Заядлый путешественник, как правило, отягощен знанием о местах, рекомендованных для посещения в любом городе. И в Норильске одно из таких мест — музей истории освоения и развития Норильского промышленного района. Во время театрального фестиваля «Параллели» в нем проходила небольшая выставка архитектуры северных городов «Nordic ID», которая показала, какими разными могут быть дома для жителей Севера. Не на толстых морозоустойчивых стенах или строгих линиях сосредоточена архитектурная мысль норвежских и финских дизайнеров. Стекло и дерево, немного бетона, но главное — поверхности, не нарушающие природный ландшафт. Изогнутые. Это, конечно, удивляет. Безобидное желание увидеть и у нас что-то такое наталкивается на строгие геометрические формы. «Пройти дворами» — это действие все меньше соответствует Петербургу, но по-прежнему актуально в Норильске. Это город проницаем для жителей — дворами успеть на встречу реальнее, чем по прямой. А при температуре воздуха — 40 °С и сильном порывистом ветре дома, поставленные в квадраты, своеобразные широкие колодцы, — дополнительное заграждение непогоде. Ограничение ее своеволия. Каждый город провоцирует вновь прибывшего составлять свою карту перемещений. Точка города на карте страны — абстрактное, ничем не примечательное место, пока ты там не побывал. Необходимо путешествие. И тогда «кровеносная система» города перестает быть только линиями. Два спектакля на этих «Параллелях» как раз и объединяла тема путешествия. Норвежская хореографическая компания Йо Стромгрена показала спектакль «Граница», а танцевальная компания «Рейкьявик» представила хореографический спектакль «Путешествие». Впрочем, оба спектакля не только «хореография».
На заднике сцены во всю высоту портала висит фрагмент карты Северной Европы — там, где Мурманская область граничит с Норвегией, Финляндией. Карта песочно-охристого цвета нарисована от руки, линии не просто неровные, а какие-то пугливые — то пунктир, то слишком тонкая. Рукоделие ощутимое. В левом углу часть какой-то конторы: стол с множеством ящиков, на нем пишущая машинка, стул, шкаф, фанерная ширма. Мебель коричнево-рыжеватых тонов. Одиночная гирлянда небольших фонариков протянута через всю сцену, она зажигается, когда герои танцуют. Все обжито, уютно, тепло. Но при этом большая часть сцены пуста. Умело выстроенный свет скрадывает пустоты, уведены в темноту углы. До поры до времени вся боль жизненных ситуаций замаскирована светом, цветом, звуком. Мелодии каких-то забытых времен — ласковые, умиротворяющие. Вальсы и сентиментальные наивные песенки постепенно станут ироничным контрапунктом к действиям героев.
Человек-винтик Харольд (Ивар Сверриссон) на службе в офисе, стучит на пишущей машинке и предпочитает не разговаривать, а писать письма. За тонкой перегородкой его коллега — Елена (Ида Холтен Ворсе), любящая уничтожать письма в шредере и много болтать. Он — созидатель. Она — разрушитель. У него было слишком длинное детство, и его мать говорила, что люди рождаются для счастья. У нее было слишком короткое детство, и ее отец говорил, что человек рождается для ада. Он — норвежец, а она — русская. Все это мы узнаем из текста, который ровным голосом произносит Некто. Его нет на сцене — только запись. Голос от автора и отстраняет от происходящего, и убаюкивает. Он поможет нам понять, что происходит с героями, прокомментирует их поступки, он знает тайные переживания персонажей. Для Харольда и Елены его нет. Они на сцене действуют как герои кино, где закадровый голос существует только для кинозрителя. От иронии «автора» по отношению к персонажам становится немного не по себе. Мы погружаемся в страшноватенький мир, где привычное может обернуться абсурдом из произведений Кафки.

