Минувшим летом на образовательном форуме «Науруз» показывали — не поверите — спектакль Якутского театра им. Ойунского «Желанный голубой берег мой», поставленный Андреем Борисовым по Чингизу Айтматову в середине 1980-х… Тогда, на закате СССР, этот спектакль был знаменит многим, но больше всего тем, что получил Гран-при фестиваля в Тбилиси. То есть якутский спектакль по киргизской прозе получил грузинскую премию и стал каким-то невероятным художественным подтверждением… нет, не дружбы народов, а существования единого художественного поля, в котором живут театры от Якутии до Грузии.

Страннейшим образом спектакль остался жив, в нем играют другие молодые артисты, и в Казани каяк, вылетающий носом в зал, эмоционально пронзал зрителей так же, как нас тогда, в Тбилиси, когда входил в профессию молодой режиссер Андрей Борисов, в момент интервью — министр культуры, а теперь, когда готовится журнал, — Государственный советник Республики Саха (Якутия).

С «Желанного голубого берега» мы и начали разговор с самым северным режиссером тюркоязычного мира…

Андрей Борисов Я этот спектакль называю телегой. Сделай лодку более африканской, посади туда негров — будет то же самое.

Марина Дмитревская Почему? Что ж это за спектакль?

Борисов Потому что вся его структура банальна, как телега: сначала все радуются, потом по очереди уходят… Вот и вся история. Правильно сиди в лодке и правильно ее поворачивай, правильно передай ковшик с водой, чтобы было понятно: в ковшике воды мало — и все… Это элементарные правила актерской игры, но нынешнее поколение, то, которое играет сейчас, не владеет ими.

Дмитревская Да, спектакль отличается простотой, состоит из самых простых движений, хотя потом можно много говорить про другие слои — притчу, ритуал…

Борисов Про космос… Я всегда подчеркиваю, что это мой дипломный спектакль. Когда мы впервые сыграли его в Хабаровске, Юрий Смирнов-Несвицкий написал, что это в лучших традициях МХАТа. И для меня это было самой высшей похвалой, потому что, когда ты передаешь ковшик, ты должен точно знать, сколько там воды — половина, четверть или капля. И мои актеры первого состава это здорово делали, они знали, каков наклон бочонка, в котором осталась половина, а каков — когда четверть. А сейчас делают неточно. Заметили? Потому что ввод в спектакль проходит без репетиций, они смотрят по видео — и делают. А банальные на первый взгляд вещи (действие, сквозная линия) не проработаны. Вроде бы телега есть, но едет на расхлябанных колесах… А когда играло мое поколение актеров — такой катарсис наступал, такая тишина в зале! В Грузии на сцене театра Марджанишвили он шел странно. Занавес закрыли — аплодисментов нет. Что такое? Несколько минут тишины — и дальше гром аплодисментов, и дальше нас бесплатно везут на двух автобусах по всей Грузии… Мы балдели капитально!

Дмитревская Откуда берется эта немыслимая психофизическая органика якутского актера?

Борисов Немодно так говорить, но я скажу: во-первых, это великая русская театральная школа, Малый театр. А второе — якутские актеры все родом из деревни. И когда начинается перелет птиц, ты хоть Гамлета дай якутскому актеру — он все равно будет думать, что ему надо на охоту, и будет считать патроны. Летом все наши актеры на сенокосе, они близки природе и стоят ногами на деревенской земле.

Дмитревская Но деревенский человек, попав на сцену, зажимается, а эти — как кошки!

Борисов А школа?

Дмитревская Кстати, первая якутская студия 1940 года была не московская, а наша, ленинградская, с Моховой.

Борисов Все они погибли… Там была и моя тетя. Татьяна Монастырева. Я поставил спектакль об этих ребятах, царствие им небесное. Она, видимо, и передала мне… не тягу к театру (к театру меня не тянуло), а что-то такое… На беленой стене висел ее черно-белый портрет, и мама погибшей Татьяны, тетя Паша, говорила: «Актриииса», — и подводила карандашом прямо на портрете губы, красила их. А я был маленький, но почему-то запомнил это… И, может быть, поэтому попал в театр.

