Героиня. Бесспорная красавица. Высокая, статная. Густые темные волосы, огромные карие глаза, прямой нос, выразительный рот. Она вполне могла бы занять достойное место в хороводе томно-мраморных девушек Брюллова и Энгра, столько в этой актрисе природной, богом данной женственности. Ей могла бы найтись роль в ленте Мартина Скорсезе «Эпоха невинности», роль, требующая не сексуальности — чувственности и совершенно несовременной чистоты.

Бывает красота, которая приходит с годами, красота как следствие все возрастающего интеллекта, приобретения жизненного опыта. К примеру, Катрин Денев мне кажется более притягательной отнюдь не в картине Жака Деми или фильмах Луиса Бюнюэля, где она молода, чиста, невинна, но и несколько пустовата, а, скажем, в кино Лео Каракса или Франсуа Озона, где Денев уже за пятьдесят. Именно в этих — поздних для актрисы — картинах она по-настоящему хороша собой, потому что к голубым глазам, белокурым локонам, очаровательной улыбке прибавился еще взгляд женщины, знающей чуть больше, чем она в силах сказать; чувствующей чуть глубже, чем, может быть, ей и самой хотелось бы. В знании этом нет трагичности, но есть драматизм, а значит — перспектива.

«Город. Женитьба. Гоголь». Сцена из спектакля. Фото В. Васильева

Совсем иного рода красота Анны Ковальчук. Будучи юной, она выглядела явно старше своих лет. Изначально в ней были драматизм и вполне очевидная зрелость. Благодаря этой «зрелости» Анну быстро утвердили на роль Марии Швецовой в сериал «Тайны следствия», а чуть позже Владимир Бортко пригласил Ковальчук попробовать себя в образе музы в экранизации романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». О роли Маргариты критики отзывались не слишком лестно, отмечая, впрочем, бесспорную красоту актрисы.

А. Ковальчук. Фото М. Павловского

По достоинству оценили природные данные девушки из Нойштрелица (родной город Анны Ковальчук) и театральные режиссеры, предложив ей в родном театре им. Ленсовета роли в самых разных постановках. Однако наиболее выигрышными оказались те, где Ковальчук появляется не в современном платье — в нарядах XIX века. Такова ее Анна Каренина в работе Геннадия Тростянецкого «Каренин. Анна. Вронский».

Спектакль выстроен режиссером таким образом, что артисты не просто исполняют роли доверенных им героев, но и — словно бы со стороны смотря на них, даже подглядывая — комментируют эти действия. У актеров были довольно сложные задачи: на протяжении всего действия входить в образ и выходить из него, меняя множество лиц, иногда докручивая, довинчивая сцену до предела, придавая ей фарсовый, гротесковый оттенок. Так, Вронский в исполнении Олега Федорова, скрючившись, выставив перед собой одну руку, а пальцы другой сложив клювиком, нарочито комично «клюет» с ладони кокаин, тут же отправляя его в нос, демонстративно затягиваясь и сладко присапывая. Трагичен в своей беспомощности, но и откровенно эксцентричен Каренин Владимира Матвеева. Однако же переходы от одного полюса к другому у обоих актеров осуществляются плавно, постепенно. Совсем не то у Ковальчук. Ее работа построена на резкой смене не состояний, до этого не доходит, — скорее, масок, внешних проявлений. Каждая личина дана в отдельности, как нечто самостоятельное. Роль не смотрится целостно. Напротив: это совокупность разыгранных эпизодов. Милое личико при встрече с мужем, горькое до отчаяния в сцене объяснения Вронского и Кити, блаженно-счастливое в разговорах с любовником. Голос то тихо-сладостный, то назойливо громкий. Создается впечатление, будто есть непреодолимый зазор между Аннами. Идеально подходящая на роль актриса Ковальчук точно не в силах уловить и внятно, достоверно передать суть толстовской героини. Впрочем, может, то и было у нее в задаче, поскольку главный тут, в отличие от романа, Алексей Александрович Каренин.

