Cперва пообещаю. Вместо обычного «Читайте в следующем номере» на последней странице.
ЕБЖ («Если буду жив», как говорил Лев Толстой), следующие номера журнала снова будут иметь условные названия. Не знаю, в каком порядке эти номера выйдут, но мы одновременно собираем три: «Детский дом», «Театральное тщеславие» и «Путешествие дилетантов». ЕБЖ. А этот, № 33, почти безымянный, «Очень простые истории конца сезона». Просто журнал.
Опять лето, и хочется отослать читателя к редакционным колонкам всех летних номеров, в которых мы стонали от июльской усталости в каменном городе и вспоминали клятву Гиппократа. Теперь, в год, поименованный православными психологами «годом Души», мы можем аргументировать свою летнюю «пахоту» и этим обстоятельством: душа обязана трудиться…
Итак, закончился сезон 2002/2003. Подводить его итоги не будем, но наше театральное время так или иначе имеет некоторые черты. Их стоит фиксировать.
Именно в этом сезоне в Петербурге впервые прошла «Золотая маска». Существование «главной национальной театральной премии страны», с одной стороны, несомненный стимул для театров: желание получить «Маску» или хотя бы cтать номинантом — реальность сегодняшней театральной жизни. Куда ни приедешь — театры спрашивают о «Маске», ориентируются на нее. Современная эстетическая мысль, обогатившаяся категорией «фестивальный спектакль», недавно приняла в свое лоно наравне с «катарсисом» и понятие «масочный спектакль». Результативный, завоевательский, ритмичный московский образ жизни, запрограммированность на победу «Маска» привила всей российской театральной действительности, значительно изменив сам образ художественной жизни. «Поворот винта» от процесса — к результату совершился. Хорошо это или плохо — обсуждать бессмысленно, как погоду. Участвовать в «Маске» — значит быть признанным, востребованным, но главное — успешным.
Успех! Много десятилетий помнившие, что «поражений от победы ты сам не должен отличать», наши творцы, облегченно вздохнув, позабыли про это — и прекрасно отличают все от всего. Категория успеха (новая, не бывшая раньше или не уважаемая прежде российской культурой) становится все более существенной. Обсуждать это бессмысленно. Такая погода.
В середине сезона хотелось написать статью «Пир победителей». О том, как, захлебываясь в фестивалях, премиях, награждениях, конкурсах, приемах, торжествует торгово-промышленная стихия. О том, как редкий текст не несет в себе следов побочных мотивов и просчитанных «политических» оценок. Ситуация искажена до такой степени, профессиональный круг так привык вычислять мотивы той или иной оценки или премии, что прямой речи и искреннему впечатлению уже никто не верит, забывая, что всегда есть точное свидетельство — слово. «И никогда еще (что нас постоянно утешает…) никто не сумел скрыть ничего в слове: и если он лгал — слово его выдавало, а если ведал правду и говорил ее — то оно к нему приходило» (А. Битов). Есть еще замечательное: «Если можно не позволить одну истину, то должно уже не позволить никакую, ибо истины между собою составляют непрерывную цепь». Иван Пнин. Написано ну ооооочень давно.
На самом деле торгово-промышленные времена Россия уже проходила, сегодняшняя ситуация довольно близко повторяет ситуацию рубежа прошлых веков. Надо только вспомнить это и ощутить себя в истории.
Тогда расцветали антрепризы, то есть ширился арт-рынок.
Тогда тот же Дорошевич писал: «Если бы меня спросили, что за страна Россия, — я смолчал бы, но подумал: „Это страна, где все друг друга презирают“». Попадая в толпу столичных коллег, я всегда вспоминаю Дорошевича.
Тогда толпы театральных репортеров, опережая друг друга, несли скороспелые неграмотные рецензии в ежедневные газетенки, журналисты, выросшие в обозревателей, — в газеты покрупнее, «золотые перья» В. Дорошевич, А. Амфитеатров, В. Гиляровский — писали в самые крупные газеты, А. В. Суворин строил на станциях киоски первой «Роспечати» и увеличивал тиражи «Нового времени» (аналог сегодняшнему «Коммерсанту»), а А. Р. Кугель малюсеньким тиражом издавал великий журнал «Театр и искусство», чтобы театр крепнущего капитализма чувствовал на себе профессиональный взгляд и не утрачивал художественных критериев. Его опыт доказал истории многое, надо только со спокойствием, иронией и энергией Кугеля исполнять свою роль не как прикладную, а как сущностную.
Все эти темы, читатели и коллеги, предмет ежедневных раздумий и отчасти — темы этого номера.
Не только потому, что мы беседуем как раз об этом с режиссером Виктором Крамером, придав разговору «двойной объем» (два диалога).
Не только потому, что касаемся тех же проблем с героями так называемой «Новой драмы».
И не только потому, что посвящаем несколько материалов истории. Поведенческие модели модерна или П. Н. Фоменко, жизнь которого разворачивалась в разные времена, рождают размышления того же порядка.
Кроме того, именно в этом сезоне возник совершенно особый «Дядя Ваня» Л. А. Додина.
Отчего-то необычайно широко пошла по России «Очень простая история».
Мы пытаемся думать об этих явлениях. Не служить в условиях арт-рынка «оценщиками в городском ломбарде», а сохранять профессию, сообразуясь с истинными понятиями вкуса и моральным чувством.
«Пир победителей»… Живя в великом городе, где народный артист, ставший начальником, на страницах печати может заявить, что его коллег, как собак, «надо отправить к ветеринару» (он не говорит «и усыпить» только потому, очевидно, что вышел запрет на усыпление животных), часто твердишь себе одно и то же:
Но если смерть, но если
Уж умирать, так умирать не в кресле!
<…>
Пришли мои враги. Позвольте вам представить!
Они мне дороги, как память.
Ложь! Подлость! Зависть!.. Лицемерье!..
Hy, кто еще там? Я не трус!
Я не сдаюсь, по крайней мере.
Я умираю, но дерусь!
В спектакле по «Сирано», виденном в этом сезоне в Германии, этот монолог был купирован. «Сирано» ставят нынче «про любовь», минуя тему чести – так же, как привыкли миновать ее в жизни. Это тоже черта времени.
…Но я не кончил эту…
Мою субботнюю газету…
Пообещав в начале текста три следующих номера, можно только пожелать сил — и вам и себе, читатели и коллеги.
Июль 2003 г.
Комментарии (0)