Мечты критика иногда сбываются. Лет десять или чуть больше назад, когда Анна Нетребко уже дразняще-ослепительно сверкала на мировом оперном небосклоне, вдруг подумалось: а появится ли здесь когда-нибудь певица подобного дарования, но регистром пониже — меццо-сопрано? Конечно, царила Ольга Бородина — певица с могучим мировым статусом, но в Мариинском она появлялась очень редко и почти исключительно в партии раскольницы Марфы в «Хованщине» Мусоргского, проводя остальное время в оперных театрах Америки и Европы. Ожидания мои были связаны с молодой Екатериной Семенчук, бесстрашно заявившей о себе на конкурсе Елены Образцовой в 1999 году. Тогда она получила всего лишь осторожно поощрительный приз «Надежда». Семенчук этот комплимент от своей великой предшественницы оправдала сполна. Нетребко и Семенчук сегодня — певицы одной высшей оперной лиги.

НАЧАЛО ПУТИ. В ДУЭТЕ

Екатерина Семенчук оказалась в Мариинском театре, когда об Анне Нетребко в Петербурге уже без доли сомнения говорили как о новой, очень яркой звезде, взошедшей на мировом оперном небосклоне. Екатерина с Анной познакомились на репетициях оперы «Война и мир» Прокофьева, которую в Петербурге в 2000-м ставил Андрей Кончаловский. Обе через два года дебютировали в партиях Наташи и Сони на сцене Метрополитен-оперы в Нью-Йорке. Международная карьера Нетребко с того дебюта стала стремительно набирать темп. Семенчук тоже попала в поле зрения крупных оперных агентств, но ее звездный час наступил все же несколько позже. Екатерина приехала в Петербург из Минска, и ее сразу взяли в Академию молодых оперных певцов, открывшуюся в Мариинском в 1998 году. Там начались ее «университеты». У Анны, примчавшейся сюда из Краснодара, таких университетов не было: она не успела оглянуться, как оказалась, будучи еще студенткой консерватории, под лучами софитов, приглашенная Валерием Гергиевым на партию Сюзанны в оперу Моцарта «Свадьба Фигаро». В истории артистической карьеры обеих певиц изумляет одно: как удалось им взрастить в себе великолепных, настоящих актрис, не оканчивая ни ГИТИСа, ни иных театральных институтов? А ведь оперным певцам, прежде чем стать большими артистами, приходится сталкиваться с куда более мощным сопротивлением — плотным слоем текста партитуры, который надо научиться сверхталантливо петь. И кажется, что в разгадке вокально-артистического феномена певиц кроется ответ на вопрос, что такое опера как театр.

Можно было бы продолжить сравнивать начало карьеры обеих певиц, но в данном случае это оказалось бы не совсем правильным. Нетребко — сопрано, Семенчук — меццо-сопрано, репертуар им делить никогда не приходилось и не придется. Меццо-сопрано — безраздельная владычица так называемого низкого регистра, низких грудных нот, способных свести с ума меломанов. Сопрано «живут» несколькими этажами выше, и у них совершенно другие цели и задачи в опере. Если же говорить об оперных сюжетах, то тут у сопрано и меццо нередко случаются схватки не на жизнь, а на смерть за того самого героя-тенора, который по велению сердца любит сопрано, а меццо обречены убиваться по нему до конца дней — его и своих. Анне Нетребко и Екатерине Семенчук не довелось пока сойтись на мариинской сцене в таком дуэте соперниц. Они сосуществовали здесь вполне мирно в трех операх — «Войне и мире» С. Прокофьева, «Сказках Гофмана» Ж. Оффенбаха и в «Трубадуре» Дж. Верди. В «Войне и мире» режиссера А. Кончаловского Нетребко превосходно пела Наташу Ростову, Семенчук — Соню. Их дуэт в первой «мирной» сцене, в имении Ростовых Отрадном звучал буквально на высоте, почти из-под колосников. Резная девичья кровать, на которой перед сном мечтательно перешептывались Соня и Наташа, по замыслу постановщиков была поднята высоко над сценой, подчеркивая легкость, беспечность, надмирность, звездность их пасторального пения. Именно тогда, после Наташи Нетребко за ее порхающую непосредственность многие критики сравнили с Одри Хепберн. В «Сказках Гофмана» (режиссер Марта Доминго, премьера в Мариинском — 2000 год) Семенчук пела брючную партию Никлауса — ангела-хранителя Гофмана, музы в обличье юноши, а Нетребко — партию трагической Антонии, увядающей от смертельной болезни. Спустя годы они снова встретились в одном спектакле на мариинской сцене, уже в статусе мировых оперных див, в премьере 2013 года — «Трубадуре» Верди в постановке Пьера Луиджи Пицци, где обе исполнили своих несчастных героинь: одна — Леонору, фатально влюбленную в тенора-трубадура, другая — Азучену, его не менее фатально обреченную мать. И это были уже зрелые, эталонные интерпретации. Тогда вновь пришлось убедиться, до чего похожи их голоса по степени полноты, плотности и насыщенности тона, плазматичности голоса, способного держать внимание огромного зала от первой до последней ноты, по колоссальной самоотдаче. Голоса обеих невероятно высоки по температуре, есть соблазн сравнить их с расплавленной сталью, заполняющей пространство: слушая их, словно попадаешь под теплый тропический ливень. И нет сомнений, что громадная степень воздействия их драматического исполнения зависит именно от богатства вокального дара.

