Петербургский театральный журнал
Блог «ПТЖ» — это отдельное СМИ, живущее в режиме общероссийской театральной газеты. Когда-то один из создателей журнала Леонид Попов делал в «ПТЖ» раздел «Фигаро» (Фигаро здесь, Фигаро там). Лене Попову мы и посвящаем наш блог.
16+

АКТЕРСКИЙ КЛАСС

«НЯКРОШЮС КОНФЛИКТУЕТ С ТЕАТРАМИ, СТОЯЩИМИ В ПОЗЕ СЧАСТЬЯ…»

Беседу с Владасом Багдонасом ведет Марина Дмитревская

Как бы это сказать… Я шла на встречу с Владасом Багдонасом на не очень верных ногах, примерно как Магомет к горе… к Монблану. Шла к титану. Нет, мне достаточно лет, чтобы прекрасно осознавать: актер и образы, созданные им, — разное. Но ведь тридцать лет моей собственной жизни прошло «в присутствии театра Някрошюса», под его часто гипнотическим влиянием. И под влиянием Багдонаса в нем. Так или иначе, он — наш Пиросмани, он — титаны Отелло и Фауст, он вошел в хрестоматии Тузенбахом, крутящим перед дуэлью тарелку, да что говорить — великий трагик нашей с вами эпохи Владас Багдонас… махал мне рукой у служебного входа «Балтийского дома», где репетировал Шерлока Холмса в мюзикле Игоря Коняева на музыку Раймонда Паулса… Мы никогда не встречались до этого, но встретились как давно знакомые люди.

Во-первых, он физически не такой титан, каким выглядит на сцене. Такое бывает. Отелло, тянущий на веревках флотилию и танцующий вальс с Дездемоной (могу пересматривать бесконечно), казался на сцене гигантом. Теперь передо мной сидел умный, просто говорящий, без грана самолюбования человек среднего роста и телосложения. Но когда я стала расшифровывать…

Вообще, когда расшифровываешь запись, часто не знаешь, как назвать материал: диалог перетекает через камушки журчащим ручейком. Владас Багдонас говорит сущностно — так же, как играет, и я долго металась: как назвать текст. Вариантов было множество: «Все люди несчастны, потому что умны», «Просто — человек осужден жить», «Я понимаю природу: вот зима, лето, осень, весна, день, ночь, звезды». И каждый был правильным, потому что про все это и шел наш разговор.

В. Багдонас. Фото В. Луповского

Марина Дмитревская Владас, актер — это какая-то особая, замечательная, но и опасная природа. А как бы вы, актер, определили — что такое актер?

Владас Багдонас Если говорить общепринятыми фразами, это образ жизни. Так говорят многие. Но это слишком высокопарно.

Дмитревская Эфрос считал, что все актеры женщины, Юрский говорил мне: актер — пустота, дудка, испытывающая радость от того, что в нее дуют…

Багдонас Есть же разные виды людей, занимающихся этой профессией, и у каждого свое определение. Ваш вопрос поставил меня в положение, из которого мне сейчас не выбраться, надо время подумать. Я никогда не думал, что такое актер, я даже не могу точно сказать — актер я или не актер, хотя профессиональная жизнь у меня сложилась нормально.

Дмитревская Более чем!

Багдонас Нормально, нормально, хорошо сложилась. Но чтобы я говорил о себе с какой-то большой буквы — так нет…

Дмитревская Когда вы преподавали (а это много лет), учили актеров, чему вы учили их больше всего?

Багдонас Действовать. И общаться. Правильно действовать. Правильно думать при общении. Не пребывать, а существовать. А когда человек это умеет, можно уже говорить о каких-то формах этого существования, о стилях.

Дмитревская А кто, Владас, был ваш учитель?

Багдонас Мой учитель был довольно известный литовский актер Юозас Рудзинскас. К нему я прибавил бы еще двоих: Ирену Бучене, выпускницу Кнебель, и Зенонаса Боужиса, который был то вторым, то третьим педагогом. Пожалуй, саму профессию больше всего дала в руки Ирена Бучене, потому что она в меня поверила и на четвертом курсе поставила со мной «Над пропастью во ржи». Я сыграл Холдена и попал в Вильнюсский Молодежный театр.