Дмитревская Так вот, вопрос был про органику якутского актера…

Борисов Вся система Станиславского, вся русская театральная школа, все написанное и наговоренное нужны только для одного — для того, чтобы вызвать на сцене искреннее и подлинное чувство актера. И хоть трижды органичного чукчу вытащи на сцену— ничего не будет, сцена — это другое. В какой-то момент они встречаются на сцене, эти две органики: органика, сотканная профессией, великой школой, — и органика природная. И тогда это обретает смысл.

Дмитревская Из того, что нынче существует в якутских театрах, что интересно и близко вам лично, не как министру культуры, а как Андрею Борисову, режиссеру и человеку?

Борисов Хоть вы меня убейте, для меня главное — спектакль для народа. Не для фестивалей, не для критиков, не для прессы, а для народа. Когда я так говорю, некоторые усматривают в этом какое-то «старообрядчество »: не умеет он ставить спектакли абсурдистского или какого-то другого плана… Но для чего вообще нужен театр? Не для того, чтобы самовыразиться режиссеру или драматургу. Конечно, нужен и театр экспериментальный, театр Анатолия Васильева или Гротовского, но главное — это народный театр. Вот один раз человек приходит… и надо, чтобы он пришел второй раз! Полуторамиллиардный Китай может, наверное, не беспокоиться, и даже стомиллионная Россия тоже (не придет один зритель — придет другой). А для нашего народа один непришедший — это катастрофа: и погода, и природа — все диктует определенного человека, и этот человек должен прийти и понять спектакль, а не мучиться вопросом, что там в мозгу у великого Някрошюса или у нашего удивительно талантливого Сергея Потапова… И если человек приходит второй раз — в результате создается тот зритель, который начинает читать твои метафоры. Вот что такое театр для народа и вот почему я занялся театром Олонхо. Это театр в деревне. Один большой купольный дом, 27 метров в диаметре, зритель сидит по кругу. Там мы используем и новые технологии, и голографию… И вот когда театр открывался, на премьеру без моего ведома пригласили так называемых «деятелей культуры». А так как это 50 км от Якутска (это единственная асфальтовая дорога), то приехали все музыканты, художники, театралы… И все они с кислой миной тихо разъехались, не решаясь в лицо мне сказать, что им сильно не понравилось. А на следующий день — переполненный зал деревенских. Окрестных. Народ. Спектакль, правда, шел менее грязно — и такое ликование наступило в финале! И это ликование было не по поводу режиссерского решения и актерской игры, это было глубинное эстетическое ликование по поводу обретения своей прапамяти. А у дея телей культуры этой прапамяти нет, они закрыты культурным слоем, собственным видением. Они хотят удачи, решения, а мне надо, чтобы народ ликовал.

Дмитревская Но на развлекательном репертуаре, на комедии и мелодраме, на Куни народ ведь тоже ликует? Как различить качество этих ликований?

Борисов Это вопрос. Когда я начал делать Олонхо, Наталья Старосельская, которая очень любит мои спектакли и наш театр Ойунского, сказала: «Чем бы дитя ни тешилось…» Но я иду к тому театру, который для меня важнее, чем все изыски.

Дмитревская Театр Олонхо строго ограничен эпосом?

Борисов Почему? «Птицы» Аристофана будем ставить. И греческую трагедию. Имеется в виду направление, стиль.

Дмитревская А то, что театр в пятидесяти километрах, не мешает?

Борисов Город стал другим, даже у нас. А посещение театра Олонхо должно быть роскошью, в него не должны запрыгивать, проходя мимо, как сегодня запрыгивают в театр Ойунского. Человек должен собраться, преодолеть пространство, приехать и стать сопричастным чему-то сакральному, пробуждению памяти.

Дмитревская Чем поколение сегодняшних якутских актеров отличается от вашего?

Борисов Мне кажется, не отличается. Вот, к примеру, тот мой актерский курс, который Степанида Борисова учила петь тойук, вы их слышали. Они пели-пели и допелись до спектакля «Удаганки». Там поющих один-два, но она довела их до определенного состояния. Именно в пении появилась мышечная свобода, стали видны совершенно другие люди, появилось видение, они стали все понимать через это пение. Не надо было, оказывается, проводить их через систему Станиславского, достаточно было, чтобы они вошли в состояние тойука.

