«Земля». По мотивам фильма Александра Довженко. Новая сцена Александринского театра. Режиссер Максим Диденко, художник Галина Солодовникова

Классику мирового кино, фильм Александра Довженко «Земля», режиссер Максим Диденко перевел на язык театра — под тем же названием. Реальность классовой борьбы в России начала XX века наш современник превратил в реальность спортивной игры. Это сравнение, конечно, хромает, если вспомнить, что стоит в центре фильма Довженко 1930 года — а там ненависть и борьба за каждый клочок земли; за перепаханную межу — убийство; там старый мир и новый мир, там богатеи и беднота. Но там также есть жизнь и смерть, человек и природа. Последние понятия — жизнь и смерть, человек и природа — там, в фильме, умиротворяют алчущий зверств мир. В спектакле Диденко спорт — это не мир, а поэтический образ войны. Смягченный во избежание пошлости и архаики. Спортивно одетая молодежь с акцентами в костюмах красного или синего цвета «играет» — в волейбол? Бокс? Варианты есть, и все они сводятся тоже к вражде и убийству. Правда, в Василя, главного героя «Земли», никто не стреляет — он уходит вплавь, тонет. Нет у Диденко ни колхозников, ни кулаков. Нет на сцене ни яблок, ни подсолнухов. Но зато есть нечто умопомрачительно актуальное — противостоящее друг другу по языкам: украинскому и русскому.
Вообще-то спектакль «Земля» — бессловесный. Он представляет собой драматический балет невероятно интенсивной силовой структуры. Некогда в Мариинском театре шли одноактные балеты Уильяма Форсайта («Форсайт в Маринке»), и в зале слышно было, как танцовщики за кулисами стонут от напряжения мышц. «Земля» — это что-то вроде «Форсайта в Александринке» (имеется в виду новая сцена прославленного театра, где поставлена современная «Земля»). Есть только две вставки: одна большая, в целый монолог, цитата из Владимира Ильича Ленина, ее читает тот, кто является в спектакле Василем; другая — украинская песня, ее исполняет убийца Василя. И на этих контрастных «речевых» цитатах построена некая идейная подсказка. Все же остальное — акробатика, спортивная гимнастика и даже — какое-то подобие древнегреческого комедийного агона, столкновения двух полухорий. Хотя подсказка есть, разгадать замысел спектакля не так-то просто: Василя хоронят на стяге, который не является конкретным государственным символом. Полотнище синего цвета, по диагоналям перечеркнутое красными полосами. От географии и политики это знамя далеко. Но все же это знамя, и, стало быть, в подтексте оно чье-то. Или как раз ничье?
Время и общество сейчас чрезвычайно политизированы, и ошибиться в намерениях авторов спектакля мне бы не хотелось. Вдруг это в одну сторону? Или в другую? Авторы и исполнители молоды, они дружно «вытанцовывают» сражение за землю — кстати, о какой именно «недвижимости» или земле идет речь, есть ли подтекст в этой «Земле», я тоже уверенно сказать не могу. Ясно только, что оранжевый мяч в руках тренера — модель Земли, а схватки спортсменов — аналогии с неспортивными сражениями.
Связь с первоисточником — фильмом Довженко — скупа, особенно для тех (думаю, их большинство), кто не видел фильма. Титры на экранах позади зрительских рядов выполнены в эстетике немого фильма, буквально повторяя ее. А расположение зрителей — это две, одна лицом к лицу с другой, группы «болельщиков» вокруг площадки-сцены, размеченной в рисунке спортивной игры. Эпизоды фильма так переработаны в спектакле, что иногда как бы растворяются в сценической стихии, а иногда только слегка напоминают о нем. Василь несколькими па показывает свой знаменитый танец перед смертью. Его невеста приникает к другому парню, воспроизводя пантеистическую концовку «Земли»: жизнь и любовь не остановишь. Тренер из спектакля — это умирающий дед из фильма. Во всяком случае, упражнения, которые он демонстрирует молодым, — физически правильная постановка тела во время смерти: поднялся, лег, снова поднялся, снова лег… Каждый из спортсменов повторяет ритуал. Подготовленность коллектива к языку такого театра удивительна. Но возможности группы не только спортивные. Кульминация и по фильму, и по спектаклю — выезд «железного коня», трактора. «Идет!» — кричат титры, и актеры создают из самих себя и трактор, и зрителей. «Стал!» — кричат титры, и актеры показывают, как столп индустриализации и коллективизации разлетается на части. Хореография Селии Амаде сочетает спортивную и поэтическую лексику.
При подобном пластическом накале зрелища возрастает значение музыки. Ее автор — Иван Кушнир, не только опытный театральный композитор, но и соавтор Максима Диденко в других постановках. Музыка к «Земле» не повторяет уже известные музыкальные оформления немого фильма. Кушнир комбинирует «электронные» страсти и ритмические «вдохи» и «выдохи». Музыка не остается фоном, она выступает вперед, словно дирижирует зрелищем. Музыка и хореография обеспечивают современный «немой» вариант «Земли». Он выразителен и свеж.
У молодых авторов получился красивый и необычайно актуальный спектакль. Исполнители драматического театра выступили на пределе физических возможностей, образовав крепкий ансамбль. «Земля» продолжает линию режиссуры Максима Диденко, уже явленную в мюзикле «Ленька Пантелеев» и других спектаклях. Это линия синтеза театрально-музыкальных, литературно-зрелищных форм. Это линия активного высказывания молодого поколения о прошлом и настоящем, о времени. Смею надеяться, что единственная медаль за спортивные достижения, полученная в этом спектакле условным «кулаком» и погребенная вместе с «коммунистом», символизирует тот прискорбный, но и поучительный факт, что в неспортивных играх победителей не бывает.
Елена ГОРФУНКЕЛЬ
Сентябрь 2015 г.
Комментарии (0)