Досадно, что Нетребко и Семенчук пока не удалось встретиться в родном Мариинском в «Евгении Онегине» Чайковского, где они спели бы родных сестер Татьяну и Ольгу. Нечасто они выступают вместе и на зарубежной сцене. Триумфом обеих год назад стало участие в опере «Анна Болейн» Г. Доницетти в Венской Государственной опере (режиссер Эрик Женовезе). Именно тогда произошла та самая схватка двух соперниц за одного героя, правда, не тенора, а баса — короля Генриха VIII в воплощении Ильдара Абдразакова. В интервью после венского дебюта Екатерина Семенчук вновь призналась, как высоко ценит исполнительское искусство Анны Нетребко: «Я не могла уйти со сцены, наблюдая и за кулисами за ее выступлением, получая громадное удовольствие от того, как она работает, от того, что она творит в этой сложнейшей партии». А минувшим летом на Зальцбургском фестивале обе блеснули в «Трубадуре» Верди в постановке Алвиса Херманиса (премьера — 2014 год).

У них мог бы получиться интересный дуэт соперниц в «Кармен» — Кармен и Микаэлы. Но когда Семенчук дали наконец возможность спеть Кармен в Мариинском театре, Нетребко уже перестала петь Микаэлу. Только такие настоящие вокально-драматические контрасты и способны показывать слушателю, ради чего композиторы задумывали те или иные коллизии, столкновения и переплетения судеб героев. Обе они — певицы-актрисы, творцы «одной группы крови», выходящие на сцену создавать иную реальность, способную преображать реальность по нашу сторону сцены. Именно о подобных переживаниях в опере сознательно или бессознательно мечтает публика, предпочитающая оперный театр искусству кино. Талантом таких певиц-актрис опера обогащается кислородом, обретая черты не искусственной, а подлинной, полнокровной жизни души и духа. Лишь столь высокой ценой опера способна оправдать многовековое существование и предназначение этого большого жанра. Их совместная работа в спектаклях убеждает, что в оперном театре, да и в любом театре, артисты заряжают друг друга, происходит цепная реакция: один зажигается от огня другого, разгораясь еще сильнее.