Дмитревская Вот и я думаю. Давно. Сталкиваясь с национальными студиями, которые учатся у нас. Зачем мучить чеченцев Станиславским? Может быть, нужны другие ходы?

Борисов У нас есть поляна, называется алаас. Это когда ледник растаял, образовалась большая впадина. И озеро там, и лес по краям, и стоит якутская изба. Алаас — это якутский космос. И один старик говорит мне: «Все мы идем в алаас: один из леса, другой через поляну, третий с реки». Главное — понимать, что мы идем в алаас, а входы разные.

Дмитревская Мир движется к интеграции и унификации. На этом фоне в цене повышается подлинность малых культур. Но как сделать так, чтобы это не становилось магазином «Березка», матрешкой?

Борисов На стыке театральной школы и природной культурной органики и происходит подлинное. И ведь когда эти ребята поют у Степаниды тойук, я-то смотрю на них со своей стороны, со стороны школы, действия, события. Я смотрю как щепкинец и гончаровец (А. Борисов закончил как актер Щепкинское училище, а как режиссер — курс А. А. Гончарова. — М. Д.). Кстати, я многих спрашиваю: «Что такое актер? » Не знают, так же, как экономисты не могут объяснить, что такое «экономика», и, когда я говорю им, что экономика переводится как «ведение домашнего хозяйства», — падают на пол. У любой профессии есть главные детонаторы: актер — это хоть у африканцев, хоть у нас — действие. Когда они поют тойуком, я требую от них понимания, какое действие они в это время совершают. Тут нет ни противоречия, ни открытия.

Дмитревская А какую драматургию предпочитает якутский зритель?

Борисов Олонхо свое любит до невозможности. Там такие сюжеты! Шекспир! В русском театре города Мирный один наш режиссер поставил по Олонхо спектакль «Одинокий муж». И русский зритель был изумлен: это Шекспир? А Шекспир пал бы на колени от этих трехсот сюжетов. Я зарядил якутский театр сюжетами на триста лет, а «бедная» Пекинская опера много веков питается меньше чем сотней…

Очень нам подходит Гоголь. Потому что это не литература, а театр. А Чехов, извините, литература, он слишком тонок и очень дворянский… Я пытался Чехова делать. Конечно, из-за одной неудачи моей «Чайки» не стоит ставить крест и что-то категорично утверждать, но я почти уверен, что Чехов «не наш». У Сереги Потапова «Три сестры» тоже не вышли. Я не помню, чтобы в азиатском театре когда-нибудь получился Чехов. Может, у японцев?

Дмитревская «Вишневый сад» для них национальная пьеса, гибель сакуры…

Борисов А! Ну вот, а гоголевские монстры ходят везде. Дальше. Наш — Островский. Якуты очень купеческий народ, до революции и даже после нее славились как очень качественные торговцы. Были купцы первой гильдии, шла большая торговля на Россию, на Китай… В общем, хорошо идет Островский.

Дмитревская Зритель хочет традиционного театра? Такого, как смотрели его бабушки-дедушки? Думаю, что да. Особенно в неустойчивом, шатающемся мире.

Борисов Наш зритель удивительно искренне переключается. Можно поставить Островского, а можно пьесу «Стулья», и зритель будет смотреть и воспринимать. Эпатажные спектакли Сергея Потапова он будет смотреть так же увлеченно, как назавтра простые истории про любовь-морковь. Потому что в эпосе Олонхо есть все измы, вообще есть все, вплоть до порнографии. И это есть в якутской генной памяти. И позволяет переключаться, понимать язык любого режиссера, если это настоящий театр, а не какие-то «самовыразительные» потуги.

Дмитревская А какой спектакль был вашим самым первым театром в жизни?

