Мультяшки для взрослых

«Метафизика». «Кроткая». «Весна священная». Мариинский театр.
Дирижер Валерий Гергиев, хореограф Донвена Пандурски, художник Михаил Шемякин

В Мариинском театре состоялась первая в этом сезоне балетная премьера — трех одноактных спектаклей, созданных уже знакомым петербуржцам творческим дуэтом художника Михаила Шемякина и хореографа Донвены Пандурски.

«Метафизика». Фото Н. Разиной

В бессюжетной «Метафизике» Шемякин сделал ставку на оригинальность соединения собственных работ с музыкой Сергея Прокофьева, которая дает, по его словам, «ощущение магического настроя». Экспрессию Второй симфонии Прокофьева поддерживают замысловатые, гармоничные по цветовому решению декорации: холодные серо-зеленые в первой части и оранжево-коричневые — во второй. Картинка впечатляет масштабностью смотрящих на зал гигантских масок и «стекающих» с кулис цветных капель. Согласно либретто Донвены Пандурски, таков контекст балета, в котором раскрывается сущность человеческого индивидуума «как детища космической энергии, не оставляющей его в покое и превращающей его в вечного странника на вечные времена». Но созданный Шемякиным визуальный образ вполне самодостаточен, и балет с его пластической выразительностью оказался не у дел. Линии движений, порой оригинальные комбинации терялись в пестроте костюмов: расцвеченные «горошками» черные трико девушек и забавно полосатые костюмы мужчин на фоне заставляющего себя разглядывать задника «украли» всю графику тел и пластики. И если монументальность композиций Шемякина и эмоциональный накал прокофьевской музыки соединялись в передаче космического масштаба, то человеческий индивид заблудился в дебрях визуальной абстракции.

«Евгений Онегин». Кемеровский театр кукол. Фото из архива фестиваля

В «Кроткой» подобный эффект превращения исполнителей в толпу, где едва различимы отдельные движения и лица, оказался уместным. Стилизованными под эпоху Достоевского пестрыми зелеными кафтанами и платьями Шемякин создает образ толпы, единой массы, серой не по цвету, а по смыслу. Тем ярче читаются фигуры героев, чья трагедия разворачивается на фоне безликости и равнодушия толпы, — хрупкой доверчивой Кроткой и раздираемого противоречиями Мужчины. Графика черного костюма с белыми штрихами и полосами подчеркивает красоту, широту и убедительность движений его напряженного монолога и нервных реплик в дуэтах (хотя успехом исполнитель партии Александр Сергеев обязан не только и не столько костюму — содержательность его движений не зависит от наряда).

Блуждающий по закоулкам души героя рассказ лишен логической стройности: воспоминания, видения и реальность переплетаются в череде дуэтов и массовых сцен. В либретто по мотивам фантастического рассказа Достоевского хореограф Пандурски определяет этот путь как «эмоциональный поток двух героев, поднимающихся до высот катарсиса и падающих головокружительно, жаждущих любви и приговоренных к одиночеству». Но накал страстей по Достоевскому, а тем более катарсис едва ли в спектакле хореографически выражены. Изобразительный ряд снова оказывается более впечатляющим. Монохромное решение соответствует общему настрою балета (музыка Сергея Рахманинова), подчеркивает мрачную фантасмагоричность Достоевского. Сценическое пространство сжато рисованными массивными поломанными балками, они нависают над персонажами и создают образ мира, в котором тесно и выхода нет. Лишь хрупкая надежда — едва заметный просвет между туч на мрачном небе. К нему устремляется в финале нашедшая свой выход Кроткая.

«Весна священная». Фото Н. Разиной

Иное настроение в «Весне священной» — буйство красок и причудливых мелочей, «соревнование» кричащих зеленых оттенков и «борьба за оригинальность» хвостов персонажей. Дело в том, что действие «Весны» авторы перенесли в мир насекомых. В сказке Шемякина и Пандурски эльфы, сильфиды, муравьи, бабочки, стрекозы и лягушата становятся жертвами коварного Паука, который гипнотизирует их, управляет их волей. Почти трехстраничное либретто (для 40-минутного балета!) напоминает о лучших традициях производства триллеров: «Смертоносное жало Паука вонзается в сердце Эльфа. Толпа ликует, а затем все разбегаются в испуге, почуяв, что наступила пора выбора следующей жертвы. Только Сильфида, вырвавшись из рук Жуков, выбегает в центр. Она склоняется над телом Эльфа и оплакивает любимого». А на сцене — красочное дефиле костюмов. Едва успевает глаз привыкнуть к очередной порции пестроты, едва успеваешь решить, кто это с большими глазами или что это за красные полосатые существа с хвостами, как появляется новая компания персонажей. И тут уж не до танцев, на движениях просто не концентрируется внимание: слишком невелики хореографические реплики у героев, а самих героев чересчур много. Пожалуй, только у Паука (Михаил Лобухин) на протяжении действия сложилась узнаваемая, злодейски тягучая пластика.

