А. Шиллинг, Е. Забезжински и группа. «Лузер». Театр «Кретакёр» (Венгрия).
Режиссер Арпад Шиллинг, художник Соса Юристовски

Будет большой неправдой, если скажу, что к написанию этой рецензии меня подтолкнула непреодолимая тяга к театральному искусству, что благодаря своей жажде ко всему новому театральному я оказалась в Хельсинки на фестивале «Th e Stage», в программе которого и увидела спектакль Арпада Шиллинга «Лузер». Вовсе нет. Просто как-то я открыла свой холодильник, пошарила на полочке с сыром и, не обнаружив там пармезана, подумала: а не прокатиться ли до Хельсинки за продуктами? Тогда я прыгнула в экспресс (какие-то восемь часов — и на месте), потом случайно или почти случайно оказалась в культурном центре «Корьямо» и увидела на афише знакомое по рецензиям в «ПТЖ» имя — Арпад Шиллинг. Так спектакль «Лузер» попал в список вывезенных из европейской Финляндии запрещенных продуктов…

— К чему здесь вся эта «обнаженка»? — спросит возмущенный читатель. — Хватит уже о личном.

— Нет-нет, ничего личного. Это всего лишь попытка соответствовать тому предельному обнажению, которое манифестирует Арпад Шиллинг в «Лузере», на которое обрекает себя, свою жену и остальную команду спектакля. На сцену выходит человек и говорит что-то вроде «Пожалуйста, выключите свои телефоны. Я режиссер Арпад Шиллинг, моя компания „Кретакёр“ в какой-то момент стала заниматься социальными проектами, и, как театр, работающий на благо социума, мы подали на грант, получили его, но вот на следующий год специальная комиссия во главе с режиссером Атиллой Виднянским сократила его в три раза. Я отправил им письмо с просьбой объяснить решение комиссии, но ответа не получил, потом отправил еще одно письмо, в ответ Атилла Виднянский внес на рассмотрение закон, дающий право комиссии по грантам ничего никому объяснять». Потом режиссер говорит о том, что все меньше и меньше решений, принимающихся как этой комиссией, так и другими чиновниками, становятся известны людям, все больше появляется способов узаконить бесправие граждан, что мы не знаем, кто и какие решения принимает, кто и какие документы подписывает от нашего имени. А еще режиссер говорит, что сам он не знает, как ему, оппозиционеру и художнику, со всем этим бороться, и если кто-то знает, пусть подойдет и напишет прямо на его голом теле. Так говорит Шиллинг и раздевается.

Л. Саросди, А. Шиллинг в спектакле.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

Пока режиссер не начинает спешно снимать одежду, фестивальная публика думает, что спич Шиллинга — это лишь затянувшаяся речь перед началом спектакля. Но когда человек, монотонно вещающий о свободе и гласности в какой-то далекой Венгрии, оказывается в чем мать родила, зритель нервно трет глаза. Упитанный мужчина средних лет разоблачил перед нами свое далеко не атлетическое тело.

Не успев отудивляться этому факту, мы снова получаем под дых: странная просьба режиссера оставить послание на его голом теле находит отклик в зале — зрители выходят и что-то пишут. Пространство маленькое, всех хорошо видно, но не успеваешь понять, подставные ли выходят на сцену или кому-то действительно пришелся по нраву этот аттракцион. Шиллинг переключает наше внимание, как виртуозный фокусник,

пряча в зрительских рядах сколько угодно провокаторов. Негласная театральная договоренность: здесь актер, а здесь зритель — перестает действовать, теперь, чтобы отличить своего от чужого, придется постараться.

Пока зритель размышляет о своих и чужих режиссер зовет актрису Лиллу Саросди, представляет ее как свою жену и просит сымпровизировать на тему вышеописанной ситуации. Вдруг какой-то зритель кричит что-то по-венгерски и выбегает на сцену. Голый Шиллинг начинает с ним ругаться и будто бы даже бороться, затем оба убегают из зала. Воцаряется неловкая пауза.

Чувство крайней неловкости транслирует нам одиноко стоящая на сцене актриса. Она виновато улыбается публике, потупив взгляд, как бы говоря: «Ну вот, Арпад опять в своем репертуаре». И вдруг будто бы видит в зале знакомую. Тут же завязывается непринужденная беседа в присутствии зрителя: «Как тебе спектакль?» Знакомую играет Аннамария Ланг.

Ее героиня, выходя из зрительного зала на сцену, вдруг превращает все это пространство в свой мир, в какое-то театрально-музыкальное кабаре, где режиссер Арпад Шиллинг уже как будто лишний.

По легенде героини Аннамарии и Лиллы Саросди в юности вместе играли в музыкальной группе, а сейчас одна уехала в демократичную и зажиточную европейскую страну (например, Германию) и во всех смыслах состоялась, а вторая в основном, как и сегодня, стоит на сцене и по команде мужа исполняет пантомимы или рассказывает притчи про кролика и медведя. И вот героиня Ланг заманивает, затягивает героиню Саросди в привлекательный мир мещанского счастья, красивой жизни, откуда можно смотреть на венгерские проблемы как на незначительные, где можно петь в группе и даже иметь успех у разных состоятельных любителей искусства.

Л. Саросди, А. Ланг в спектакле.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля

«Лузер» начинается как спектакль одного несогласного, а оказывается историей его жены. В нем, состоящем из подвохов и откровений, это и главный подвох, и откровение. Самого себя Шиллинг здесь делает лишь обстоятельством: Арпад опять разделся на людях, Арпад хочет внимания, протестует, Арпад борется, Арпад обмочился, и ему нужно поменять штаны, а еще Арпаду нужно транслировать стопроцентную лояльность. И все это должна иметь в виду маленькая женщина с озадаченным и виноватым лицом. Кажется, Ромео Кастеллуччи в спектакле «О концепции лика Сына Божьего» зашел не так далеко, как Шиллинг. Там абстрактный сын при всей конкретике быта меняет памперс абстрактному старику. Здесь Лилла Саросди меняет белье Арпаду Шиллингу. Но эта бытовая подробность — не предел откровения. Шиллинг говорит на темы, на которые, кажется, еще никто так не говорил. Рифмуя актерскую нереализованность с женской неудовлетворенностью, он показывает в спектакле секс своей жены с каким-то «папиком», ее мастурбацию микрофоном, в который она только что пела. Режиссеру-бунтарю незачем ставить Шекспира и Чехова, незачем придумывать сольные партии для своей жены, Шиллинг из спектакля, неутомимый борец «в голом», осуждаемый всеми «лузер», не понимает, как нужна актрисе вся эта «красивая жизнь» — микрофон, свет софитов, собственное тело в красном блестящем платье, но зато, кажется, все это понимает Шиллинг — автор спектакля и, понимая, вскрывает маниакально, безжалостно. Потому что «Лузер» — это все-таки спектакль о стране, которая вынуждает художника стать вечным «несогласным», бездомным лузером, скитающимся по европейским фестивалям с правдивыми историями о собственной родине, пока его актриса-жена душит в себе желание сыграть Аркадину или Гертруду и мастурбирует на томик какого-нибудь театрального классика.

Ноябрь 2015 г.