Борисов Это я в деревне увидел. Самодеятельный спектакль. Мой дядя учился в МГУ и привез мне в подарок из Москвы дуэльный пистолет, прямо «пушкинский». А в глухой нашей деревне (сейчас она совсем заброшенная, 120 километров от Якутска, но я все равно приезжаю и там живу) была самодеятельность. Играли крутую мелодраму, в финале которой герой должен был стрельнуть и в себя, и в нее. А поскольку у меня был настоящий пистолет, то у меня, шестилетнего, его одолжили. И весь спектакль я сидел и ждал, когда же мой пистолет выстрелит. И не дождался — уснул. А когда проснулся — спектакль закончился. Я горько и долго плакал… А первый серьезный спектакль я увидел в классе пятом-шестом в православном храме деревни Булгунняхтах. В храме был клуб, играли «Красного шамана» Платона Ойунского. И когда я шел в клуб, на колокольне сидел русский мужик с гармошкой, пел — и с него свалился сапог. Впечатление! А потом — красный шаман, актер Лазарь Сургучев. Впечатление! А после спектакля выхожу, а мужик с гармошкой уже пьяный лежит. Тоже впечатление.

Дмитревская Почему вы решили стать артистом?

Борисов Я хотел стать кинорежиссером и в пятнадцать лет написал заявление во ВГИК. Трудно себе представить, но мне ответили! «Андрей, вы еще молоды, вам надо повзрослеть, а потом уже идти к нам». Ну, я отправился учиться на хирурга, но провалился и уже собирался работать конюхом (страшно люблю коней!), как вдруг на улице увидел объявление: прием в Щепкинское. Что-то смутное внутри защемило. И тут случайно нам с отцом встретился выходящий из ресторана его сокурсник, завлит театра и режиссер Иннокентий Дмитриев: «Может, пойдешь в актеры? » Короче, меня приняли случайно, потому что я был сын сокурсника. А на режиссера я потом пошел сознательно. Даже с актерского хотел сбежать. Но закончил, а затем поступил в ГИТИС.

Дмитревская А откуда теперь появляются в Якутии режиссеры? Сами учите?

Борисов Последний, кто учился в Москве, — Потапов, у Марка Захарова. А теперь у меня закончили шестеро: тувинка, алтайка, хакас и трое якутов. Все работают. Кстати, я звонил ректору ГИТИСа: «У вас за дипломные спектакли студенты получают Государственную премию? Нет? Тогда повесьте в ГИТИСе мой портрет: „Желанный голубой берег“, дипломный спектакль, получил Государственную премию». Я рассказываю это к чему? Три дипломных спектакля моих ребят были выдвинуты на «Золотую маску».

Дмитревская На каком языке они репетируют?

Борисов На русском.

Дмитревская А какой язык из тюркской группы ближе всего якутскому?

Борисов Никакой. Ученые доказывают, что якутский — это законсервированный кундский язык, древнейший.

Дмитревская Он развивается?

Борисов Очень! На него сильно влияет и русский, и английский. В этом плане идут сложные, интересные процессы. Якуты вообще-то двуязычные.

 Я, например, долго не мог понять, на каком языке думаю. Потом проанализировал и понял: на русском. Но я же думаю не на языке!

Дмитревская По-русски без акцента говорят якуты, осетины, буряты.

Борисов Я думал об этом, разбирался, когда ставил спектакль о протопопе Аввакуме. Дело в том, что первые казаки-землепроходцы были старообрядцами, это старообрядчество очень близко якутскому мировоззрению, буквально идентично. Поэтому они были приняты якутами как свои люди, не возникало антагонизма. Легко договаривались бородатый, рослый, голубоглазый на русском — и маленький, узкоглазый на якутском. Удивительно, но так. Конфликты начались с никоновской реформы: тут и убийства, и кровь, и нападения с обеих сторон. Все это отразилось и на судьбе первого казака старообрядца Бекетова (тюркская фамилия), основавшего город. Я считаю, что из всех тюрков самый близкий русскому народ — якуты. Как у нас потрясающе переведен Пушкин! Вот как его можно перевести? Я очень хорошо чувствую Пушкина, но есть такие переводы на якутский, что это точно — он! Хорошо переведен Толстой.

Дмитревская Вот Шекспир совпадает с дыханием грузинского…

Борисов Да, дыхание. Я понял это, когда ставил «Лира». Его перевел советский наш поэт. Не получается и все! Тогда я дал актерам задание: переведите текст на язык нашего эпоса Олонхо. И было полное ощущение, что Шекспир был якутом!

Дмитревская А народ знает Олонхо?

Борисов Нет. Для него каждый спектакль — открытие. Он спиной-то чувствует, а знанием не знает.

Дмитревская В школе не проходят?

