! Все же я думаю, что это потребность общества, которая растет и в художниках, ведь они всегда имеют гражданскую позицию. Благодаря этой потребности, кстати, появляются еще активисты с синдромом «спасителя» (чаще непрофессионалы) — они обычно быстро разочаровываются, потому что нельзя помочь всем… и они безвредны, а иногда даже полезны (ведь как не поюзать того, кто хочет тебе безвозмездно помочь). В общем, конечно, это хорошие правила. Только я бы первым номером поставила «свои намерения». Это как обязательное правило гигиены: «Зачем я это делаю?» Мотивация участников тоже, кстати, важна — и ее хорошо бы выяснить в начале проекта. Ведь если давать участникам идти к своей цели, решать важные вопросы, влиять на процесс, то можно застраховаться от синдрома «а не замутить ли нам интересный арт-проект», когда художники используют в своих арт-целях людей из угнетаемого комьюнити. Идеальный вариант: все осознают свою мотивацию и используют проект, чтобы достичь своего и одновременно общего результата.

Наташа БОРЕНКО, драматург, режиссер