Ф. Гласс. «Сатьяграха». Екатеринбургский театр оперы и балета.
Дирижер-постановщик Оливер фон Донаньи,
режиссер-постановщик и сценограф Тадэуш Штрасбергер

«Сатьяграха» (1979) — вторая опера известной трилогии американского композитора-минималиста «Портреты», в центре которой фигура Махатмы Ганди и разработанная им стратегия ненасильственной борьбы («Сатьяграха» в переводе с санскрита — «стремление к истине»). Первая часть — «Эйнштейн на пляже» (1976), а финальная — «Эхнатон» (1987), в конце XX века Гласс смело сделал героями оперной сцены три неординарные личности — ученого, политика и религиозного деятеля, своими идеями изменивших этот мир.

М. Коробейников (Кришна). Фото П. Стадника

 Вообще, в России любят Филипа Гласса. Увлечение «музыкой повторяющихся структур» — так именовал свой стиль один из самых исполняемых композиторов современности — пережило у нас уже несколько мощных волн, однако его оперная музыка в России еще не звучала. Более, чем операми (хотя их у него 24!), он известен своими инструментальными сочинениями, еще более — саундтреками к фильмам. Некоторые из них, как, например, документальная трилогия Годфри Реджио «Каци» («Койяанискаци», «Повакаци», «Накойкаци »), стали культовыми. Прозвучал Гласс и в академическом балете (труппа Большого театра с успехом танцевала спектакль американки Твайлы Тарп «В комнате наверху»), используют его опусы деятели contemporary dance. Теперь музыка знаменитого американца звучит и на российской оперной сцене, и право открытия оперного Гласса — у Екатеринбурга.

Еще совсем недавно представить это было абсолютно невозможно. Екатеринбургский театр, имевший в прошлом статус едва ли не самого живого и креативного оперного центра в стране, затем переживал разные, в том числе и непростые времена. И еще лет пять-шесть назад он мог служить образцом благопристойной академической скуки. Но затем вслед за раритетом Доницетти «Граф Ори» появились совсем нетривиальные постановки «Бориса Годунова » и «Отелло», «Летучего голландца » и «Евгения Онегина». И вот теперь в репертуаре екатеринбуржцев — одна из самых сложных и загадочных опер XX века. Иначе, как поступок, событие, прорыв, сей факт оценить невозможно.

Предыстория постановки необычна. Утопической идеей осуществления оперы на санскрите в Екатеринбурге бредил не кто-то из творцов, а директор театра. В «Сатьяграхе» для Андрея Шишкина сошлись его юношеские увлечения американской рок-музыкой 70–80-х (Брайан Ино, Роберт Фрипп, Дэвид Боуи) и относительно недавний интерес к подлинной культуре Индии. Подступиться к реализации было решено только после празднования 100-летия театра, когда, по словам директора, «долги перед классикой» были выполнены и настало время экспериментов. Ноты нашлись в Национальной библиотеке Нидерландов, а постановочная команда сложилась, как водится, интернациональная: молодой американец Тадэуш Штрасбергер взял на себя функции режиссера и сценографа, а словацкий специалист по минималистам дирижер Оливер фон Донаньи стал музыкальным руководителем постановки. Благодаря его знакомству с Филипом Глассом было получено и авторское одобрение.

Н. Рыженкова (Кастурбай), В. Чеберяк (Ганди). Фото С. Гутника

На штурм сложностей необычной оперы театр пошел с открытым забралом, подтвердив истину о том, что настоящие вершины берутся не только профессией и ремеслом. Энтузиазм, вплоть до самоотречения, здесь не менее важен. Исполнители главной роли тенора Владимир Чеберяк и Евгений Крюков ради портретного сходства с Ганди и нужного самоощущения наголо побрились, хор и солисты не только с увлечением штудировали произношение с педагогом по санскриту из Петербурга, но и заинтересованно изучали историческую фактологию. Репетиционный процесс начался задолго до премьеры, и это тоже свидетельствовало об особом отношении к материалу.

«Сатьяграха» трудна для воплощения. Менее очевидны музыкальные сложности, но они невероятны.

Репетитивная техника Гласса, когда простейшие музыкальные микроформулы повторяются бесконечно, вводя в состояние медитации и даже транса, — серьезное испытание для всех исполнителей. Оркестру, состоящему только из струнных, деревянных духовых и фирменного глассовского электрооргана (медь и ударные исключены, видимо, за некоторую «агрессивность »), необходим постоянный внутренний математический счет, у струнных практически нет перерывов в звучании.

