В. Семеновский. «Бедные люди» (по Ф. М. Достоевскому). ТЮЗ им. А. Брянцева. Режиссер Григорий Козлов, художник Николай Слободяник

«Что такое театр? Это своего рода кибернетическая машина, — считал Ролан Барт. — В нерабочем состоянии машина скрыта за занавесом, но как только занавес открывается, она начинает направлять в ваш адрес целый ряд сообщений»

1. Барт Р. Литература и значение // Барт Р. Избранные работы. Поэтика. Семиотика. М., 1994. С. 276.

 Кибернетическая машина «Бедных людей» уже работала, когда зрители усаживались в черном зале, с интересом вглядываясь в черный же, исчерканный малопонятными каракулями куб, рассматривая лежащую на крышке супрематического строения таинственную фигуру в валенках, разбросанные перья и неприметные, однако же неизбежные при постановке любого «старинного» отечественного текста клавикорды. Именно на этом спектакле навязчиво вспоминалось структуралистское определение феномена театра, потому что в полном согласии с Бартом каждый компонент разворачивающегося действия посылал зрителю свой сигнал, однако сообщения эти, как ни странно, не сливались в одно, не стремились к единому смыслу. «Расслоение» смысловых сигналов, их параллельное сосуществование, полифония, подчас переходящая в какофонию, — вот ощущение от представленной на Малой сцене ТЮЗа пьесы г-на Семеновского «Ловелас», идущей здесь под названием повести-первоисточника «Бедные люди».

Сцена из спектакля Фото Д. Пичугиной

«Текстовая составляющая» спектакля, т. е. пьеса г-на Семеновского, с первой реплики «сдирала» со знакомой истории сентиментально-слезливый налет (именно в таком ключе вот уже полтора века воспринимается первая повесть Достоевского). Переписка Макара Девушкина и Вареньки Доброселовой намеренно освобождалась от сладенькой текстовой фактуры: фразы «дорогая моя! бесценнейшая! любезнейший! голубчик мой! маточка моя, ясочка, жизненочек» — в первой же реплике «вываливал» на зрителей Некто — придуманный автором пьесы персонаж. И далее история Вареньки и Макара была «прочитана» очень жестко, хотя, как с удивлением понимаешь, освежив в памяти первоисточник, весьма близко к тексту Достоевского. Структура отношений женщины и существующих вокруг трех мужчин предельно обнажена: бедная, недавно схоронившая свою «идеальную» любовь Варенька, которую лишил невинности и оставил без средств богатый человек, находится на содержании у пожалевшего ее бедного человека, который, однако, никак не может определиться, в каких же он будет состоять с нею отношениях. Двусмысленное положение женщины подчеркнуто в пьесе: например, из одной стыдливой фразы письма чиновника к Вареньке автор делает целую сцену, где Девушкин вручает своей содержанке кружевные панталоны. Телесная составляющая этих отношений очевидна, Девушкин — страстный человек, а Варенька — хороша собой и уже не невинна. Но соединению двух тел мешают многие обстоятельства, духовного, душевного и социального свойств. Именно «телесная» составляющая придает отношениям героев захватывающий драматизм, заставляя «перечитывать заново», казалось бы, хорошо знакомые приторно-зевотные страницы классики.

Прекрасно работает и введенный драматургом Некто — человек без лица, но с множеством каких-то рож. Персонаж, любопытно представленный актером Р. Галиуллиным, существует по принципу «вненаходимости», не только изображая нужных по ходу дела разнообразных лиц, в том числе и соблазнителя Вареньки г-на Быкова, но также рефлексируя и оценивая то, что делают, говорят и пишут главные герои истории: чиновник и его содержанка. Как-то рука не поднимается назвать его «гостем из будущего», но иные реплики Некто — «Бедные люди! Кто теперь читает Пушкина? Бедные только и читают. Кому ничего другого не остается. Антракт», — почти буквально списанные г-м Семеновским у г-на Достоевского, звучат чересчур уж злободневно.

В. Дьяченко (Макар Девушкин), Ю. Нижельская (Варенька). Фото Д. Пичугиной

В. Дьяченко (Макар Девушкин), Р. Галиуллин (Некто), Ю. Нижельская (Варенька). Фото Д. Пичугиной

«Просветительская» составляющая пьесы состоит в том, что собрание сочинений Пушкина работает здесь как действующее лицо, преобразуя «темную» душу бедных людей: сначала Вареньки, а затем и Девушкина, что опять-таки «списано» у Достоевского, но выделено и отдельно проиллюминировано в инсценировке, а потому пьеса заостряет внимание на отношениях человека и книги.

Итак, «Ловелас» — рассказанная жестко, но с нежностью история двух тел, в которых обитают, мечутся, растут и меняются две души, — представляется мне принципиальным «перечитыванием» первой повести Достоевского человеком XXI века.

Но вот что странно: почти все приспособления, внешняя атрибутика и внутренняя жизнь, которую выстраивает режиссер, как будто снова «загоняют» историю в сентиментальную стихию, из которой ее только что вытащил драматург. Безусловно, душевность, умение правдиво и трогательно показать простые человеческие чувства — сильная сторона дарования Григория Козлова, и мы любим режиссера именно за это. Но попытка подойти к «Ловеласу» с таким набором ключей, желание рассказать на этом материале трогательную историю любви и разлуки приводят к тому, что режиссер и драматург своими взаимоисключающими импульсами несколько «гасят» друг друга. И зритель порой ловит «сигнал» жесткой истории про «бедных» людей и «богатых» людей, порой же режиссерский сигнал грустной, начисто лишенной телесной составляющей сентиментальной любви, душевной теплоты и одиночества человека в большом городе. Поэтому общий сигнал, посылаемый зрителю, зачастую невнятен (как в первой половине первого действия) или же внятен, но энергетически слаб (как в кульминационной сцене встречи «соперников» — г-на Быкова и г-на Девушкина), самым же ярким впечатлением остается история любви Вареньки к студенту Покровскому (эпизод важный, однако не принципиальный для спектакля в целом), где и режиссер и автор с очевидностью понимают друг друга и их «кибернетическая машина» стремительно набирает обороты.

Валерий Дьяченко и Юлия Нижельская играют вполне достойно, однако идут они скорее за режиссером, поэтому в сложных сценах «метаний» души и тела бедного чиновника Дьяченко (безусловно, созданный для роли Девушкина) чересчур мудрит, а молодой, но весьма выразительной актрисе не хватает рефлексии, «опыта» тела (играет она, на мой взгляд, девушку) и развития характера.

В целом же случай подобного чтения нельзя не приветствовать, как и тот факт, что петербургская сцена за последние десять лет уже «перечитала» практически половину «нечитабельного» первого тома Достоевского.

Ноябрь 2006 г.