И вот ходили мы из вечера в вечер на «БТК-фест», а кукла все не появлялась…

И израильская Яэль Расули в спектакле «Paper cut» существовала в поп-режиме, осваивая и подчиняя предметно-бумажный неживой мир своему эстрадновокальному дарованию…

И могилевский «Гамлет» непонятно почему проходил по кукольному ведомству: в «драматическом» спектакле «Счастье» Андрея Могучего, к примеру, тоже есть куклы и объекты, но никто не называет это не только театром кукол, но и театром объектов… Драматическим спектаклем могилевский «Гамлет» тоже, правда, не являлся…

И «новый цирк» приехал, привезя «Разговоры с молодым человеком». Или не цирк?

«Стол». Сцена из спектакля. Фото А. Иванова

Грань между видами театрального искусства очевидно стирается (это действительно так). Сперва стерлись межжанровые границы, теперь видовые. Но все же хотелось дождаться спектакля, где бы руки кукловода взяли, наконец, куклу, а кукла тем самым взяла права в свои руки — и произошло одушевление неживой материи. Собственно художественная ценность спектакля в театре кукол и определяется соотношением актера и куклы, двух этих природ, сопоставлением их знака и философии. Насколько необходим неживой человечек в тексте спектакля? Какие смыслы извлекает его появление? Художественная ценность не в последнюю очередь определяется и альтруизмом актера, дарящего свою живую энергию болванчику, умирающему в нем так же, как живой артист «умирает» в роли.

И тут пришел он, Моисей. И сказал: «Сейчас вы забудете об этих трех людях, которые водят меня. Один вот водит руку и попу (показал небрежно…), другой — голову, третий — ноги. Вы забудете о них, потому что у них харизмы нет, а у меня есть». И он был прав, эта кукла с тонкими ножками-веревочками и здоровенным надменным лицом, вырезанным из картонных упаковок IKEA. Кукла, водруженная на пустой стол тремя прелестными английскими актерами (два мужчины и девушка), имен которых нет в программке (обозначен только режиссер Марк Даун). Потому что герой и центр вселенной здесь кукла, Актер, решивший рассказать о последних часах жизни Моисея, о встрече его с Господом, а заодно — о природе кукольного театра, где он, кукла, — пророк, хотя есть и Господь, его призывающий, и он борется с этим «кукловодом», понимая при этом, что если Господь отпустит руки — он, Актер, пророк, живая сущность, погибнет…

Спектакль «Стол» обозначен как «эпическое кукольное представление, вдохновленное Беккетом, Библией и ИКЕА». Сам ряд определяет жанровую окраску: серьезность Библии, интеллектуальный абсурд Беккета и простота упаковки, в которую помещено содержание. Прибавьте к этому брызжущую юмором импровизацию, «спрятанный» за куклу актерский драйв (за текст и словесную импровизацию отвечает один исполнитель — левая рука и голова Моисея, но на пластическую импровизацию откликаются и другие «члены»…), прибавьте параллельный живой перевод и хохот разгоряченного зала — и это будет «Стол», покоривший Эдинбург, объездивший пятнадцать стран.

Комический эффект воздействия мрачноватого, горделивого, кичливого Моисея связан с оппозицией великого (библейский Моисей) — и маленькой беззащитной куклы, взявшей на себя роль пророка. Снижение темы не компрометирует образ, поскольку философия куклы, которую кто-то водит, сама по себе дает смысл происходящему.

«Пульчинелла-ди-Маре». Сцена из спектакля. Фото А. Иванова

Такое же сокрушительное впечатление производит на всех и крошечный Пульчинелла. Везде, куда он приезжает, итальянец Гаспаре Назуто с его спектаклем «Пульчинелла-ди-Маре» оказывается на какой-то недосягаемой вершине… Виртуоз Назуто, двадцать лет шлифующий «мастерство пищика и рук», при этом импровизирующий с залом (свидетели утверждают, что по сравнению со спектаклями в Оренбурге и Екатеринбурге, в Петербурге, а потом Челябинске его Пульчинелла изрядно пополнил палитру русских слов: начинал только с «бабУшки», а теперь свиристит и «спасибо», и «тихо», и «пожалуйста»…), внушает русскому зрителю не только эстетический восторг. Он палкой своего Пульчинеллы вбивает в нас стыд за утрату национального героя Петрушки. Конечно, работают Анатолий Архипов, Алексей и Антонина Шишигины, Всеволод Мизенин, но пока в России нет виртуозовпетрушечников уровня Назуто (недаром он получает призы на всех российских кукольных фестивалях, где появляется, и даже стал «Петрушкой Великим» на одноименном фестивале, что зафиксировало непревзойденный уровень итальянского перчаточника). Он настоящий виртуоз, создатель мастерской «Дом Пульчинеллы», скульптор и хранитель старинных секретов. И именно по его искусству мы представляем себе возможную роскошь такого театра и счастье страны, где традиция не прерывалась. Представляем по крошечному итальянскому Пульчинелле в белом колпачке и кожаной маске (как у великого Арлекина в спектакле Стрелера).

Пульчинелла — подлец и наглый убийца (как и Петрушка). И эта тварь вызывает у нас между тем умиление. Мы сочувствуем его усилиям, когда он пятнадцать минут укладывает в гробик укокошенного им человека, мы тревожимся за его тщедушное тельце, когда его хватает волк… Спектакль заставляет размышлять именно о природе куклы, незащищенность которой (хотя Пульчинелла вооружен палкой и очень опасен) способна сместить все «морально- нравственные» координаты, перевернуть смыслы и заставить сопереживать белой тряпочке, надетой на палец кукловода.

Пульчинелла мал и еле виден, но энергетически наполнен «большим человеком», кукловодом Назуто, который, сохраняя безупречный ритм, работает не только руками, но и ногами, отбивающими такт, и голосом — всем организмом, что называется, в поте лица.

Чудо оживления куклы, неживой материи действует магически. После спектакля «Стол» толпа зрителей в фойе окружила Моисея, трогала его ручки-ножки, а он буквально отвечал каждому, высоко поднимая свою картонную башку с бороденкой из нарезанного махрами картона. И так же окружают зрители взмокшего за ширмой Назуто — и он подставляет зрителям руку с ювелирным Пульчинеллой, и все жмут крохотную ручку итальянского бандита и развратника…

Словом, мы дождались. Дождались выхода куклы. Спасибо!

Марина ДМИТРЕВСКАЯ
Ноябрь 2014 г.