Дмитревская А почему вы пошли в актеры? Какая среда вас формировала? Ведь литовцы — люди природные…

Багдонас Чисто случайно. Я не прошел по баллам на исторический факультет университета, и отец меня просто заставил: куда хочешь, но поступи! Почему он так хотел этого? Боялся, что я попаду в армию. Не знаю, отчего у него была такая боязнь, но он очень не хотел, чтобы я служил. А мы с одноклассником ходили в любительский театральный кружок. Но серьезно я этим не занимался, нет. О профессии актера не думал и потому, что находился под влиянием тогдашнего моего педагога Владиславаса Бинструбаса, который говорил: профессиональный театр это чушь, ужас, не ходите в профессиональный театр, только самодеятельность может быть настоящим искусством.

Дмитревская Прямо как Евстигнеев в «Берегись автомобиля»!

В. Багдонас (Пиросмани). «Пиросмани, Пиросмани…». Фото из архива М. Дмитревской

Багдонас Да, и он говорил об этом очень строго. И наш театр, в котором я сыграл пару ролей, скоро стал Народным. Все было серьезно. Но я поступал в Вильнюсскую консерваторию (ныне — Литовская академия музыки и театра. — М. Д.), не имея никакого понятия, что буду делать после окончания. И не имел никакого понятия до встречи с Иреной Бучене — маленькой бывшей гимнасткой, которая пришла, уселась на стул и стала скромно, тихо с нами работать над Сэлинджером. И меня «прорвало» в том смысле, что я понял суть существования. Что вначале важны не форма, не мизансцена, не заученный текст, а правильное существование — вообще-то, чисто по Станиславскому. И это пребывание, существование меня внутренне просто покорило. Жаль, что спектакль сыграли всего два раза, но после Холдена в один и тот же день, когда на спектакле были директора всех литовских театров, меня пригласили сразу два театра: Клайпедский и, вот, Молодежный. Хорошо, что была такая традиция — приглашать на выпускные спектакли, как на ярмарку. Сейчас ее нет (не знаю, осталась ли в России), школ много… В Литве шесть более или менее больших городов — и в каждом «полувысшая» школа или колледж, где учат актерскому мастерству, но куда деваются после выпуска эти мальчики и девочки — не знаю. Попрежнему самая большая кузница — наша Академия театра и музыки, из которой я и попал в Молодежный театр, в среду актеров известных… Но. Не успев сыграть даже маленькой роли, сразу оказался в армии…

Дмитревская Не сбылась папина мечта…

Багдонас Не сбылась, год служил в Белоруссии. А когда вернулся — опять повезло на первую большую роль в спектакле «Загонщики огня» по пьесе молодого, буквально шестнадцатилетнего автора Роландаса Растаускаса. Сейчас он — известная в Литве фигура, эссеист, кажется, занимает должность драматурга в Национальном театре. А тогда молодой режиссер, чуть постарше меня, Гинтас Жилиес поставил по его пьесе культовый спектакль. И эта драматическая роль дала мне как бы «разрешение» получать и дальше хорошие работы, играть, в театре увидели, что с этим человеком можно работать.

В. Багдонас. Фото В. Луповского

В 1977-м, кажется (уж сейчас точно не помню), пришел Эймунтас Някрошюс. Мы поставили на малюсенькой сцене (Молодежный тогда находился там, где сейчас Музей театра, в центре Вильнюса, а этот спектакль мы играли во Дворце профсоюзов) «Вкус меда» Шейлы Дилени, я — Джефри. Это был нормальный спектакль Эймунтаса, ничего удивительного я в нем не увидел, Някрошюс хорошо работал, академически, тихо-спокойно (не как его учитель Андрей Гончаров, без криков). Мы были единомышленниками, работали — и так произошла наша встреча.

А потом был «Квадрат», в котором я должен был играть, но мне не понравилось, что мои письма не принимают, и я хлопнул дверью… Дело в том, что мы двигались даже не этюдным, а письменным путем. В первый день (а я не помню, чтобы Някрошюс когда-нибудь больше одного дня занимался с актерами литературой) мы прочитали этот рассказ, ничего из него не поняли, но надо было что-то делать, и Эймунтас решил, что лучше всего, если это будут письма девушки к заключенному парню и его письма к ней. Этим и занимались, писали за героев письма. Я написал, наверное, шесть писем и после этого сказал: ну, не хотите — и не буду. И хлопнул дверью. Я был постарше.