ЕКАТЕРИНА СЕМЕНЧУК: ОТРОКИ, ПАСТУХИ, ЦЫГАНКИ, ПРИНЦЕССЫ

Екатерина Семенчук вырастала во властных роковых красавиц, пройдя путь травестийных партий — оперных юношей, среди которых были и Никлаус в «Сказках Гофмана» Оффенбаха, и Лель в «Снегурочке», и Отрок в «Сказании о невидимом граде Китеже» Римского-Корсакова. Но и в брючных ролях при всей их неизбежной андрогинной тесноте она «рвала шаблоны», находя для юношей с неопределенной половой идентичностью особые праздничные и героические краски, яркие взгляды, жесты, интонации. В каждом из них всегда немного чувствовался растущий маленький император. В них меццо-сопрано будто изживала свою угловатую подростковость, чтобы чуть позже выпорхнуть, словно бабочка из кокона, в пространство вечной женственности. Ее чувство сцены восхищало уже с первых ролей, с самого начала артистического пути ей были присущи сценическая свобода и отношение к сцене как к альтернативному пространству для творчества, для полета. Она вся была порыв. Оперные травестийные юноши закалили ее стать, воспитали дисциплину. Прорывы в ее репертуаре произошли, когда она надела женские платья — Кармен, Дидоны, Амнерис, принцессы Эболи. Семенчук кинулась в стихию Кармен, как в «глубокое синее море», жадно разбрасывая вокальные и драматические краски на холсте спектакля. В ее Кармен было все: и девочка с ее непосредственностью, и дикий подросток, и плотоядность, и страдание, и острое чувство трагичности мира, и упоение полнотой бытия. Как и Анна Нетребко, Екатерина Семенчук обладает талантом гипнотически захватывать своим голосом зал. У драматических артистов, несомненно, нет такого гигантского преимущества, такого инструмента, как роскошный, хорошо поставленный оперный голос, который позволяет завладевать вниманием зала с первых секунд просто в силу физических свойств звука, способного брать в плен и никогда оттуда не отпускать. Так было, когда Екатерине выпало счастье исполнить Амнерис, египетскую принцессу в «Аиде» Верди. Ей очень повезло, что первой постановкой, в которой она вышла в этой партии, был спектакль, созданный Даниэле Финци Паской, режиссером Цирка дю Солей. В «Аиде», поставленной в Концертном зале Мариинского театра в 2011 году, режиссер категорически порывает с традицией постановки оперы. И Амнерис предстает в белом, будто подвенечном платье — чистым воплощением мечты, которой быстро пришлось обернуться завистью, увы, принесшей одни разрушения. Амнерис Семенчук в такой сценической интерпретации — в отсутствие тряпичных пирамид, среди обнаженной геометрии форм — смотрелась и слушалась тоже нестереотипно. Это был не тяжелый властный императорский ритуал, а игра о негативной трансформации любви, почти психологический тренинг — таков оказался замысел Финци Паски. Певица пронзительно передавала чувства одиночества власти, одиночества таланта и силы. Ее Амнерис выходила с широкой улыбкой, открытая миру, а уходила — этот мир разрушившая в силу неспособности разделить радость власти. Совсем недавно диск с записью «Аиды», вышедший на лейбле Warner Classics, при участии Оркестра Академии Санта Чечилия под управлением Антонио Паппано, где партнерами Семенчук стали Аня Хартерос и Йонас Кауфман, получил престижную награду BBC Music Magazine Awards.

Схожие чувства и размышления вызывает исполнение партии принцессы Эболи в «Доне Карлосе» Верди — принцессы, наделенной красотой, властью, но обделенной ответной любовью. Партия также требует широкой гаммы чувств — от упоения всеми благами жизни первой фрейлины до горечи изгнания. В этой опере она демонстрирует искусство ансамблевой игры едва ли не больше, чем искусство монолога.

Азучена в «Трубадуре» Верди стала для Семенчук opus magnum. В ней она являет трагический образ предельной сокрушительной силы, напоминая своей гиперэкспрессивной мимикой актеров немого кино. Азучена — не колдунья Ульрика из «Бала-маскарада», которую певице еще предстоит исполнить. Но в ней заключена не меньшая иррациональная магия, шаманская связь с прошлым, которую Семенчук удается всякий раз демонстрировать с недюжинным размахом. Особый разговор — о Дидоне в «Троянцах» Г. Берлиоза, которой можно посвятить специальное исследование. И в авангардном, не в меру футуристичном и ироничном спектакле Карлуша Падриссы и команды «La Fura dels Baus», и в дистиллированном, претенциозно эстетском спектакле Яниса Коккоса Семенчук царила над предложенными сценическими обстоятельствами. Своими выходами она властным жестом словно останавливала время, сплетая воедино прошлое, настоящее и будущее. В этой связи невозможно не вспомнить и о Кассандре — героине этой же оперы, которую Млада Худолей как будто даже не поет, а величественно прорицает. Царица Дидона в исполнении Екатерины Семенчук на несколько часов-мгновений будто открывала для слушателей XXI века портал в прошлое.