Герои не разговаривают друг с другом. Сначала из-за какого-то непонятного конфликта. А потом — из-за невнятной речи Елены. Она пробалтывает какие-то отдельные слова, похожие на русские, и «автор» подтверждает нашу догадку. Хотя актер Ив ар Сверриссон в жизни выглядит более русским, чем Ида Холтен Ворсе (несмотря на то, что он вообще-то исландец, а она норвежка). Коренастый, крепкий, с широким лицом и рыжеватой бородой. А у нее белесые, как будто светящиеся волосы, продолговатое лицо, острый подбородок и смеющиеся глаза-щелки. На сцене он холодный норвежец, которого добивается страстная русская. Конфликт не на уровне национальностей, он переведен в разряд выяснения отношений. Герои уже не борются за выживание, а сражаются. Сначала друг с другом — за место, территорию, потом за внимание и, наконец, — за любовь и полноценность этой жизни. Он боится отношений, она стремится к ним. Он пассивен, она активна. Бесхитростные игры: пока она ловит, он убегает. Но как только Елена остывает, он загорается. Неловкость пропадает в танце, когда не нужны слова, а тела сами «говорят». Стромгрен ироничен, его герои, плохо понимающие друг друга, прекрасно двигаются, их тела точно знают, как договориться. Она льнет к нему, он чопорно отстраняется, потом нелепо хватает ее и тут же, стесняясь, отпрыгивает. Модель взаимоотношений концентрируется в небольших танцах, которыми прошит весь спектакль. Но это драматический спектакль, хотя в основе причудливая смесь хореографии и «закадрового» текста, пантомимы и много чего еще. Харольд, выйдя на улицу, хлопает дверью, и сильный порыв ветра сносит его, трепещет пола пиджака, развеваются волосы. А на самом деле ни улицы, ни двери, ни ветра нет. Есть только пластика актера. Мы видим, что дверь он придержал ногой, чтобы не сильно «хлопнула», а «ветер» согнул его, и пола пиджака шевелится вслед за движениями руки.
Режиссер не циничен по отношению к персонажам и их попыткам соединиться, но жесток. Чтобы быть уверенным в своем праве, Харольд дает Елене деньги, и она начинает раздеваться. Звучит лирическая мелодия, но начинается жестокая борьба — не на жизнь, а на смерть. Хореография страсти — резкая и грубая. Харольд оказывается во власти сильных ног Елены, которые крутят им как угодно. Это не только о том, что мужчина и женщина по своим функциям поменялись местами или что отношения между мужчиной и женщиной всегда влечение и подавление. Здесь еще о внутреннем «звере», который есть в каждом и до поры скрыт нормами поведения. Спектакль Стромгрена скорее не о границах внешних — между странами, континентами, а о барьерах внутри человека. О тех границах, которые он сам устанавливает в отношениях с другими, а потом с большими трудностями преодолевает.
Через тридцать-сорок минут мир спектакля будет повержен в полный хаос. Валяются бумажки-деньги, столы перевернуты, ящики выпотрошены, а два человечка забиваются в какую-то коробку, изображающую в этот момент вагон, и отправляются путешествовать. Принимая их «игру» в путешествие за реальность, мы верим, что они долго едут в поезде. Нам, собственно, неважно — куда, да и им, наверно, тоже. Они вместе, в тесном пространстве — едут. Елена болтает, Харольд слушает, вот играют в карты, вот пьют воду. Идиллия закончится телефонным звонком из главного офиса о том, что им едет замена. И наши герои отправятся в свои страны, буквально встанут каждый у своего куска карты, разделенные нарисованной границей. Стромгрен быстро «склеивает» несколько сцен — было ли путешествие и герои уже вернулись из него, или они только фантазировали, по-прежнему находясь в офисе, мы не знаем. Грохот телефонного звонка разрушил маленький мир двух людей. Спектакль оказался ко всему прочему и про власть условностей над нами.
И это все-таки драматический театр, где хореография, как и слова, необходимые элементы для воссоздания микрокосмоса Стромгрена. А в том, что он создает целый мир, накручивая не только необходимое, но и лишнее, без которого не бывает жизни, сомнений нет.

