М. Горький. «WASSA». Курганский драматический театр.
Режиссер Антон Маликов, художник Ольга Крупатина

Молодой режиссер Антон Маликов, недавний выпускник мастерской Леонида Хейфеца, поставил в Кургане первую редакцию «Вассы Железновой », а вернее — сочинил злой и хулиганский спектакль «WASSA» о нашем новом времени женщин.

Словосочетание «Время женщин» в театральной среде связано в основном с прозой Елены Чижовой, вдруг так полюбившейся театральным режиссерам. Но в спектакле Маликова Васса кажется современницей даже не чижовских героинь, а тоже весьма популярной на сегодняшней сцене заглавной героини пьесы Ярославы Пулинович «Жанна», с той только разницей, что Жанна продукт 90-х, а Васса, ее дочь Анна и невестка Людмила — следствие гораздо более долгих и сложных процессов…

Зритель разместился на планшете сцены, сидит, щурится, вглядывается в черноту раздетой сценической коробки. На сцене кроме нескольких зрительских ярусов сооружен невысокий квадратный подиум, вместо пола — металлическая решетка. Эта решетка и есть родовое гнездо Железновых, странный и опасный их насест.

Лаконичный и узнаваемый пейзаж пережившего собственную кончину мира предлагается нам как затакт спектакля. Вот субтильная мужская фигура в офисном костюме и с большой медвежьей головой ходит вокруг подиума, где в кресле монотонно покачивается брюнетка за сорок с аккуратным каре, в кричаще-оранжевом пиджаке и темных очках. Лицо ее — непроницаемая холодная маска. Это Васса (Екатерина Горяева). А костюм с медвежьей головой — ее сын, горбун Павел (Александр Шарафутдинов). Кроме кресла на подиуме длинный черный стол. Начнется спектакль, и Васса для порядка хорошенько приложит об него и оттаскает за волосы служанку Липу (Александра Шупарская), ту самую, которая удавила своего ребенка от второго сына Вассы, Семена (Владимир Рахманов), ту самую, которая потом, послушная господам, отравит старого ловеласа дядю Прохора (Анатолий Кононов), чтобы он деньги свои из общего дела не вынимал. На этом же столе любимая Вассой невестка Людмилка (Анастасия Черных), жена неказистого Павла, будет вызывающе корчиться после «прогулок» с дядей. Но лицо останется отстраненным и непроницаемым. И истерические движения, странная раздерганная походка Людмилы, и мерное покачивание Вассы в кресле, и ход по кругу барского медвежонка Павла кажутся движениями механических кукол. Вся их показная эксцентрика — какой-то старый заигранный спектакль. И ночное исчезновение Людмилки вместе с дядей Прохором вроде бы разыгрывается как стыдное для всех, из ряда вон выходящее происшествие, но игра дежурная, усталая.

Е. Горяева (Васса). Фото А. Алпаткина

Жизнь или какой-то новый смысл возвращается в это царство макабрических кукол с приездом дочери Вассы — Анны (Татьяна Кузмина): мертвый мир вдруг начинает заново рассказывать себя, а история, как и заявлено в программке, набирает трагический масштаб.

Анна не живее и не лучше других героинь, наоборот, с ее появлением выстраивается неделимый треугольник — Васса, Анна, Людмила — триединая женская сущность этого вывернутого наизнанку мира. Мать, дочь и еще одна пойманная в клетку душа воплощают свой рай на земле, трепетно убирают железную проволоку искусственными цветами. И дочь Анна, как этакий спущенный на землю Исусик, есть плоть этой триединой сущности, благодаря ей весь этот плоский мир словно обретает третье измерение.

По сюжету пьесы Анна ведет со всеми задушевные беседы, чтобы потом с потрохами сдать их матери, это само собой, но здесь разговоры один на один с каждым от Людмилы до дяди Прохора проявляют непростую природу нового женского времени.

Т. Кузмина (Анна). Фото А. Алпаткина

Второе действие спектакля начинается с разговора Анны с Людмилой. Анна, представшая в первом действие величественной богиней в ослепительнозеленой юбке, здесь уже как будто простая, домашняя: сидит курит, волосы распустила, нежно журит собеседницу, распространяя сексуальную энергию. И Людмила эту энергию чувствует, и Васса, даже простоватая Семенова жена Наталья (Анна Захарова) и то летит на огонек. Женский мир пульсирует, трепещет, сам с собой, сам в себе. Мужской мир, который мы видим в спектакле, сотворен этим триединым женским божеством, но при этом непереносимо отвратителен ему. Нелюбимое, гадкое дитя колет глаза своим несовершенством, кликушествует, юродствует, плачет, просится на ручки, но вызывает только брезгливое раздражение у жены, матери, сестры.

А. Черных (Людмила), А. Захарова (Наталья). Фото А. Алпаткина

Это, конечно, о Павле, он здесь главный антагонист, трагический богоборец, требующий любви или хотя бы свободы, но не получающий ни того, ни другого. И даже кажется, что Павел — режиссерское альтер эго. Злой, острый, жилистый Александр Шарафутдинов, гримасничая, юродствует, надевает то медвежью голову, то красный девичий сарафан, размазывая по лицу косметику, то бросается с кулаками, а то, как больное животное, обнимает всем своим телом материнские ступни. Выходки его, ритм, вся амплитуда и предельная экспрессия его существования рифмуются с режиссурой Маликова, такой же экспрессивной, временами напоказ юродствующей, сбоящей или вдруг провоцирующей зрителя на реакцию любыми средствами, будь то демонстративное курение героев, выстроившихся в линию перед первым рядом, или кабаретный номер служанки Дуняши с нарисованной бородой, как у столь оскорбившей российских депутатов победительницы последнего «Евровидения» Кончиты Вурст. Эмоционально остро подключаясь к этому сюжету, режиссер подключает и нас и, будто Павел, всем ходом спектакля требует: увидьте, услышьте, почувствуйте, разряд, еще разряд…

А. Шарафутдинов (Павел). Фото А. Алпаткина

В пьесе Васса вынуждает Павла отправиться в монастырь, в спектакле он выбирает свободу: во время последней своей выходки стреляется на фоне британского флага. И неожиданно в финале женское божество чувствует утрату. Мы видим корчи этого женского организма, совершившего масштабный аборт, вселенский акт нелюбви к своим детям, организма, почувствовавшего, что исторгнул из себя что-то жизненно необходимое, вырезал, выкорчевал кусок собственной живой плоти, презираемой и нелюбимой, без которой, однако, это исполинское чудовище обречено на смерть. И показалось вдруг, что эта история о нелюбимых мальчиках так похожа на историю нашей страны и ее неказистых, неправильных, инфантильных детей, не получивших ни любви, ни свободы.

Ноябрь 2014 г.