ВОСТОК-ЗАПАД

МОЯ ТЕЛЛУРИЯ

I
Меньше всего, говоря о спектакле Марата Гацалова, хотелось бы умничать.

II
Для тех, кто не читал Теллурию Сорокина, Теллурия Гацалова — претенциозное шоу для начинающих хипстеров.

III
Тот, кто Теллурию Сорокина все же прочел (а среди знакомых моих нашлось таковых лишь трое), не может скрыть разочарования,

IV
и разочарование это — социального толка:

V
Теллурия Сорокина завершена и отправлена в печать еще до Крыма и других территориальных инъекций, до раскола умных, до малазийского лайнера, до исламского государства, выход книги в сентябре 2013 года — происшествие, которого никто не заметил, кроме тех, чья работа — читать новые книги.

VI
Теллурия Гацалова готовилась летом 2014-го — когда Теллурия Сорокина приобрела статус не просто пророчества, а пророчества, сбывающегося здесь и сейчас.

VII
Этот текст, прочитанный вслух осенью 2014-го, — звучит экстремистски, он не призывает к распаду, он сам — распад.

VIII
Он — сама Злободневность.

IX
В этих-то ожиданиях злободневного и разочаровала поклонников Теллурии Сорокина Теллурия Гацалова.

X
Где зло-

XI
Бо

XII
Дневность?

XIII
Наша социальная боль. Наши опухоли. Язвы. Нарывы. Где?

XIV

Где, к примеру, глава XXXIX: «Поклонение бюстам Трех Великих Лысых»?

XV
Где они — Вовочка, Мишенька и Володенька —

XVI
три Великих Рыцаря, сокрушивших страну-дракона?

XVII
Где Черный Аист — Президент непризнанной страны Теллурии, торгующий Великим Наркотиком и спускающийся к простым наивным и чистым алтайским жителям с неба, чтобы поесть супа кёчё?!

XVIII
Где СССР — Сталинская Советская Социалистическая Республика, образовавшееся после распада РФ карликовое государство, зарабатывающее на хлебушек с маслом международным туризмом?

XIX
Где великий полет Рыцарей на ваххабитский Стамбул?

XX
Сорокинская Теллурия — никакой не прогноз, Теллурия — дотошный спектральный анализ состояния современных российских умов. Каждой политической идее, каждой социальной или гендерной фобии, каждой партийной программе, любому случайно озвученному в компании за столом доморощенному национальному мечтанию — он дал возможность осуществиться. Перед читателем проходят — идеи-интеллектуалы с песьими головами, идеи-цари, идеи-плотники, идеи-крестоносцы, идеи-лилипуты и великаны. Буйные сексуальные и социальные фантазии. Идеи национальные и идеи местечковые, идеи интеллектуалов и идеи люмпена, работяг и лентяев, домработниц, парикмахерш и их котов.

XXI
Социальные фантазии Сорокина навязчивы, как сексуальные: проходя как-то в сумерках мимо Нового Эрмитажа, я невольно положила ладонь на большой палец ноги ближайшего Атланта, чтобы соизмерить себя с каменным гигантом. Вот они стоят — сорокинские большие, и в голову лезет нелепое: представляешь, например, прогулку с ним под ручку вдоль Миллионной улицы.

XXII
Социальная физиология Сорокина насквозь театральна.

XXIII
Совсем не потому, что он иногда пишет в формате драмы.

XXIV
Пьесы Сорокина — то есть те тексты, которые он и другие называют пьесами, — гораздо архаичнее по своим сценическим возможностям, чем его проза.

XXV
Это старая история: великие русские романисты, как правило, отставали на шаг от истории в своих театральных пристрастиях: Достоевский обожал Расина и Шиллера, Булгакова завораживал МХТ, Толстой же попросту ненавидел театр, но проза того, и другого, и третьего существенна для истории сцены.

XXVI
Театральность прозы Сорокина — не компьютерная, а балаганная.

XXVII
Театральность Сорокина — простодушная — из балагана, где люди великаны и карлики, где говорящие головы и бородатые женщины, лающие лошади, летающие коты. А не вычурная — из модных галерей.

XXVIII
Театральность прозы Сорокина — не в историях и диалогах, а в постоянном масштабировании субъектов и объектов, в игре различных оптик, в смене языковых тембров, в пляске дискурсивных приемов: письмо, побаска, листовка, клич, репортаж, молитва, героическая новелла, плач, физиологический очерк. В пространственно-временных скачках,

XXIX
в постепенно проступающем соотношении целого и частей.

XXX
И в этом — колоссальный заряд сценизма Теллурии Сорокина.

XXXI
Этим-то сценизмом Теллурии, как мне кажется, и заболел Марат Гацалов, взяв для постановки этот — ставший внезапно остросоциальным и злободневным — роман.

XXXII
Гацалов признался сам, что заболел романом, прочтя лишь аннотацию на него.

XXXIII
Заболел сценизмом, заболел масштабированием, заболел атмосферой и пляской дискурсов, вероятно приняв эти острейшие качества текста за драматизм.

XXXIV
А драматизм романа вообще под сомнением — все дотошно описывается, называется своими именами, ничего подспудного, подводного. Все пятьдесят частей так или иначе связывает в Теллурию теллуровый гвоздь — добываемый на Алтае металл оказывает магическое наркотическое действие на человека: если этот гвоздь грамотно забить в голову— человек оказывается богоподобным. Но это-то богоподобие как будто в романе и несущественно, неконцептуально, расплывчато. Гвоздь не прошивает, не нанизывает на себя новеллы, просто механически присутствует в каждой на уровне знака, у которого нет значения.

