Е. Кулагин. Фото В. Луповского

И. Естегнеев. Фото В. Луповского

На сцене — два джентльмена в элегантных белых костюмах и отчетливо зеленых носках. Один джентльмен — обладатель темной шевелюры — в квадрате света меланхолически вертит в руках фен, то включая, то выключая его. Другой герой замер в полутьме — едва можно разглядеть, что у него на голове шляпа-котелок. Попав в луч прожектора, этот персонаж сначала проверит, плотно ли шляпа держится, а потом вздохнет и решительно сдернет ее — и сверкнет наголо выбритым черепом. Начнется дуэт — и за пятнадцать минут спектакля «Волосы» станет понятно, что этот спектакль — вовсе не о страданиях безволосого героя по утраченной прическе. То есть, конечно, лысый персонаж (это Кулагин) так тоскливо проедет ладонью по шевелюре партнера (Естегнеева), что неагрессивная зависть будет очевидна; так будет макать воблу в большую банку с водой и так в эту банку всматриваться, что зрители заподозрят изготовление неизвестного им народного средства от облысения. Но маленькая история, в которой герои успеют уронить друг друга, помочь друг другу подняться, потолкаться плечами и замереть в контакте, закончится тем, что черноволосый решит свою шевелюру обкромсать. И понятно станет, что это было — про поиски человека, который тебя понимает.

2006 год — время первого появления труппы «Диалог данс» вне Костромы, их первый приезд на московский фестиваль современного танца «Личное дело». «Волосы» — их первый триумф. Теперь — десять лет спустя — это одна из самых известных трупп контемпорари в России. Две «Золотые маски», гастроли от Франции до ЮАР, ежегодный фестиваль, на который в волжский город приезжают артисты из многих стран мира. Иван Естегнеев — арт-директор «Диалог данс», Евгений Кулагин — просто директор. Они преподают. Они ставят. И они танцуют. Меж тем было время, когда они даже не подозревали о существовании друг друга.

Иван Естегнеев жил на юге — его родной город Новороссийск, там он учился в школе и с четырнадцати лет танцевал в детском ансамбле. Окончив школу, он, как разумный человек, поступил в местный юридический институт. Но через два года понял, что больше всего в жизни хочет танцевать и сочинять танцы — и отправился в Санкт-Петербург, в Гуманитарный университет профсоюзов. Танцовщик? Танцовщик! Занятия с утра до вечера, еще и частные уроки брал — хореографическая подготовка в ансамбле оказалась недостаточной. Стандартное развитие сюжета было бы таким: все науки брошены, дорвавшийся до искусств человек занимается только искусством. Но стандартные сюжеты не для этого артиста: он перевелся в юридическом на заочное отделение и с успехом окончил и этот институт. Это потом тысячу раз помогло ему в независимой карьере.

Евгений Кулагин начинал свою артистическую карьеру совсем в другой части страны — он учился в Челябинском институте культуры и искусств, собирался стать драматическим актером. Рядом учились хореографы, и, поскольку парней в танцах всегда не хватает, один из постановщиков попросил Кулагина поучаствовать в его спектакле. Этот спектакль приехал на петербургский фестиваль «Open look». А Естегнеев пришел на этот фестиваль посмотреть.

Тогда они познакомились и поняли, что хотят работать вместе. После окончания института Кулагин попал в Камерный драматический театр в Костроме. Естегнеев приехал в тот же волжский город — так в 2002 году была основана компания. Работали на непаханой земле: что такое современный танец, в Костроме не знал ни один человек. Первых девчонок, пришедших на занятия, местные корреспонденты спрашивали, не мечтают ли они танцевать в ансамбле «Тодес». Звучали предположения, что вот эти непривычные движения на сцене — проповедь какой-то секты. Но пара отцов-основателей держалась твердо — они работали, работали и работали. Некоторым образом раскрутке компании помогало и то, что у Кулагина, перешедшего из Камерного в главный костромской театр — имени Островского, — хорошо пошла и драматическая карьера; среди ролей были и значительные, большие, например Гамлет. Но все же драма оказалась «вторым» путем, и в конце концов артист стал крайне редко появляться на драматической сцене — все силы и все время теперь отданы «Диалог данс». Кроме Естегнеева и Кулагина в компании с некоторых пор работают три отличные танцовщицы — Мария Качалкова, Татьяна Караванова и Галина Минакина, но — ограничимся лишь их упоминанием; этот текст не о труппе как таковой, а только о двух ее артистах.