Дмитревская Владас, тридцать лет с Някрошюсом. «Главный актер Някрошюса» — это ведь некий приговор (говорю безоценочно). Он был для вас в какой-то степени Пигмалионом? Вы ощущаете себя Галатеей? Или работа с ним и работа с другими — в одном ряду? Почему спрашиваю про пигмалионство? Когда долго общаешься с человеком, с художником, волей-неволей внутренне задаешь его вопросы и когда работаешь с другими…

Багдонас До ухода нас всех из Молодежного театра Эймунтас не был Мастером — таким, о каком, скажем, говорил Донатас Банионис: Мильтинис и больше ничего. Някрошюс себя таковым даже не представлял. Для литовского театра это вообще нехарактерно, у нас, может, в Литве была только пара человек с такими представлениями о себе. Эймунтас никогда не хотел быть главным режиссером, хотя ему предлагали (в частности, Даля Тамулявичюте предлагала взять Молодежный). Но — нет. Он просто хотел работать. И если тебе надо было куда-то уйти — ты даже не спрашивал у него разрешения, и это ничего не решало, как ничего не изменил в наших отношениях мой уход из «Квадрата», мы сделали следом «Пиросмани», потом были «Любовь и смерть в Вероне», «Дядя Ваня»… Тут, в России, иначе: как уйдешь — все, навеки, как со Смоктуновским и Товстоноговым…

В. Багдонас, А. Латенас. «Моцарт и Сальери. Дон Жуан. Чума».
Фото из архива М. Дмитревской

В. Багдонас, А. Латенас. «Моцарт и Сальери. Дон Жуан. Чума».
Фото из архива М. Дмитревской

Дмитревская Даже фотографии «Идиота» в музее висели практически без Мышкина… Враг, перебежчик…

Багдонас У Някрошюса в характере нет этой черты. Он честен, незлопамятен, по-моему, и я никогда не смотрел на него как на божество. Тем более я работал в репертуарном театре, там было немало режиссеров, я играл и у приглашенных, и у Дали Тамулявичюте (Даля и Эймунтас — это вообще был хороший тандем). Сказать, что только — он и только — за ним, — нет, так я не привык. И ушел-то из Молодежного театра, как мне до сих пор кажется, первым я, а не он… Но ушел не из-за личных причин или неувязок с администрацией. Я ушел, думая, что театр уже никому не нужен: все вышли на площади и кричат лозунги. Это был 1991–1992 год, в зале сидело по тридцать человек. Начиная спектакль, мы смотрели в щель: есть 33 зрителя (тогда играем, такой был неписаный закон) или нет? Была одна забота: есть ли эти тридцать… Хотя я не тот актер, который считает: пусть и тридцать зрителей, но они наши. Нет. Если в тысячном зале сидит маленькая горстка — это сигнализирует о плохом состоянии или зрителя, или театра.

Дмитревская Или времени.

Багдонас Или времени. Тогда это было такое сложное время. Поэтому я со спокойной душой ушел, не зная куда. Правда, я чуть-чуть работал в Академии музыки, помогал выпустить курс. Потом немножко работал на католическом радио, читал тексты, делал небольшие отрывки, спектакли по произведениям с христианским наполнением. Считал, что из театра ушел совсем, и о театре не мечтал. Но когда мне домой позвонили и пришли Эймунтас Някрошюс, Рута Ванагайте, еще кто-то и сказали: мы начинаем дело, нам тебя не хватает… я пошел делать с ними «Маленькие трагедии».

Дмитревская В этот момент и возник Литовский международный фестиваль «Лайф».

Багдонас Да. И «Маленькие трагедия» были первой его продукцией. А второй — «Три сестры». И с «Маленькими трагедиями» мы начали ездить по миру…

Дмитревская Еще была рок-опера «Любовь и смерть в Вероне».

Багдонас Да, но сначала-то был спектакль Молодежного театра, а вторую редакцию Някрошюс сделал для фестиваля «Лайф».

Дмитревская В качестве продукции «Лайфа» я и видела его на фестивале в Торуни и писала о нем.

В. Багдонас, А. Латенас. «Моцарт и Сальери. Дон Жуан. Чума».
Фото из архива М. Дмитревской

Багдонас Второй спектакль был, по-моему, менее удачный, первый был сильнее по актерам и зрительскому впечатлению, а вторая редакция — калька… Так бывает.

