Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

ОБРЕТЕННАЯ ЭВРИДИКА

Спектакли Варшавской камерной оперы в Петербурге

Варшавская камерная опера (Warszawska Opera Kameralna) в Петербурге редкий гость. Последний раз труппа Стефана Сутковского приезжала пять лет назад: на открытии фестиваля «Варшава в Санкт-Петербурге» поляки показывали оперу Моцарта «Мнимая садовница». В программу нынешних гастролей, приуроченных к 300-летию Петербурга, вошли два оперных спектакля — «Эвридика» Якопо Пери и «Импресарио в затруднении» Доменико Чимарозы — и камерный вечер в польском консульстве.

Петербургу сделали царский подарок, но город его не заметил. В консульство, что понятно, пригласили только избранных. Спектакли в Эрмитажном театре тоже особенно не афишировали: информация о них передавалась в лучших традициях советских времен — от человека к человеку. В результате на первый спектакль набралось едва ползала — в основном это были члены общества «Полония», а также редкие заинтересованные музыканты (для них главным источником информации выступил петербуржец Антон Бируля, уже несколько сезонов работающий в ансамбле Варшавской камерной оперы). Ко второму вечеру публика подсуетилась, знакомые привели знакомых, и зал заполнился почти на три четверти. В конце концов, те, кто мечтал услышать эту уникальную труппу, услышали. По счастливой случайности.

С. Сутковский. Фото из буклета

С. Сутковский. Фото из буклета

Поляков принимали «на ура». Еще бы! Варшавской камерной опере нет равных в мире. Это единственный театр, в репертуаре которого все оперы Моцарта. Всего же труппой освоено две сотни названий: это средневековые мистерии, оперы раннего и позднего барокко, классические оперы, современные сценические произведения, многие из которых созданы по заказу театра. Труппа была основана больше сорока лет назад Стефаном Сутковским, который и по сей день является ее артистическим директором и менеджером. Первое представление — исполнение оперы-буффа «Служанка-госпожа» Джованни Баттиста Перголези — состоялось 4 сентября 1961 года. Варшавская камерная опера — это два режиссера, два постановщика, семь дирижеров, более семидесяти пяти солистов и два малых симфонических оркестра (Warszawska Sinfonietta и Orkiestra Warszawskiej Opery Kameralnej). Кроме того, при Опере существуют ансамбль аутентичных инструментов Musicae Antiquae Collegium Varsoviense, труппа пантомимы, Камерный хор (Chуr Kameralny), а также хор, специализирующийся на исполнении старинной церковной музыки (Chуr Muzyki Starocerkiewnej). Здесь ежегодно проходят Моцартовский фестиваль (Festiwal Mozartowski w Warszawie, с 1991 г.), Фестиваль опер эпохи Барокко (Festiwal Oper Barokowych w Warszawie, с 1993 г.), Фестиваль Клаудио Монтеверди (Festiwal Claudio Monteverdiego, с 1995 г.). Одним словом, театр Сутковского для всех интересующихся ранней музыкой — самая настоящая оперная Мекка.

Польша была первой страной, импортировавшей итальянскую dramma per musica. Историческое представление «Акида и Галатеи» неизвестного автора состоялось 28 февраля 1628 года в Королевском замке в Варшаве — при дворе Владислава VI. В 1632 году здесь же был построен первый оперный театр, в котором постоянно выступала итальянская труппа под руководством Марко Скакки. На протяжении почти четырех веков Варшава была одним из авторитетных центров оперного мира. И в начале третьего тысячелетия обе варшавские оперные труппы — «Большого театра» (Teatr Wielki — о московских гастролях см. «ПТЖ» № 31) и камерной оперы — с успехом гастролируют по всему миру.

Сцена из спектакля «Эвридика». Фото Я. Будзинског

Сцена из спектакля «Эвридика». Фото Я. Будзинского

В Петербурге, да и в России вообще, нет традиций постановок барочных опер, особенно ранних. Попытки прикоснуться к наследию XVII века можно пересчитать по пальцам. Та же «Эвридика» Пери ставилась в Московском камерном музыкальном театре Бориса Покровского (в 1994 г.), как и «Коронация Поппеи» Монтеверди (в 1998 г.). Однако ни о каком аутентизме в этих спектаклях не могло быть и речи: в театре Покровского для таких изысков нет ни материальной базы (прежде всего — исторических инструментов), ни исполнителей, владеющих стилем. На локальный резонанс рассчитаны эксперименты в этой области, проводимые Коллегией старинной музыки Московской консерватории: постановки опер Монтеверди, Перселла, Хассе, Кавалли, Вивальди, Алессандро Скарлатти. Петербургский проект Эдуарда Сорина под названием «Орфей сквозь века», не успев начаться в 2002 году полуконцертным исполнением «Орфея» Монтеверди в Большом зале Филармонии, так и заглох.