С «Золотой маской». Фото В. Луповского

«Punto di fuga». Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

Артисты эти ни в чем друг на друга не похожи. Естегнеев — быстрое движение, быстрая реакция, быстрая усмешка. Пластика ломкая — он может, если захочет, плавностью превзойти мариинских лебедей, но любит взрыв, слом, острый акцент. Самые простодушные из работающих с труппой хореографов охотно выдают Естегнееву персонажей на грани и за гранью нервного срыва: так, Крис Херинг, сотворивший свою «Грозу» как невротическую поэму, загнал персонажа Естегнеева в трясучую смеховую истерику, которую танцовщик воспроизвел с деталями просто клиническими. Постановщики более внимательные замечают, что актер, с легкостью изображающий невротиков, умеет держать себя в руках с железной твердостью, просчитывает каждый шаг и каждый жест. И работают с этим — в «Сделке», поставленной Ниной Гастевой и Михаилом Ивановым по мотивам пьесы Кольтеса «В одиночестве хлопковых полей», Естегнеев становится логиком-интеллектуалом, попадающим в ситуацию тотально нелогичную и неразумную: непонятная угроза извне (раздающийся из телефонной трубки звериный рык; звук зависшего над головой вертолета — и шарящий по сцене прожектор; тревожный стук в дверь) швыряет его к другому человеку, без которого он вроде бы вполне мог обойтись. В «Сделке» Естегнеев «замораживает» свою живую мимику; небольшие жесты приобретают катастрофический резонанс. А в «Punto di fuga», что в 2012 году получил «Золотую маску» как лучший спектакль современного танца, войну за квадрат сцены вели четверо мужчин (к Естегнееву и Кулагину присоединились итальянцы Эмануэле Шаннамеа и Стефано Маццотта; вся четверка и ставила спектакль) — и герой Естегнеева транслировал ту силу и жестокость, что свойственна воинам из древних трагедий.

Персонажи Естегнеева умеют думать на сцене; они умеют казаться слабыми, стопроцентно при этом держа ситуацию под контролем; они, держа эту ситуацию, могут адски нуждаться в ком-то — и прятать эту простую потребность, и смеяться над ней.

«Алиби». Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

«Аномалия». Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

Вот уж чего не будут делать персонажи Кулагина. Они смотрят на мир широко открытыми глазами, так же широко распахиваются руки — и вот она, душа, ничего не скрыто. Танцовщик сложен плотнее коллеги и с хореографической точки зрения менее выучен; сам это отлично знает и чуть утрирует неловкость каких-то поворотов. Апофеозом этого насмешливого отношения к себе стала работа Кулагина в спектакле Карин Понтьес «Потерянный рай», что был номинирован на недавнюю «Золотую маску»: рай, о котором идет речь в спектакле, — это детство. Кулагин работает там в «пупсовых» толщинках и вызывает восторженный всхлип узнавания в публике; но дело даже не в точно воспроизведенной детской манере движения — дело в той открытости, что транслирует танцовщик: такая возможна только в младенчестве.

«Мирлифлор». Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

«Сделка». Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

В Кулагине, как и в Естегнееве, есть сила — но совсем нет угрозы, ни в одной из ролей, ни в одной из ситуаций. В спектакле «Мирлифлор» (первый опыт сотрудничества костромской компании с бельгийским хореографом Карин Понтьес — и очень удачный: первую свою «Золотую маску» «Диалог данс» получил именно за этот спектакль) две женщины и двое мужчин, создавая чудовищное напряжение, выстраивают баланс сил. Все друг другу враги и все — возможные любовники; и даже в этой сжигающей нервы ситуации движения Кулагина говорят прежде всего об устойчивости мира.

«Зебра». Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

«Потерянный рай». Сцена из спектакля. Фото В. Луповского

В том числе — мира танцевального. Он в России уже который год держится и на этих двух артистах, что, сотрудничая с Театром Наций (где они выпустили «Мою аномалию») и с Гоголь-центром («Неврастения»), продолжают учить народ в Костроме и регулярно выпускать там премьеры. Держать ситуацию под контролем и не закрывать двери, какая бы погода ни была на дворе.

Май 2016 г.