Дмитревская Владас, вы много лет жили в трагическом, космогоническом, очень часто безнадежном мире Някрошюса. Этот мир требовал вашего человеческого подключения, он втягивал в себя, требовал разделить эту трагичность или можно было дистанцироваться и просто исполнить роль?

Багдонас Невозможно дистанцироваться. Быть исполнителем невозможно. Что такое исполнитель? Сказал — сделал? Или сделал — сказал? Нет, конечно, здесь нужна отдача, самоотдача, и эту отдачу (то есть то, что происходит в этот момент с тобой) Някрошюс мог направить в какое-то русло, потому что иногда можешь зайти не в то русло со своими внутренними импровизациями. Но это все происходит в его театре через организм человека, который пытается побыть в его, Някрошюса, предлагаемых. Это действительно пребывание, существование на сцене, никак не исполнение.

В. Багдонас (Отелло), Э. Шпокайте (Дездемона). «Отелло». Фото В. Луповского

Дмитревская Но его мир мучительный, тяжелый…

Багдонас Его мир правильный. И вот с какой точки зрения. Все люди несчастны, потому что умны. Господь создал человека, а кто-то дал ему ум. Тоже Господь или кто-то стоящий слева? Человек, в отличие от животных, которые не знают этого, знает, что смертен, и от этого несчастен. А мы, которым дан ум, пытаемся говорить себе: живи сегодняшним днем и будь счастлив. Наверное, это нужно делать, но не всегда получается, потому что, по сути, человек, пришедший на землю, — фигура несчастная, ибо умная. И если у нас есть какой-то свет, то это — свет в конце тоннеля. Не сразу распахиваются «двери» и большой поток света наполняет тебя радостью, нет. И поэтому Някрошюс конфликтует с театрами, стоящими в позе счастья, в позе вседозволенности, свободы слова. Ведь это все позирование, в котором отсутствует сущность человека: он родился, чтобы терпеть эту жизнь.

Дмитревская Довольно много лет назад, когда я переживала очередной кризис, один не слишком знакомый человек мне сказал: «Чего вы хотите? Вас за грехи сослали сюда, вы сидите в тюрьме, а хотите, чтобы одиночная камера была дискотекой».

Багдонас Он правильно сказал. Мир веселья — это такой пир во время… в общем, неправильный пир, этот псевдонастрой может сделать много плохого и человечеству, и цивилизации нашей, и самому человеку, лично ему. Позиция — жизнь коротка, и надо извлечь из нее все, что бы тебя радовало, — ложная, тогда ты тогда все делаешь неправильно, не по закону.

В. Багдонас (Отелло), Э. Шпокайте (Дездемона). «Отелло». Фото В. Луповского

Дмитревская На самом деле в православии есть для меня одно существенное противоречие. С одной стороны, уныние — страшный грех, мы в нем каемся. С другой — христианский пафос страдания. Вот как так: страдать надо, а унывать нельзя…

Багдонас Ничего пафосного, я думаю, вообще не должно быть: ни пафосной веселости, ни пафосного страдания. Просто — человек осужден жить. Это его удел. И каким образом он это сделает — будучи актером, шофером, кассиром или домработницей — это его участь. Профессия по сути не меняет ничего в том, как ты живешь, честно ли перед собой и перед христианскими законами (о государстве я не говорю, только о законах христианских).

Дмитревская Я очень люблю слова Карамзина (это еще начало ХIХ века). Он говорил, что гармония искусства должна компенсировать дисгармонию окружающей жизни. Вы согласны с этим? Ведь иногда тяжелейший по смыслу спектакль возрождает тебя своей гармонией.

Багдонас Да, да… Я действительно много не понимаю, но я понимаю природу: вот зима, лето, осень, весна, день, ночь, звезды. Это я понимаю. А встречаюсь с человеком — и нет… Помните фильм «Доживем до понедельника»? Там парень говорил: «Счастье — это когда тебя понимают». Это, конечно, хорошо, но я говорю иначе: счастье — это когда ты понимаешь. Я не понимаю очень многого в людях, в государствах, в построениях, в мышлении и поэтому испытываю мало счастья.

В. Багдонас (Отелло), Э. Шпокайте (Дездемона). «Отелло». Фото В. Луповского

Дмитревская А я вот наоборот. Много понимаю в людях, и оттого нет счастья… Понимание все-таки умножает скорбь. Просто каждый раз от понимания «разочичичичировываешься» в человечестве, как мартышка Чичи в «Айболите-66».