Сцена из спектакля. Фото С. Гутника

Но главный камень преткновения — собственно оперная драматургия. Три акта и три часа музыки никак не связаны единым сюжетом, линейность повествования отсутствует. Композитор и автор вокальных текстов Констанс Де Джонг обозначили несколько эпизодов из жизни Ганди в период его пребывания в Южной Африке («Ферма Толстого», «Клятва», «Индийское мнение», «Протест», «Ньюкасловский март»). Каждый из трех актов назван именем конкретных исторических личностей, духовных собратьев Ганди: Лев Толстой — предшественник, Рабиндранат Тагор — современник, Мартин Лютер Кинг — последователь. При этом персонажи не обращаются друг к другу, не обмениваются репликами. Тексты на санскрите, звучащие из уст самого Ганди, его близких, сподвижников, коллег, а также жителей индийской общины, американцев в период Движения за гражданские права и против расовой дискриминации, — это короткие изречения, философские максимы, извлеченные из Бхагавадгиты, главнейшего памятника древнеиндийской религиозной мысли. Вместе с музыкой Гласса повторяемые много раз, они в итоге приобретают характер мантр, заклинаний. Лишь в самом начале оперы (эпизод «На поле Курукшетра») возникает элемент общения между героями, мифологическими персонажами Кришной и Арджуной, их беседа — также фрагмент из Гиты. И Ганди здесь присутствует как бы метафизически.

Земная жизнь с ее событиями и происшествиями и накладывающийся поверх этого слоя космический круговорот изречений, отлитых в древнем языке, — мощный авторский ход, придающий опере масштаб и глубину. Да, в целом «Сатьяграха» устроена крайне замысловато, ее драматургические компоненты нарочито не согласованы, чисто музыкально она — скорее оратория, чем опера в привычном смысле слова. Композитор задает немало загадок, но, в сущности, предоставляет постановщикам полную свободу действий.

Сцена из спектакля. Фото С. Гутника

Штрасбергер, надо сказать, использует этот шанс сполна. Как водится у молодых режиссеров, его фантазия и темперамент не знают границ, порой кажутся чрезмерными. Сценографической удачей Штрасбергера можно признать единый символический образ спектакля: арочная система порталов, уходящая в глубь сцены, бесконечный горизонт в красках Рериха — это и есть путь, движение в мир правды, добра и справедливости. Иногда он похож на неторопливо текущую реку (Ганг?), и женщины в ярких сари стирают белье на его берегах. Порой на пути к идеальному миру появляется некий образ тотального зла (сценический проем заполнен извивающимся особо подсвеченным пластиком). А в режиссуре нашлось место всему: и наивным иллюстративным картинкам с многоруким синим Кришной в духе балетной «Баядерки», и бытовым сценам, связанным с драматическими эпизодами жизни Ганди, и символическим массовым шествиям со сцены в партер и обратно со светящимися лотосами в руках. Спектакль украшен невероятно изысканной световой партитурой Евгения Виноградова, велика и роль компьютерного дизайна видеохудожника Ильи Шушарова. Многоцветье спектакля поддерживают стильные костюмы Матти Ульрич.

По своему жанру постановка тяготеет к музыкально- театральной мистерии. Полностью стать сакральным действом, неким священным ритуалом (но в стиле contemporary art!) ему мешают странные бытовизмы, включая актерский способ существования, и, конечно, излишне форсированный, порой «крикливый» вокал у некоторых исполнителей. С точки зрения стиля здесь требуется особый вокальный инструментализм, манера, близкая к барочной: безупречная кантилена и почти безвибратное пение. Наиболее точными оказались исполнители партии главного героя Владимир Чеберяк и Евгений Крюков. Но далеко не всем удалось расстаться с широкой и полнокровной русской манерой пения и таким же «крупным помолом» в жестикуляции, движениях и мизансценах. Вообще спектаклю не хватает стильной и точной пластической составляющей.

Дирижер Оливер фон Донаньи репетировал долго и серьезно, и результат в целом впечатляет. На премьерных спектаклях (в отличие, например, от генеральной репетиции) Донаньи удавалось твердой рукой держать единый ритмический каркас, сложнейшую вокально-оркестровую ткань из бесконечно повторяющихся музыкальных структур. Баланс звучания оркестра и пения если и нарушался не в пользу человеческого голоса, то не так часто. Отдельно следует отметить роль хора (хормейстер Эльвира Гайфуллина). Он практически все время поет, выполняет массу сценических задач, у хористов на протяжении спектакля немало актерских перевоплощений.

Сцена из спектакля. Фото С. Гутника

Публика на премьерах «Сатьяграхи» большей частью была в тихом шоке: свести воедино визуальное и музыкальное получалось не у всех, плюс слишком много новых ощущений, нечастых в оперном театре. Уверена, это сложносочиненное зрелище, многоцветное и фантазийное, при этом с непривычными признаками завораживающей звуковой монотонности, многим захочется увидеть еще раз. К счастью, спектакль — не одноразовый проект, «Сатьяграха» остается в репертуаре и, вероятно, будет совершенствоваться.

И последнее. Постановка оперы была задумана очень давно, никто и предположить не мог, что на сцене она появится именно тогда, когда политическое напряжение в мире достигнет критического максимума. Что идеи и мысли главного героя оперы Махатмы Ганди о «ненасильственном сопротивлении», как и многие постулаты «Сатьяграхи», прозвучат неожиданно актуально. Согласимся, искрить новыми смыслами и давать отсветы в самую что ни на есть современность — искомое, но по-прежнему редкое свойство оперной сцены.

Октябрь 2014 г.