XXXV
Последний роман Сорокина рифмуется с ранним — «Нормой». Помните? Кем бы ты ни был, советский человек, тебе ежедневно надлежит проглотить «норму» — квадратик сушеной коричневой субстанции, нигде не названной своим настоящим именем. Хоть так глотай, хоть пивом запивай, хоть в омлет клади, все равно. Но — понятное дело — в «Норме» коричневое сухое и рождает драматизм, и центрует роман, а с теллуровым гвоздем что-то пошло не так: в большинстве новелл им просто уши чешут ослицы или слегка давятся человекоподобные псы, употребляя на ужин голову мертвого homo sapiens, кто имел средства носить в голове теллур.

XXXY
В спектакле с названием Теллурия о теллуровом гвозде не думают и почти не вспоминают, он — на периферии сценического текста, он — не удостаивается не образного, ни смыслового решения. Всем на него чихать.

XXXVI
Теллур — символ нового упадка в пространстве возрождения, — но идея теллура никак не волновала авторов спектакля. Почему? Нас что — уже вообще не волнует диалог с Божественным?

XXXVII
Ответ — не волнует.

XXXVIII
Выбор новелл — в спектакле их 14 — на первый взгляд случаен, много эротических текстов — это да.

XXXIX
Но есть у спектакля и драматург — Екатерина Бондаренко, а если есть драматург — ищи и драматургию.

XL
Возможно, драматургия касается языка — тем более что в середине спектакля единственная новелла не читается, а играется: и там — диалог «на чистейшем русском языке», а не на постсоветском «суржике». А в начале — именно тот самый суржик — кричащее в экран лицо кельнского журналиста-комментатора, «отрабатывающего » городской карнавал: «и вот сейчас, когда мы победили», «президент и канцлер бодры, полны сил», подобные языковые конструкты бьют по ушам, голос надрывается, пытаясь перекрыть рев заводящихся танков.
Последняя новелла — путевые заметки скотницы — Ослицы баварской, прочитанные актрисой Марией Зиминой: тут рассказ льется как ручей, свободно, без запятых, интонация любовно-насмешливая, тон ровный, ухо отдыхает, внимая звуку ее голоса, как будто действие приходит к равновесию, к гармонии, к status quo.

XLI
Новеллы читают под аккомпанемент видео, иногда ситуативно-иллюстративного, иногда ассоциативного, иногда к тому, что видишь на опоясывающей сценическую площадку ленте экрана, — вообще не подобрать слов.

XLII
Теллурия Гацалова — драматическая опера, где арииновеллы проговариваются в разных способах актерского существования под аккомпанемент видеоряда.

XLIII
Главный эффект Теллурии Гацалова — эффект сценический. Россия, как-то сказал Сорокин, большая спящая медведица, в шерсти которой, как блохи, живут и коегде копошатся люди, — этого эффекта Гацалов достигает самым неожиданным образом.

XLIV
Огромное пространство и затерянность в нем человека — это главное сорокинское — Россия большая спящая медведица, в шкуре которой живут люди, — и главная проблема — это масштаб.

XLV
В пространстве круга — 100 зрителей, они сидят рядом, они смотрят в разные стороны, их стулья прикручены к полу, но, куда ни посмотри, ты не видишь всего пространства, поскольку зеркальные кусочки искажают перспективу и меняют направление взгляда.
В таком лабиринте актеры теряются среди зрителей, мы слышим лишь усиленные микрофонами голоса, и иногда мелькают лица, фигуры, отраженные в десяти зеркалах, вертеть головой в надежде уследить за перемещением действующих лиц — бессмысленно, всюду натыкаешься на лица зрителей, среди которых исполнители затеряны, хотя и слышны.

XLVI
В основном ты видишь лица зрителей, всматривающихся в зеркала, и навязчивый лентообразный опоясывающий экран сверху над головой — там возникают неясные раздражающие видения.

XLVII
Звуки неприятные, потерянность, раздражение. Я спросила как-то у критика о Теллурии: тебе понравился спектакль? Критик обиделась, что это за вопрос такой. Настал момент задать этот неприличный вопрос себе.
Я была готова, что текст не будут разыгрывать, а просто прочтут вкупе с концептуальной сценографией под клокотание звуков, света и медиа. Но я ждала простодушия.

XLVIII
Театральность Сорокина — простодушна. Она сродни балагану. «Купил папаня на базаре умницу». Театральность Гацалова — невероятно вычурна по форме, и это мне понравилось, но я ожидала простодушия от актеров, какой-то доморощенности, наивности, что ли. Здесь было бы уместно наивное проживание, вхождение в образ, тепло.
Это было глупо с моей стороны: нынешняя александринская труппа — не из жизнеподобного теста, эта труппа отстранения, а не погружения, холода, а не тепла.

XLIX
Умница у Сорокина — усовершенствованный ноут, принимающий любую заказанную хозяином форму, умница у Гацалова — сероватый, цвета и формы макбука буклет, где рассуждают о Сорокине Борис Гройс, Лев Данилкин и Илья Кабаков, где можно приобщиться к контексту— филологическому, философскому, историческому— любому. Не хватает в нем лишь простодушного либретто к драматической опере «Теллурия».

L
Важно было пережить этот осенний опыт в холодном стеклянном сосуде Новой Сцены вздрагивая от низкочастотных звуков украдкой почитывая умного смотря на маленьких думая о больших страшась будущего проклиная прошлое идентифицируя себя с человекообразной ослицей которая чешет ухо теллуровым гвоздем

MMXIV октябрь