Не натанцевавшись в спектакле, исполнители, выходя на поклоны в финале, повторяют свои «трюки». Безусловно, сказка — ложь, да в ней намек… Не зря Михаил Шемякин решительно отказывается именовать свое произведение сказкой для детей, недетские обобщения скрывает музыка Игоря Стравинского. Но на премьере «Весна» воспринималась мультипликационным сюжетом, и даже эксцентричная, диковатая музыка в исполнении оркестра Валерия Гергиева казалась чуть мягче в сравнении со звучанием на спектаклях «Весны священной» с хореографией Нижинского.

На Мариинской сцене появилась еще одна шемякинская феерия. Может, впору уже говорить о рождении нового жанра?

Открытия «Раймонды»

А. Глазунов. «Раймонда». Театр оперы и балета им. М. П. Мусоргского.
Дирижер Андрей Аниханов, художественный руководитель постановки Николай Боярчиков,
художник Владимир Окунев

В Михайловском театре появилась «Раймонда». Но не стоит торопиться указывать на очередное пересечение названий с Мариинкой. В Малом оперном свой оригинальный спектакль.

Обратившись к «Раймонде», спектаклю классического наследия, Николай Боярчиков, художественный руководитель постановки, не стал бороться с первоначальным вариантом Петипа и сохранил в спектакле то, чем украсили классический шедевр предшественники — Ф. Лопухов и К. Сергеев. Свое же слово хореографа-историка Боярчиков сказал в раскрытии купюр музыкальных, вернув в балет написанный Глазуновым по заказу Петипа, но так и не поставленный балетмейстером восточный танец Раймонды. Он использовал его не только как еще одну краску в портрете главной героини, но и для углубления характеристики восточного мира, поставив на эту не звучавшую ранее в спектакле музыку танец сарацинского рыцаря Абдерахмана. Соседство нового текста с танцами второго акта вполне органично, созданный Боярчиковым номер — выражение бескомпромиссного характера героя и его трепетного преклонения перед Раймондой. Выдержанная восточная пластика и чуждая Западу экспрессивность создали форму почти классической вариации, красноречивое высказывание героя, подготовленное характерными танцами, стало кульминацией восточной темы в спектакле.

Второе историческое открытие Боярчикова — появление в «Раймонде» Белой Дамы, персонажа, который присутствовал в первоначальном либретто Л. Пашковой: она покровительствовала главной героине, всякий раз предостерегая ее от опасности. В силу разных причин (возможно, и из-за сомнительного отношения к мистике в советские годы) этот таинственный образ до нашего времени не дожил. В музыке Белой Дамы нет классических вариаций, и Боярчиков сочинил новую партию — на полупальцах, тактичными вставками, не нарушающими цельности традиционного классического текста.

Хореограф перераспределил текст между исполнителями (к примеру, вариацию в Гран па третьего акта он отдал Подругам Раймонды для синхронного исполнения), но в целом сохранил живущие вот уже второй век необыкновенной красоты комбинации и рисунки танцев Петипа.

Балетмейстером-постановщиком «Раймонды» в Малом театре была приглашена Габриэла Комлева, хранительница академических традиций «Раймонды» в Мариинском театре. Под ее руководством труппа не только выдержала испытание на профессионализм в одном из самых сложных классических балетов, но и получила полезный урок благородства, вкуса и стиля в исполнении классики.

Спектакль получился очень аккуратным, во всем, начиная с цветового решения и выдержанного стиля костюмов (художник Владимир Окунев) и заканчивая манерой исполнения, ощущалось интеллигентное чувство меры. Выразителен и корректен (как и подобает герою классического спектакля) Жан де Бриен (М. Шемиунов), эмоционален Абдерахман (Д. Салимбаев), очень хороша и замечательная исполнительница текста сложнейших вариаций Раймонды И. Перрен. Красоты и легкости танца для главной героини оказалось вполне достаточно в таком умном и сдержанном спектакле.

«Раймонда» получила новое воплощение, труппа Михайловского театра — интересный и, уверена, очень плодотворный урок, а зрители — образец вкуса и качества на балетной сцене.

Декабрь 2006 г.