А. Ковальчук (Наталья Петровна), Г. Чабан (Шпигельский). «Все мы прекрасные люди». Фото Ю. Кудряшовой

С. Перегудов (Ракитин), А. Ковальчук (Наталья Петровна). «Все мы прекрасные люди». Фото В. Васильева

Но если и кажется, будто держится Ковальчук в роли Карениной не слишком уверенно, то смотрится она безусловно хорошо: ей идут обнаженные плечи, корсеты и вечерние платья. И белые фарфоровые сервизы. И свечи. Ей даже любовные драмы идут. Ее это антураж.

После «Каренина…» последовали спектакли Владислава Пази, Василия Сенина, Владимира Петрова и Марии Романовой. И везде она присутствовала, ходила, что-то говорила, как-то существовала. Однако вновь всерьез об актрисе Анне Ковальчук заговорили лишь в связи с возвращением в театр Юрия Бутусова. Режиссер создал три работы с ее участием: «Все мы прекрасные люди», «Три сестры» и «Город. Женитьба. Гоголь».

Помню премьерный показ спектакля «Все мы прекрасные люди» по пьесе И. С. Тургенева «Месяц в деревне» и Анну Ковальчук в роли соблазнительной Натальи Петровны. Мини-юбки и комбинации. Обтягивающие платья в пол с кружевной оторочкой. Платья с разрезом, подчеркивающим длинные стройные ноги актрисы. Декольтированные платья, позволяющие продемонстрировать красивую гибкую спину. И, конечно, корсеты и кринолин. Но здесь — впервые за долгое время на сцене — за мишурой всевозможных красивостей появляется истинно человеческое во всем объеме его противоречий: «Наталья Петровна соединяет женственность, тонкость чувств с коварством и лживостью натуры, выворачивая наизнанку женскую суть»¹, — констатировала Галина Коваленко.

А. Ковальчук (Анна Каренина). «Каренин. Анна. Вронский». Фото Э. Зинатуллина

А. Ковальчук (Лилит), О. Федоров (Адам). «Кровать для троих».
Фото Э. Зинатуллина

Об усложнении способа сценического существования Ковальчук писал и Николай Песочинский: «…Анна Ковальчук пользуется средствами и эксцентрики, и лирики, играет чувственно и музыкально. В героине открывается тургеневский мотив: удивленное состояние двойственности»².

От героини Ковальчук без ума решительно вся мужская половина. Но ведь и она не остается притворно холодной: максимальное подключение психических и физических ресурсов, быстрая смена состояний, мгновенные переходы от одной крайности к другой в финале приводят героиню Ковальчук к натуральному изнеможению, опустошению, чувственной гибели. Она играет трагедию без надрыва, тихо. Механически-сдавленно ее Наталья Петровна совершает действия, размеренно, спокойно говорит, но спокойствие ее сродни чеховскому: внятно слышится грохот падения стен выстроенных в душе замков. Перед нами не женщина — слепок с нее, манекен, кукла.

Образ куклы применительно к Анне Ковальчук Юрий Бутусов повторяет затем и в последующих постановках «Три сестры» и «Город. Женитьба. Гоголь».

В «Сестрах» Ковальчук достается роль Наташи. Весь первый акт она тихо сидит сбоку, чуть в отдалении от главных лиц. Волосы собраны в хвостик; глазки то широко — до боли в висках — открыты, то опущены долу; руки лежат на коленях. Милая скромница. Красивая и глупая кукла. Элемент сценического декора. Кажется так в начале. Это позже, выйдя замуж за Андрея, она сменит туфельки на армейские сапоги, которыми вдоль и поперек истопчет весь дом Прозоровых, а на плечи накинет черный френч, чтоб окончательно походить на работника НКВД.

