Сергей Барковский играет много и не только на сцене Молодежного театра. Перечислять роли через запятую как-то грешно: проходных работ просто нет. Всегда отточенный, артистичный рисунок, современно интонированный, с такой сардонической, что ли, подсветкой его свободно-несвободных персонажей («Входит свободный человек» — недавняя премьера с Барковским в главной роли).
Так вот, на другом берегу Фонтанки состоялась, на мой взгляд, немаленькое событие: «Авдей Флюгарин».
Он уже там, в Доме Кочневой, играл — «Историю села Горюхина», заметный был акцент в прошлом сезоне. «ПТЖ» об этом писал.
Жанр моноспектакля невероятно пластичен, причем переживает на петербургской сцене не худшую пору (ежегодный «Монокль» это подтверждает). Новое появление Сергея Барковского в Пушкинском центре — полноценная эпопея, вроде «Ярмарки тщеславия» Теккерея. В этом почти кукольном зальчике — явление крупного жанра и большого актера. Перепады драмы, переживаемой персонажем, героичны, как переход Суворова через Альпы, трагичны, как Наполеон перед Ватерлоо (а Булгарин и служил в армии Наполеона), патетичен, как Скобелев у Шипки-Шейново… При этом потрясающие мгновения тишины, каких-то скорбных моментов истины, честности перед самим собой. Режиссер Андрей Андреев, так же, как и в предыдущем «Горюхине», — и снова удача.
Гротеск, несоответствие амбиций и личности! Пигмей в тени гения, возроптавший и поверженный — само собой. Но не только о том речь. У спектакля есть подзаголовок: «Commedia dell’arte из истории российской журналистики». Подзаголовок лукав: лицедейство персонажа (в котором искушен и купается, как в родной стихии, артист Барковский) — стоит крови и судьбы. Артисту удается в формате моноспектакля создать, если можно так сказать, богато оркестрованный драматический сюжет, с громадной эмоциональной амплитудой и притом крупным общим рисунком.
Фаддей Булгарин: тончайшая диалектика души и титаническая тяжба с гением, чаще всего смехотворная, опускающаяся до прямой подлости, а порой достигающая трагического звучания. На наших глазах персонаж истово изживает свою судьбу. Артист дает именно это — рисунок человеческой судьбы, в полный экзистенциальный объем этого понятия. И вот в рамках, казалось бы, литературного театра, в моноспектакле на основе документальных текстов эпохи, создана значительная работа, где творчество актера достигает нового масштаба и новой глубины.
Похоже, Пушкинский центр, начиная с памятной постановки Геннадия Тростянецкого «О вы, которые любили…», доработался до золотоносного слоя, напал на золотую жилу. Удача улыбается тем, кто приходит сюда, под сень первого имени нашей культуры. Нельзя не видеть, что парадокс о Булгарине, его «ридикюльные» претензии и подлинная человеческая катастрофа — глубокое художественное откровение, в русле большой традиции русского искусства.
И вот совсем свежее впечатление там же: генеральная репетиция спектакля «Театр, театр». Алексей Девотченко в постановке Владимира Михельсона (художественный руководитель Владимир Рецептер) играет уже… самого. Как еще никто и никогда. Зачем пишется «Борис Годунов», что есть драма и театр? «Громокипящий кубок самосознания творца», трудные петли художественной мысли и яростный протест поэта, словно предвидящий тоску грядущих адаптаций (плоские и такие знакомые юбиляции в честь «вечно живого» гения прозвучат в конце спектакля, вопиюще расходясь с реальным творческим тонусом действия). Отношения художника и его творчества — вот подлинно драматическая материя нового моноспектакля, непохожего, кстати, ни на один из известных у этого артиста.
Фундаментальная получается дилогия у Барковского с Девотченко: театральное событие и одновременно философски завершенное высказывание.
Комментарии (0)