АННА НЕТРЕБКО: ОТ СЛУЖАНКИ К КОРОЛЕВЕ

Не припомню ни одного спектакля с участием Анны Нетребко, где она позволила бы себе маленькую слабость и не выкладывалась бы на все 300%, где прикрывала бы вокальную усталость ухищрениями привлекательной и яркой женщины. Нет, такого не было ни разу! Ее голос, ее тело и ее мысли всегда находятся в нераздельном единстве. Когда она выходила в партии Сюзанны в «Свадьбе Фигаро» Моцарта в спектакле Юрия Александрова (премьера в Мариинском театре в 1998 году), зрители слышали истинного Моцарта — певца любви, потаенных чувств и смелых желаний. Вместе с басом Ильдаром Абдразаковым — фирменным Фигаро они составляли дуэт двух любящих сердец. Их участие в спектакле примиряло с действительностью тех, кто понимал, что оркестр все равно не будет звучать по-моцартовски легко, искрометно и остроумно. Они были сами себе оркестром. Уже в Сюзанне, эталонной и в вокальном, и в артистическом отношении, было слышно и видно, что такое певец-актер. Слова и ноты подпитывались живой эмоцией — живой до мельчайших поворотов настроения. У Нетребко все это существовало в неделимой триаде. Жесты не дополняли пение, а были его органичным продолжением. Психофизика певицы, стройной и грациозной, отражалась в звуке — гибком, подвижном, стремительном, наполненном эротизмом. У слушателя, даже самого неискушенного, не оставалось сомнений, что именно так и должен звучать подлинный Моцарт, хотя дирижеры «Свадьбы Фигаро» в Мариинском были не просто далеки, а очень далеки от правил «исторически информированного исполнительства». А Нетребко, этих правил тоже не ведавшая, в них будто и не нуждалась: тон Моцарта она чувствовала шестым чувством, интуицией. Эта природная интуиция уверенно поведет ее по всем партиям, вплоть до тех, которые она исполняет сегодня, — партий тяжелых, драматических, подобных вердиевской леди Макбет или пуччиниевской Манон Леско. Не за горами, возможно, и Аида. Уже в Сюзанне был отчетливо проявлен модус сценического поведения Нетребко — умение быть одновременно первой и в то же время идеально чувствовать партнера, не заслонять его тенью своего примадоннского превосходства. Несколько сезонов Нетребко царила в Мариинском в «Травиате». А ее дебют в этой роли на Зальцбургском фестивале в 2005 году в спектакле Вилли Деккера окончательно утвердил певицу как лучшую Виолетту начала 2000-х. В этой роли ей с пугающей легкостью удавалось буквально все, и, кажется, не она у режиссеров, а режиссеры у нее могли учиться раскрепощенности и свободе.

Ее Виолетта — особенно и главным образом в спектакле Вилли Деккера, специально или нет, но поставившего спектакль будто на Нетребко, с учетом ее природы, вокальных и физических возможностей, ее темперамента и дара эмпатии, — была всеобщей любимицей, успевая кивнуть чуть ли не каждому хористу. Да и каждый слушатель в зале не сомневался, что вот на эти три часа Анна Нетребко — его. Певица превращала эту роль в манифест свободы, опьяняя этим чувством зрительный зал, да и тех, кто смотрел и смотрит видеоверсию спектакля, ставшего одним из бесспорных хитов. Балетная грация и острота сочетались в рисунке роли Анны с неожиданно мюзикловым драйвом, а «животное сцены» — со строгостью идеальной классической вокальной выправки.

Исполнительским достижением Нетребко стала и Донна Анна в «Дон Жуане» Моцарта. В этой роли она в 2002 году в спектакле Мартина Кушея и под управлением Николауса Арнонкура покорила Зальцбург и мировой оперный Олимп. Позже Нетребко спела Донну Анну в разных спектаклях на разных сценах, в том числе в Мариинском театре в постановке Йоханнеса Шаафа, в Ла Скала в спектакле Роберта Карсена, где за дирижерским пультом стоял Даниэль Баренбойм. В этой партии она словно ступила на территорию Марии Каллас — на территорию трагедии. Но в отличие от Каллас, испивавшей чашу трагедии до дна, Нетребко эту трагедию переводила в оптимистический регистр. Витальность ее голоса, обжигающая теплота интонаций не оставляли сомнений, что именно она — главная и единственная любовь Дон Жуана, смысл его жизни.