Борисов Нет. Последнее десятилетие начали. А до этого — полная тишина, забвение. Недаром когда Платон Ойунский подготовил к изданию якутские эпосы Олонхо «Дьулуруйар Ньургун Боотур» (Нюргун Ботур Стремительный), он был репрессирован и расстрелян. А один из самых больших эпосов был признан антинародным и запрещен. Как эпос может быть антинародным? В эпосе вообще нет национальности, его герой двуногий человек срединного мира. Но народ наш проявлял беспамятство, и очень долго, хотя эпос наш был записан Пекарским, Худяковым, Короленко, многими нашими учеными, которые клали записи в стол. Эпос возрождается только сейчас.

Дмитревская Сколько нынче в Якутии профессиональных театров?

Борисов Я уже запутался.

Дмитревская Министр!

Борисов Тринадцать! Включая оперу, цирк, эстраду. По нормативам нам положено два — русский и якутский. Ни оперы, ни балета не положено, а они есть. Но я недоволен: могли бы развиваться динамичнее, сильнее. Раньше ставили все время «Спартак». Но можно ведь еще что-то!

Дмитревская Какие проблемы в якутском театре кажутся вам сейчас главными?

Борисов Странные процессы происходят в Саха-театре. Появление театра Олонхо сильно ударило по Саха-театру.

Дмитревская Артисты ушли?

Борисов Нет, это что-то энергетическое, энергия Саха-театра ушла в театр Олонхо, в его труппу (пятьдесят человек). Я продолжаю ставить в Саха-театре, дело не во мне. Недавно Потапов поставил отличного «Тита Андроника», вроде бы все хорошо, но его спектакли долго не идут, зритель не ходит. И что скрывать, я сам не очень добросовестно работаю в Саха-театре, как-то все на ходу. Через пять дней будет премьера, история, произошедшая в 1922 году, якутская история, тютелька в тютельку совпадающая с сегодняшним Майданом. Те же самые лица. Меня это поразило, важно показать сегодня зрителю законы борьбы за власть. Все повторяется, все — хрестоматия. У меня и «Лир» в 1998 году был такой, что если б он шел сегодня — считали бы, что про Майдан. Украинская вышиванка под шинелью… В общем, я чуть-чуть беспокоюсь за Саха-театр, хотя ставят талантливые ребята, полные залы, успех. В свое время я организовывал смотры, показывал критикам, надо возобновить эту практику.

Дмитревская А лабораторию не пробовали? Хороший тренинг.

Борисов Да? Интересно, надо подумать. Вообще-то я думаю, что подъем и спад театра зависят от лидера, но влияет и судьба того, что считалось советским азиатским театром. Вот в Улан-Удэ пришел Цырен Бальжанов, пришел в самый советский театр. И, мне кажется, началась какая-то эстетическая путаница. Они что-то потеряли, другого не нашли. То же в Киргизии и Казахстане. Сравнивать не могу, но считаю, что мы выскочили потому, что держали связь с русским театром. Недаром мой художник Гена Сотников всегда говорил: «Я приезжаю в Якутию за русским театром».

Дмитревская Сотников был вашей второй половиной?

Борисов Это не то слово. Это был мой брат. И он мне стоил всего три рубля. Другие, наверное, стоили бы триста тысяч, а этот — три рубля. Рассказываю. Я искал художника на «Желанный голубой берег» и хотел позвонить Боровскому. Кого хочет чукча-дипломник? Конечно, Боровского! И вот едем с драматургом Космачевским в машине, и он говорит мне: «Возьми питерца Сотникова, он сибиряк». — «Какого Сотникова!» — кричу я и нарываюсь на ГАИ. И мне выписывают штраф три рубля. И я нахожу чуть позже в Питере Сотникова — и на всю жизнь. Мы были братья (у меня нет родных, а он был), удивительное совпадение всего. После его гибели меня нет как режиссера, я умер. «Я исчезну, как твой пес», — бывало, говорил мне Сотников. И вот погиб и исчез (я не видел его мертвым)… Конечно, он выпивал, но сколько я видел его пьяным — он даже не падал никогда, так что история темная… И после странной и страшной гибели Гены Сотникова (утонул в Черной речке, а оказались обрублены кисти обеих рук) меня долго не было в театре…

Дмитревская И с кем работаете?