Л. Пицхелаури (Ирина), А. Ковальчук (Наташа). «Три сестры». Фото Ю. Кудряшовой

Сколь тяжелы и уверенны шаги героини в исполнении Анны Ковальчук, столь же низок, груб и тяжел голос актрисы. Никакого звона и перелива — клокотание басов. Движения резки, отрывисты и точны. Теперь она — хозяйка. И точка.

А. Ковальчук (Наташа), В. Куликов (Андрей). «Три сестры».
Фото Ю. Кудряшовой

Последняя по времени большая работа А. Ковальчук — Агафья Тихоновна в постановке «Город. Женитьба. Гоголь». Наверное, самая сложная роль из всех сыгранных артисткой. Здесь номинально вроде бы все то же: в качестве основы — очередной образец русской классики; она — барышня на выданье, вокруг которой водят хороводы бесконечные женихи, — стало быть, она вновь героиня; и нарядов, как всегда, у Агафьи—Ковальчук тьма — от простеньких просторных девичьих сарафанов до шикарных подвенечных кринолиново-кружевных платьев. И опять в образе — пресловутая кукольность и декоративность, столь хорошо удающиеся актрисе: то она застынет манекеном в витрине свадебного салона, а слуги просцениума ее подхватят на руки да и снесут в кулисы; то замрет, стоя на табуретке, точно малая девочка на новогоднем фото во время рассказывания стишка Деду Морозу в ожидании подарка. Собственно, такова ее Агафья и есть: девица, способная прикинуться красивым объектом, дабы не обременять мужчину, и одновременно — беспомощный, лишенный права голоса, несправедливо обиженный кем-то свыше ребенок.

Подобная двойственность, проявленная актрисой в «Городе…» еще более внятно, чем в работе «Все мы прекрасные люди», впервые уводит тему доминирования шикарных внешних данных артистки на второй план. Уже неважно, красива ли ее Агафья. Неважно совершенно. А потому она, в общем, и некрасива: есть сцены, где Агафья Тихоновна появляется с накладным носом или в большеватом сиротском пальто с печально висящими на резинке рукавичками.

В роли Агафьи Тихоновны Анна Ковальчук совсем тиха. Только однажды она позволяет себе отчаянное «Пошли все вон!», но, тут же испугавшись, прячется за перегородку. Натужный сиюминутный бунт сменяется полной покорностью и обреченностью принятия собственного удела. Внешне расслабленная и бесстрастная, она внутренне подобна стальной пружине, которая вот-вот лопнет от невозможности что-либо изменить в дурацкой, до смешного идиотской жизни, когда единственный любимый проходит мимо, а ему на смену являются сплошные недочеловеки. Их, конечно, жалко, но иных чувств, кроме сострадания, в душе не рождается, хоть убейся, — и бесполезно лепить глаза одного к ушам другого.

А. Ковальчук (Агафья). «Город. Женитьба. Гоголь». Фото Ю. Кудряшовой

Юрий Бутусов, предложив Анне Ковальчук роли в образцовых пьесах русской классики, кажется, не травмируя и не ломая, проявляя лучшие, наиболее выигрышные стороны артистки, постепенно воспитал из нее настоящую актрису. Впечатление такое, будто он научил ее видеть суть героев, научил проникать в эту суть, а затем транслировать ее, передавать публике, подыскивая нужный, уникальный инструментарий, характерный, подходящий не кому-то иному — исключительно самой Ковальчук. И если раньше огромные карие глаза блестели пустотой наивности, то теперь они все больше выражают глубину и полноту таинственного знания. Эпоха невинности осталась позади. Портрет ожил, заговорил. Кукла стала человеком. Теперь бы со всей этой человечностью да еще бы и выжить.

Май 2016 г.

1 Коваленко Г. «Любить двух людей разом?» // Независимая газета. URL: http://www. ng. ru/culture/2013-11-04/100_ butusov. html (дата обращения 07.05.2016).
2 Песочинский Н. Съемки — месяц. В деревне // Петербургский театральный журнал. 2013. № 4 (74). С. 61.