Органика в обращении со старинными текстами возникает не с наскоку: этим надо заниматься планомерно, что достигается только в условиях постоянно действующего коллектива с соответствующим репертуаром. «Эвридика» Пери в Варшавской камерной опере — спектакль-долгожитель. Он был поставлен в 1989 году и с тех пор идет с неизменным успехом. «Эвридика» — первая в истории полностью сохранившаяся опера (предшественница — «Дафна» того же Пери, сочинение 1594 года — безнадежно утрачена). Ее впервые спели и сыграли в 1600 году, в год «мировой премьеры» шекспировской «Двенадцатой ночи». И хотя принято считать, что наиболее яркого своего воплощения «новая музыка» (Le nuove musiche — по одноименному манифесту Джулио Каччини) достигла в сочинениях «отца оперы» Монтеверди, музыкальная драма Пери не во многом уступает творениям более знаменитого мастера. Написанная для готовящихся празднеств в честь свадьбы Марии Медичи с Генрихом IV, она, должно быть, произвела сильное впечатление на флорентийских аристократов. Впечатляет она и современных слушателей, особенно в надлежащем исполнении.

Любая ориентирующаяся на историзм постановка раннебарочной оперы, согласно современной терминологии, может быть определена как полуконцертная — semi-staged. В старинном театре не было ни сценических костюмов (актеры одевались по моде своего времени, и их наряды не многим отличались от нарядов знатной публики, сидящей в зале, — исторический костюм появился только в 1774 году), ни режиссерски выстроенных мизансцен. Певцы на сцене располагались в строгом порядке: рампа принадлежала примадоннам и кастратам (причем места справа считались более почетными), за ними разрешалось играть второй даме, а в глубине сцены располагался хор. Хотя в окончательном виде подобная система сложилась несколько позже, чем были представлены первые музыкальные драмы, уже и они отличались известной статичностью сценического действия. Их авторы ориентировались на античные трагедии, в которых, по их мнению, «играть» было неуместно.

Единственный зрелищный интерес в подобных постановках представляли второстепенные персонажи, вроде пресловутого бога из машины. В «Эвридике» Пери в этой роли выступает Плутон (Аид), властелин подземного царства мертвых. В варшавской постановке его лицо выкрашено черной краской, а громоподобный бас Ярослава Бренка способен кого угодно повергнуть в трепет (тем более что в ранней опере басовые партии — редкость). Остальные же действующие лица выступают протагонистами — корифеями общего хора. Не отличаясь друг от друга ни костюмами, ни манерами, они, дождавшись своей очереди, выходят на просцениум, а по завершении сольных высказываний возвращаются в коллективное лоно хора. В хоре поют и Эвридика (Марта Боберска), и Дафна (Марта Выломаньска), и Арцетро (Петр Лыковски), и Аминта (Здислав Кордыялик), не говоря уже о трех нимфах и Пастухе. Только Орфей (Яцек Лашчковски) в некоторой мере противопоставлен хору благодаря обилию сольных высказываний.

Действие музыкальной драмы развивается с эпической медлительностью, завораживая современного слушателя своим неспешным течением, доводя его до состояния почти молитвенной медитации. Историю Орфея и Эвридики последовательно рассказывают все персонажи. В ней нет взрывных контрастов, без которых немыслима более поздняя опера, и даже несмотря на измененный — счастливый — финал (он был непременным условием для спектакля, разыгрываемого на свадебном празднестве), история эта сохраняет пафос античной трагедии. Это почти месса — только на мифологический сюжет и на «живом» итальянском языке.

Сцена из спектакля «Импрессарио в затруднении». Фото Я. Будзинского

Сцена из спектакля «Импрессарио в затруднении». Фото Я. Будзинского

Спектакль, поставленный Рышардом Перытом, в высшей степени корректен. Декорации (сценограф Анджей Садовски) — всего лишь несколько гобеленов, передвигаемых при смене картин. Музыкальная составляющая спектакля — чередование сольных речитаций (развитых аккомпанированных речитативов) и мадригальных хоров (наиболее запоминающихся фрагментов с яркой мелодикой и причудливой ритмической пульсацией) — очень выигрывает от красочного инструментального сопровождения. В ансамбле под управлением клавесиниста Владислава Клосевича — всего 13 человек: две барочные скрипки, альт, виола, три флейты траверсо и группа континуо — виола да гамба, киттароне, двойная арфа, орган-позитив и спинет (все вместе это и называется Musicae Antiquae Collegium Varsoviense). В России собрать подобный состав — это что-то из разряда фантастики.