Багдонас Так оттого и не можешь часто понять, что видишь, сколько в мире отвратительного. И это опять связано с тем, что человеку дан ум, он несчастен и старается избегать этого несчастья разными способами, в том числе причиняя боль другому. Это его такая животная природа. Инстинкт и разум несовместимы.

Дмитревская Владас, мы ушли от вопроса, к которому хочется вернуться: работая с другими режиссерами, вы внутренне слышите голос Някрошюса: что бы сказал на этом месте он?

Багдонас Да, конечно, конечно. Но чаще всего меня подбивает к определенным сценическим решениям то, что он в меня посадил, взрастил во мне. Мы одно и то же имеем в виду?

Дмитревская Мне кажется — да. Я не имею в виду создание вас как личности, спрашиваю о влиянии. По себе знаю, что часто смотрю на мир глазами людей, которые «поставили» мне художественное и человеческое сознание, слышу даже корректирующие реплики…

Багдонас Во всяком случае, это такая школа, которую я принял, в которой жил, существовал, работал.

Дмитревская А какие впечатления вообще повлияли на вас художественно?

Багдонас У меня склероз. Я знаю, что есть несколько спектаклей, которые я помню визуально… Это «Убей европейца, прихлопни его» Марталера и это «Бумажный человек»… режиссера не помню. А вообще я редко хожу в театр. Но досиживаю обычно до конца даже и плохой спектакль.

Дмитревская Владас, были у вас любимые актеры?

Багдонас О литовских не берусь говорить. Был Бронюс Бабкаускас из Паневежиса, очень точный и своеобразный по внутреннему содержанию актер. Всегда любил Любшина. Безусловно — Янковский. И голливудские. Дастин Хоффман, Де Ниро… Но это или ушедшие, или моего возраста. Старость. Начинаешь сопоставлять себя с одногодками. А о новых поколениях могу сказать мало.

В. Багдонас (Фауст). «Фауст». Фото В. Луповского

Дмитревская А что питает, восстанавливает? Искусство? Природа? Лес? Вода?

Багдонас Вот-вот-вот… Вода тут в Питере везде, но это не заряд. Природа тоже близко, но в Литве природа другая. Я много путешествовал со спектаклями, но редко ездил за границу в отпуск. Это, наверное, генетическое. Мой отец был железнодорожником, и при советской власти у него было право раз в год со всей семьей поехать куда угодно, хоть до Владивостока и обратно. Бесплатно. И вот раз в год он брал бесплатный билет для всей семьи и ехал… до своей деревни, где он родился, и обратно. Два часа, с двенадцати до двух, и то ночью. Чувствую его влияние.

Дмитревская Вам надо играть Андрея Платонова с его железнодорожными делами.

Багдонас Кто-то что-то похожее мне говорил…

Дмитревская Тем более есть Платоновский фестиваль в Воронеже. Вот еду туда. И студенты едут. Кстати, Владас, отчего вы перестали преподавать после многих лет (были и деканом…)?

Багдонас Я чувствовал себя неспокойно. Много работаю в России, снимаюсь. Когда приезжаешь раз в месяц — что я могу? Обобщить увиденное? Этого мало. Поэтому два года назад я ушел: со студентами надо работать, а не играть Мастера. А у вас конкурсы сохранились или упали? Студенты те же?

Дмитревская Конкурс на актерском сохраняется, на театроведении, конечно, меньше (когда мы поступали — был 34 человека на место), но качество курса от конкурса впрямую не зависит.

В. Багдонас (Фауст), Э. Латенайте (Гретхен). «Фауст». Фото В. Луповского

Багдонас Безусловно. Молодежи нужен театр. Но чтобы только не потакали каким-то вещам… Нет, я понимаю, что стал страшным брюзгой, но весь этот Фейсбук (хотя я в нем и участвую), все эти веселые селфи растатуированных людей — что это вообще? Как я сюда попал, что это?..

Дмитревская Какая сейчас театральная ситуация в Литве?

Багдонас В поисках. Я мало смотрю, не могу обобщить, сужу по прессе. Но почти все главные призы этого года получил спектакль, который поставил Кристиан Люпа. А таких гигантов, как Някрошюс, Туминас, Коршуновас, не видно. Фамилии возникают, спектакли ставятся, пресса пишет. Но какого-то сдвига нет.

