Д. Богославский. «Любовь людей».
Государственный русский драматический театр им. Бестужева (Улан-Удэ).
Режиссер Павел Зобнин

Пьеса белорусского драматурга Дмитрия Богославского «Любовь людей» вошла в несколько шорт-листов и списки победителей самых серьезных драматургических конкурсов России — «Евразия-2011», «Любимовка-2011», «Действующие лица-2011», конкурса «Новая пьеса» при «Золотой маске». Ну и что? Это означает только, что ее заметили «читчики» пьес и устроители конкурсов. Все равно жизнь драмы начинается только в театре. Либо не начинается.

Сначала ее поставил Никита Кобелев в театре им. Маяковского.

А чуть позже появился спектакль в Государственном русском драматическом театре им. Бестужева (Улан-Удэ) в постановке Павла Зобнина. Он был показан на фестивале «Реальный театр» в Екатеринбурге, а родился, как теперь часто бывает с современной драмой, в виде эскиза в рамках российской лаборатории «АртЭРиЯ» под руководством Олега Лоевского и после удачного показа был доведен «до ума».

После спектакля пьесу, во-первых, немедленно захотелось перечитать. При первом чтении она показалась бытовой и в хорошем и в нехорошем смысле этого слова. С одной стороны — все в ней правильно написано про жизнь и про любовь людей. С первых страниц узнаешь родные поселки и деревни, наполненные точно такими героями, которые периодически убивают друг друга разными древними способами, как я теперь понимаю, из-за любви.

А. Байбородина (Люся), Е. Аёшин (Коля).
Фото С. Примакова

Но то, что героине Люське в новой счастливой жизни является задушенный ею и скормленный свиньям муж и у них начинается новый этап отношений, мне не представлялось таким уж художественно правдивым. (Конечно, опостылевший алкоголик-муж Люську измучил, но все-таки — чтобы взять ребенка да и к маме убежать?.. И с чего это он стал ей являться в раскаявшемся и непьющем виде?) В общем, кошмарное видение молодого драматурга. Но ведь и это не все. Измученный ночными свиданиями Люськи с мертвецом, новый муж, честный милиционер, задушил ее и сам в итоге повесился. В результате недозадушенная Люська все-таки выжила, а два мужика, один алкаш, а другой хороший, оказались на том свете. Эта правда жизни пугает. И, честно скажу, отталкивает. Конечно, на фестивальном обсуждении всплывали правильные литературные параллели типа «Власти тьмы», но одно дело Толстой и русское крестьянство позапрошлого века, а другое — первое десятилетие двадцать первого. Неужто та же власть той же тьмы? И вот интересно, чем этот жуткий ночной кошмар мог привлечь молодого интеллигентного человека?

И тогда уже немного о нем, так сказать, с позиций старшего поколения.

Павел Зобнин, несмотря на то, что он не так давно закончил ГИТИС (мастерская Сергея Женовача, 2006 год), уже довольно хорошо известен в театральном пространстве России. Его дипломный спектакль «Стеклянный зверинец» был поставлен в Омском театре драмы, такое везение не каждому выпадает. Он ставил в Кемерово, Новом Уренгое, Минусинске, Ельце, Лысьве, Южно-Сахалинске, Прокопьевске. Из девяти его постановок я видела шесть. Первая встреча озадачила. В Лысьвенском театре драмы и комедии шел его спектакль по пьесе Джона Синга «Удалой молодец — гордость Запада». Поразила серьезность постановки. Из парадоксально смешной черной комедии Павел умудрился сделать психологическую драму. Причем разобрать добротно, убедительно, правда, не в границах жанра. Но кто теперь может требовать, чтобы жанр пьесы и спектакля совпадали? Когда я спросила Наталью Миронову, актрису с роскошным телом и бархатным голосом: «Что же это у вас вдова Куин такая бестелесная и несексуальная?» — Наташа ответила мне строго: «А режиссер сказал, что вот этого ему не надо». Понятно, подумала я, Женовачи — они все такие, бесплотные и духовные.

Все, что я видела позже: «Бесконечный апрель» Я. Пулинович, «Прекрасное далёко» Д. Привалова, «Таланты и поклонники» Островского, «Нужен перевод» Б. Фрила — заставило отнестись к режиссеру Павлу Зобнину как к адепту русского психологического театра в его самом честном и чистом виде. Его спектакли всегда имеют некую нравственную вертикаль, которую можно соотнести с поисками этического оправдания театра, которые когда-то вел Станиславский. Почему именно русского театра, а не вообще психологического? Потому что именно русский психологический театр всегда был склонен поучать и воспитывать, свято помня про то, что он вовсе не безделица, а кафедра. Спектакли его учителя Сергея Васильевича Женовача — это всегда послание зрителю, оно заставляет думать, тревожиться, тосковать, а кого-то — раздражаться. Между прочим, мало можно назвать режиссеров, которые сегодня шлют нам, зрителям, срочные телеграммы. Я таким режиссерам благодарна. За то, что они помнят: «театр вовсе не…» (см. выше).