Долгое время Анну Нетребко слушали в Мариинском лишь в трех партиях — Сюзанне, Мюзетте из «Богемы» Пуччини и Людмиле в «Руслане и Людмиле» Глинки. В Людмиле она своим нездешним обаянием являла апологетику русского моцартианства, убеждая в том, что гений Глинки вырос на Моцарте. Поворот к драматическим партиям начался с появления в ее репертуаре партий болезненной вышивальщицы Мими («Богема» Дж. Пуччини в постановке Йэна Джаджа в Мариинском театре) и Лючии («Лючия ди Ламмермур» Г. Доницетти в постановке Давида Доиашвили, 2000 год, а затем Джона Дойла, 2009 год). И всякий раз Нетребко разрушала стереотипы о невыносимой оперной скуке, вдыхая мощную пульсацию жизни в оперных героинь. Феномен певицы заключается в сильнейшей эмпатии, способности глубокого эмоционального раскрытия образа, явлений внутренней жизни души — всего того, ради чего и задуманы оперы. Полное раскрытие образа — самая главная ценность искусства оперной актрисы. Мы можем тысячу раз слушать Мими у сотен даже очень хороших певиц, но не понимать, зачем они выходят на сцену, ради чего тщатся изображать лицом страдание. И только такие певицы, как Анна Нетребко, могут заставить слушателя внезапно понять, например, как мало надо для счастья этой умирающей обыкновенной, незаметной парижанке Мими — а нужна ей всего-навсего любовь поэта Рудольфа. В Мариинском театре такое случилось однажды, когда Нетребко спела в одном спектакле с мексиканским тенором Роландо Вильясоном. Это были два нешуточно воспламененных любовью сердца, и, когда умирала Мими, слезы текли сами собой. В Мими Нетребко неожиданно предстала проникновенной лирической героиней после легкомысленной шансонетки Мюзетты, которую долго до этого исполняла в «Богеме». Невозможно забыть и Нетребко в партии Марфы в «Царской невесте» Римского-Корсакова (спектакль режиссера Юрия Александрова и художника Зиновия Марголина, премьера — 2005 год), хотя в этой роли певица вышла на сцену театра всего несколько раз. Ее способность присваивать роль сделала свое дело, и в момент увядания отравленной героини казалось, что в иное измерение уходит не Марфа, а актриса! И это было страшно не на шутку. Режиссер, конечно, для этого нагнал ужасу, надев на певицу страшный плешивый парик.

Вся творческая биография певицы, ее путь от роли к роли будто подводили ее к одной из самых заметных работ Нетребко последних лет — к партии леди Макбет в опере Дж. Верди, которую она пела в Метрополитен-опере (режиссер Эдриан Ноубл) и в Баварской государственной опере (режиссер Мартин Кушей). В спектакле в Метрополитен-опере Нетребко создала абсолютный исполнительский шедевр. Следить не только за каждым тактом, за каждой ее нотой было ни с чем не сравнимым, в чем-то сладострастным удовольствием. Вспоминались слова певицы о том, что актерскому мастерству она училась на фильмах с Алисой Фрейндлих, а великая русская актриса играла в БДТ эту кровавую героиню. Поразило и признание певицы, что леди Макбет стала для нее ролью, о которой она давно мечтала. У Нетребко азарт от исполняемой роли был виден невооруженным глазом. Здесь схлестнулись ее ослепительная красота, взрывчатый сангвинико-холерический темперамент, жадность до музыки, вулканическая музыкальность. Она вновь показала, как умеет выстраивать драматургию своей роли, поэтапно и равномерно распределяя силы, не выплескивая все сразу, умея поддерживать состояние саспенса. Как и в моцартовской Сюзанне, здесь она тоже удивила бесконечным разнообразием эмоциональных оттенков, сочной жизненностью сценического поведения, космической реактивностью, предельной включенностью в действо.

Неутомимые Анна Нетребко и Екатерина Семенчук не перестают восхищать и удивлять. Обе сулят еще много открытий. И раз за разом доказывают, что четырехвековое искусство оперы может куда эффектней кино или других видов театра менять наше представление о мире и человеке, очищая душу и усмиряя страсти.

Май 2016 г.