Другой условно хореографический спектакль «Путешествие» — представление танцевальной компании «Рейкьявик» и музыкальной группы «GusGus». Они делают шоу, недолгое, раздробленное и противоречивое, как, собственно, и вся эта компания, состоящая из двух коллективов. Про сам танцевальный коллектив «Рейкьявик» мало что известно. Про свой спектакль они рассказывают, что «Путешествие» должно меняться в зависимости от пространства, где играют. На каждой новой площадке спектакль преобразуется во что-то другое, но возможности сравнить у меня не было. Поверим на слово. А вот про музыкальный «GusGus» информации много больше. Они со своей техно-поп-электро-транс-хаос музыкой — один из самых знаменитых коллективов в Исландии и часто выступают в Москве и Питере. Название, как они говорят, от неправильно произнесенного слова «кус-кус», крупы или блюда, теперь популярного и у нас. Но этот «GusGus» совсем не гарнир к танцам, а, скорее, основное блюдо. Шесть солистов (две женщины и четверо мужчин) самодостаточны и харизматичны, как рок-звезды на пенсии. Да, они не молоды. Несуетливые в жизни, скорее меланхоличные, сплошь брутальной внешности, они на сцене преобразуются в сгустки, концентраты энергии и силы. Внешне они продолжают оставаться невозмутимыми, степенно расхаживая, как кентавры в лесу. При такой манере поведения ждешь сильных голосов, грохота и раската. Но ничего подобного. Голоса — нежнейшие, просто серебряные струны, движения мягкие. Завораживают в «GusGus» их яркость, блеск, фееричность, но в то же время медитативность транса, его способность включить тебя в свой однообразный ритм и подчинить себе. Они, обитатели ночных танцполов и дискотек, попав на сцену театра с танцевальным коллективом, не растерялись, а стали солировать. Каждый номер с участием музыкантов был сосредоточен на них. Одного из «GusGus» поднимут на вытянутых руках, аккуратно, предавая друг другу, донесут до черной стены в середине сцены, и дальше он, не переставая петь, будет медленно сползать вдоль нее. Это могло быть смешно или нелепо, но выглядит завораживающе. Медитативный транс, в который мы легко можем погрузиться от повторяющейся мелодии, от медоточия голосов, разрушается с появлением танцоров. Танец — резкий, механизированный, даже агрессивный. Лица исполнителей сосредоточенны. Осваивая для себя новый формат — в данном случае сочетание клубных музыкантов с профессиональными танцорами — создатели представления не заботятся о цельности, все слишком отдельно. Кус-кус, вернее, «GusGus» сам по себе, а профессиональные танцоры сами по себе. Перед нами предчувствие спектакля.
Два представления, «Граница» и «Путешествие», объединяет только отношения с хореографией, но ни у норвежцев, ни у исландцев она не становится главным смыслопорождающим элементом. Соединение хореографии с разнообразными видами искусств: драмой, музыкой — рождает спектакли с непривычным набором средств выражения. Бесстрашное смешивание всего со всем заставляет обратить на себя внимание. Прошедший во второй раз фестиваль «Параллели» в Норильске предстает таким вот бесстрашным смешением людей, спектаклей, искусств. Норвежцы, финны, исландцы, эстонцы и русские смешивались в причудливые компании, в которых невозможно было отделить одних от других. Фестиваль длился две недели, и в обширной программе можно было найти все что душе угодно. От резких, спорных и провоцирующих «Копов в огне» из Москвы до струнного квинтета «Анима ансамбль» из Бергена, играющего на средневековых музыкальных инструментах. Представлены разные жанры и виды искусств, кроме привычных — драмы, комедии, музыкального спектакля были и выставки, и мастер-классы, но и хип-хоп опера, танго, вербатим в рамках проекта «Живому театру — живого автора», сторителлинг. С одной стороны, чувствуется желание организаторов привезти все самое интересное и актуальное, с другой — разнородность и разнонаправленность. Но я бы отнесла это к достоинствам фестиваля. В небольшом заполярном Норильске «Параллели» выполняют и образовательную функцию.
Октябрь 2013 г.
Комментарии (0)