Если «Эвридика» Пери показывает, с чего начиналась опера, то «Импресарио в затруднении» Чимарозы венчает целый период в ее истории — тот, который мы, собственно, и называем итальянской барочной оперой. Мало того: это сочинение является пародией итальянской оперы на самое себя. Чимароза выводит на сцену закулисную сущность любого театра — интриги, интриги и еще раз интриги, двигателями которых и двести, и триста лет назад являлись непомерное честолюбие, деньги и секс. Действующие лица оперы — сразу три примадонны, которым, разумеется, тесно в одной труппе, поэт (либреттист), маэстро (композитор и дирижер) и сам импресарио. Эта тема — что-то вроде «мы делаем оперу» — была весьма популярна на излете галантного века: достаточно вспомнить моцартовского «Директора театра», между прочим, ровесника «Импресарио» Чимарозы (оба спектакля увидели свет рампы в 1786 году, параллельно с еще одной оперой на подобный сюжет — сочинением Сальери «Музыка — превыше всего, слова потом»).

Трудно себе представить сочинения более непохожие, чем «Эвридика» Пери и «Импресарио» Чимарозы. Там — мифологическая трагедия, известная всем, здесь — запутанный бытовой сюжет, внятно пересказать который вряд ли кому удастся. Там — внеисторические аллегорические персонажи, здесь — люди из плоти и крови, современники. Там — драма больших страстей, здесь — комедия суетных делишек. Там — углубленно сосредоточенная, интровертная декламация, здесь — бьющие в уши вокальные красоты: пассажи и фиоритуры. Разнилась когда-то и публика: «Эвридику» давали в высшем обществе, «Импресарио» же собирал городские театры с куртуазными парочками в ложах и демократической галеркой. Одним словом, там — искусство высокое, аристократическое, здесь же — весьма приземленное, явно коммерческое, «попса» конца XVIII века.

Варшавская постановка «Импресарио» также составляет глубокий контраст «Эвридике». Режиссер-постановщик Йитка Стокальска не превысила своих полномочий: два столетия назад, когда не существовало такой профессии, как режиссер (в современном ее понимании), творцами визуального ряда спектакля были сами исполнители и дирижер (в большинстве случаев являвшийся одновременно и композитором — автором оперы). Мизансцены требовались такие, чтобы не мешали петь и подчеркивали достоинства голосов. А значит, исполнители первых партий во время своих арий обязательно оказывались перед рампой, лицом к залу (даже если при этом признавались в любви своему партнеру, стоявшему позади). Однако, в отличие от «Эвридики», в «Импресарио» действие разворачивается гораздо живее, что дает возможность более разнообразно использовать сценическое пространство, ограниченное лаконичными декорациями (искореженное зеркало в качестве задника и подиум в центре — символ манящей сцены).

Главное же отличие оперы Чимарозы от творения Пери заключается в том, что если у Пери главным действующим лицом оказывается хор, а солисты выступают лишь как слабо персонифицированные его представители, то у Чимарозы все решают индивидуальности певцов. Именно на их «состязании» — в том числе и в вокальном мастерстве — строится интрига. Новая эстетика требует нового оперного стиля: блеска, актерской яркости. Каждому персонажу Чимароза пишет партию, которая позволяет ему показаться во всей красе. Особенно изощренны партии примадонн: Фиор ди Спины (Марта Боберска), Мерлин (Мажанна Рудницка) и Доральбе (Дорота Лахович). Опера адресована истинным поклонникам бельканто: выслушать столь продолжительные фиоритуры под силу не каждому. От слушателя вновь требуется расслабиться и медитировать, но здесь медитация не молитвенная, а гедонистическая.

Конечно, сейчас трудно представить, что во время создания этой оперы у каждой известной примадонны были столь же рьяные «болельщики», как и у сегодняшних футбольных звезд. Они ревностно следили за каждой пропетой ею нотой, за каждым пассажем, с пристрастием ловили «блох» в пении соперницы. Часто страсти выливались за стены театра и принимали формы когда газетной полемики, а когда и банальной потасовки. Если не помнить этих реалий, на старинной опере легко заскучать. Гурманов, способных наслаждаться одним лишь звучанием голосов — без драмы, с сюжетом, который всего лишь фон для вокальных упражнений, а потому не требует логической выстроенности, — в современном динамичном и вечно спешащем мире остались единицы. А голоса в Варшавской камерной опере действительно хороши, хотя мужчины, как истинные кавалеры, остались в тени дам. Впрочем, публику ждали и другие развлечения, а именно — головокружительные костюмы: платья с цветами и прически в форме корабля (сценограф — тот же Анджей Садовский).

В канун юбилея Петербург захлестнула волна старинных опер — как гастрольных, так и местного производства. «Севильского цирюльника» Джованни Паизиелло в исполнении молодых солистов Академии музыки имени Яна Сибелиуса привез Международный культурный проект «Мир камерной оперы», оперу Андре Гретри «Петр Великий» — московский театр «Геликон-опера». «Санкт-Петербургский Гостиный двор» Василия Пашкевича представили артисты ансамбля «Рождество» Ольги Ступневой, оперу Гаэтано Доницетти «Петр Великий — Царь всея Руси, или же Плотник из Ливонии» — театр «Санктъ-Петербургъ опера». Варшавские постановки в этом ряду представляются самыми адекватными.

Июнь 2003 г. 

Комментарии (0)

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.