Борисов Слава богу сейчас в мою сторону повернулся его ученик Миша Егоров. Он мне его оставил. Раньше работал с Потаповым, а сейчас почему-то повернулся ко мне. Может быть, почувствовал важные истоки, корни. И теперь я начинаю возвращаться в театр. Может быть, я скажу сейчас крамолу, но театр создает художник (да простят меня братья-режиссеры), а мы только обыгрываем придуманное им.

Дмитревская Кочергин любит говорить про режиссеров: «Они нас употребляют ».

Борисов Он правильно говорит. Если даже художник оставил сцену пустой — это все равно задача для режиссера. Я часто говорил Сотникову: ну поставь мне хоть столб. Так ведь он поставит так, что это уже будет спектакль! Мы репетировали во МХАТе «Гамлета» (можно сказать, я почти его поставил, показал прогон, но Татьяна Васильевна Доронина не поняла и не выпустила спектакль). И там он что сделал, что такое вообще острый энциклопедический ум настоящего художника? Он сделал белый круг, на нем три ступеньки, местами — четыре ступеньки. И это было гениально, особенно если пользоваться плунжерами, на которых тоже стояли ступеньки. И вот Гамлет ступает на первые ступеньки, а там появляются еще три — выше. Он идет по ним — а там еще и еще. И перед ним разверзалась в итоге четырехметровая пропасть: быть или не быть? И это — художник Сотников. Геннадий. Он никогда не называл меня режиссером, говорил: «Я художник. А ты сценограф».

В советское время у нас был спектакль по пьесе одного советского же классика про негров, про апартеид. Как из якута сделать негра? Негр большой, якут маленький, только голова большая, ноги короткие… Обычно на голову якуту надевали черный чулок. Но я, глядя на одного моего актера, Герасима Васильева (чукча чукчей, 1, 6 м с начесом, скуластый, кривоногий тунгус…), говорю: «Гена, надо сделать из него негра. Создай хоть первое ощущение, что негр идет». Он говорит: «Репетируй, к концу репетиции я придумаю», — и исчезает. Потом прибегает и говорит: «Запускай Герасима по диагонали и мигай прожектором сзади, на контровом!» Я поставил контровой, включил музыку— и вижу: идет высокий, почти двухметровый черный человек Герасим! Дошел до середины сцены — и рост его сравнялся с реальным. Сотников успел сшить длинный белый плащ до пола, на нем — черные пятна, а в руки дал откопанный где-то маленький портфель-дипломат, послуживший масштабом. Ведь человек соразмерен вещи. И маленький дипломат возвысил нашего Герасима до рослого негра…

Дмитревская А кроме якутско-российской связи?

Борисов А дальше мы вышли на эпос Олонхо, а дальше я возил на месяц своих актеров в Японию. Месяц в Токио на сцене театра Но нас обучали японские актеры.

Дмитревская Для чего?

Борисов Чтобы, пройдя азы японской школы (я хорошо ее знаю), наши задумались о природе театра Олонхо. Чтобы поняли — есть другой театр. Они учились располагать себя в пространстве (это главное, чего не умеют актеры всех театров мира). А театр

Но в этом смысле удивителен, точен до сантиметра. Потом мои актеры поучились в «Кабуки», мои друзья обучали их бесплатно. Спроси — почему? У них кризис, они ищут энергетический аккумулятор. Мои актеры сыграли на их сцене и сразу заполнили ее. И руководитель театра сказал: «В вашем Олонхо есть и Кабуки, и Пекинская опера, и Но». Он был поражен. А я это знал! И мы делаем совместный проект с Пекинской оперой (с юных лет я их люблю, интересуюсь, приглашаю к нам на гастроли, дружу с их руководителем). У них есть пьесы по двадцать минут. Они играют эту пьесу, потом мы играем ее же. Дальше будет вот что. Они берут сюжет Олонхо и играют его в эстетике Пекинской оперы, а мы берем их сюжет и играем в эстетике Олонхо. Будет такой двухчасовой спектакль. Работаем! Создаем диалог культур, эстетик, философий…

Дмитревская Класс!

Борисов Да я сам в глубине души знаю, что гениально… Я заворожен этой идеей.

Июнь 2014 г.