Дмитревская А в каком контексте ощущает себя литовский театр? Когда-то был общий контекст СССР — и якуты получали в Грузии приз за спектакль по киргизу Айтматову… После развала Союза каждая страна двинулась куда-то: эстонцы, по языковому принципу, двинулись в сторону Финляндии, а у Литвы нет языковых родственников. При этом Някрошюс и Туминас — с русской театральной школой, и связь с Россией была всегда очень сильная. Судя по всему, наши народы исключительно близки, если московский театр делают Туминас, Карбаускис и выросший в Литве Гинкас… По какому принципу ищет сегодня свой контекст литовский театр?

Багдонас Все-таки его глаза смотрят на запад. Причем не на «восточный запад», а на «западный запад»: стремятся применить их школу, их техники, методики. Наша Академия очень связана договорными отношениями с болонской системой. База у нас вроде бы литовская, не знаю, есть ли наши студенты в Москве или Петербурге. Если есть, то единицы. Значит, никакого ветра они не сделают. Знаю девочку, отучившуюся у Каменьковича, в Литве она без работы.

В. Багдонас (Фауст). «Фауст». Фото В. Луповского

В ходу западные методики, но, помоему, и в России перестали молиться на Станиславского…

Дмитревская И напрасно. Если говорить о настоящем владении системой — точно напрасно.

Багдонас По-моему, тоже. Когда-то мы говорили, что по системе Станиславского можно сыграть телефонную книгу. А по тем системам, которые сейчас в ходу, можно? Не уверен.

Дмитревская Тогда закончу совсем смешным вопросом. Сейчас многие режиссеры декларируют «не игру». Просят актера «не играть». При том что это как будто стремление к новой естественности, мне это кажется лукавством: в лучшем случае актер, выйдя на сцену, будет играть, будто он не играет. Вот вы, крупнейший современный актер, скажите — это исполнимо? Возможно на сцене не играть?

В. Багдонас. Фото М. Дмитревской

Багдонас Это глупо. А что тогда делать? Для чего ты идешь на сцену, если не играть? Это в кино возможно, и Адомайтис, сыгравший в кино больше, чем в театре, говорил: «Я ничего о себе как киноактере не понимаю. Все делают за тебя камера и монтажер». Я сталкиваюсь иногда с этой манерой «не играть»: что-то мямлят по-бытовому… Но если я не вижу, не слышу, не чувствую живого человека, а наблюдаю существо, которое не переживает, не общается, не реагирует, — зачем мне это? Конечно, скажем, спектакли Лепажа, где все было похоже на настоящую жизнь, меня поражали, потряс его спектакль «Семь притоков реки Ирота»… И в таких обстоятельствах я бы смог играть, но при этом именно играть, ведь они тоже играли! Нет, про «не играть» — неправда. Может быть, это неправильное слово? Может, эти режиссеры просят не существовать и просто делать вид, что ничего не происходит?

Дмитревская О «не играть» серьезно говорят Дмитрий Волкострелов, Константин Богомолов…

Багдонас Некоторые актеры, играющие в его вильнюсском спектакле, морщатся. А тем более — зрители. На этом поприще можно экспериментировать, но — недолго. Какую школу ни возьми — английскую, итальянскую, русскую, — везде игра. Надо ощущать человека сидящего в зале. Ведь он чего-то хочет, хочет отождествления, хочет сосуществования, сопереживания, а главное — он, зритель, хочет быть одураченным игрой артистов…

Май 2016 г.

В именном указателе:

• 
• 

Комментарии 2 комментария

  1. Антон

    “Нет, я понимаю, что стал страшным брюзгой, но весь этот Фейсбук (хотя я в нем и участвую), все эти веселые селфи растатуированных людей — что это вообще? Как я сюда попал, что это?..” mamma Mia )))

  2. Алексей

    Вот именно, играть и одурачить зрителя! Как и Таиров говорил: -» Театральный билет это договор об обмане. Театр обязуется обманывать , а зритель обязуется верить.» Я знаю , что публика дура т.к. я её обманул и она поверила , но она умная т.к. не поверила , потому что я неубедительно ( плохо ) её обманывал.

Добавить комментарий

Добавить комментарий
  • (required)
  • (required) (не будет опубликован)

Чтобы оставить комментарий, введите, пожалуйста,
код, указанный на картинке. Используйте только
латинские буквы и цифры, регистр не важен.