О. Петелин (Сергей).
Фото С. Примакова

Павел Зобнин — настоящий русский моралист, и, как всякий моралист, он может и раздражать. Особенно сегодняшнего зрителя, не расположенного к тому, чтобы его воспитывали и поучали. Но его позиция вызывает огромное уважение. Прежде всего тем, что в его спектаклях чувствуется: про кантовский императив режиссер не забывает никогда. Особенно про нравственный закон внутри нас. Спектакли Павла несколько рассудочны. В них трудно входить, они не сразу захватывают тебя. Но о них интересно думать, и, как правило, от размышлений о спектакле ты уходишь в горькие думы о нашей жизни, что, согласитесь, бывает сейчас крайне редко.

В «Талантах и поклонниках», поставленных в Минусинском театре, он отдал честному учителю Мелузову все свои симпатии, при том, что учитель у него нескладен, как и положено настоящему правдолюбцу. Мелузов в своем монологе обвиняет не только Великатова, отобравшего у него невесту, но, похоже, и весь зрительный зал, в котором режиссер рассаживает поклонников таланта. Да и Негиной, предавшей честные отношения, он отказывает в будущем. Ее усаживают в ящик, который не принято кантовать, и Великатов закрывает его засовом. Вот тебе и артистическая карьера!

В исторической пьесе Б. Фрила «Нужен перевод» Зобнин обнаружил сегодняшние проблемы самоидентификации малых народов, трагически растворяющихся в чужих агрессивных цивилизациях. На фестивале театров малых городов России были артисты из Адыгеи. Как они смотрели! Это был спектакль о них, потерявших свою землю и свою культуру.

В спектакле «Прекрасное далёко», поставленном в «Чехов-центре» (Южно-Сахалинск), бесполые ангелы обретают пол и вопреки логике пьесы исчезают в каком-то прекрасном далеке, чтобы любить друг друга. А пожилой мужик разбирается с богом всерьез и без всяких компромиссов.

Словом, Павел всегда за любовь, за людей, против корысти и предательств. Он разобрал пьесу «Любовь людей» так подробно и так неожиданно, что после спектакля совершенно невозможно было представить ее литературный вариант. Почему и захотелось срочно ее перечитать. Живые люди, не умеющие рефлексировать по поводу своей жизни, страдали, мучились, любили безнадежно и горько и погибали от любви. Они были очень простыми и, кажется, незамысловатыми, но как подробно, любовно и сложно рассказали о них режиссер и артисты!

О. Петелин (Сергей), С. Перевалова (мать Сергея).
Фото С. Примакова

Спектакль был сыгран в таком же пространстве, которое было в самом театре при его лабораторном рождении. Смотреть его было просто мучительно. Зрителей долго рассаживали и пересаживали. Не все и не всё сумели увидеть. Два узких, плохо освещенных отсека, в которых словно чуть-чуть приоткрывалось действие. Казалось, оно происходило только в те моменты, когда люди оказывались в этом усеченном пространстве. Вся их предыдущая и дальнейшая жизнь протекала где-то не здесь. А здесь они только мучились. И было понятно, что происходит с деревенским участковым Сергеем (его замечательно сыграл срочно введенный на роль Сергей Левицкий), который вдруг понял, что его школьная любовь Люська (Алена Байбородина) наконец осталась одна. И ее муж Колька, который увел ее когда-то, то ли сгинул по пьянке, то ли к другой бабе ушел. Встречи Сергея и Люси, которую он уговаривает подать заявление о пропаже мужа, овеяны надвигающейся на обоих надеждой. И вот уже не хочется писать об этих героях грубыми словами. Потому что Левицкий играет очень сложно: неврастеничного, замкнутого, несчастливого человека, семнадцать лет тоскующего о своей первой любви. И когда героиня признается ему в своем преступлении, честно признается, ничего не утаив, и просит взять ее замуж, он решается почти сразу, почти ни через что не переступив, потому что любовь измучила его до такой степени, что хуже быть не может.

Рыжеволосая, нелюбимая друзьями Сергея Люся — это деревенская роковая женщина, которая и сама себя не понимает, и ее никто понять не может. За то и не любят. Байбородина очень естественна, очень узнаваема в тех моментах, когда речь идет о ее несчастной женской доле, но не очень понятно, что происходит с ней, когда по ночам ей вдруг начинает являться убитый муж. Надо сказать, что сцены пьянок и насилия над ней сыграны так тщательно и достоверно, что (о, ужас!) ни тени сомнения в правоте героини не возникает. Конечно, невозможно было не убить его. Явления мертвого Коли (отличное исполнение Евгения Аешина) и их нежные, чуть остраненные диалоги с Люсей — это настоящая любовная поэзия, которая вдруг неожиданно накрыла людей, проведших жизнь в драках и ненависти.

Все сцены Люси и ее матери (Нина Вершинина), Сергея и его матери (Светлана Перевалова) несут в себе следы борений режиссера, который пытается открыть этот непростой текст не грубой театральной отмычкой, а искусно выточенным индивидуальным ключиком. Нельзя сказать, что актрисы играют плохо. Но, к сожалению, они играют так, как принято в театрах играть простых женщин из народа. А здесь нужно другое. Не типажность, не узнаваемость, а подробнейшее исследование человеческой души, изломанной, исковерканной самой нашей жизнью. Такого исследования у актрис старшего поколения не получилось.

А. Байбородина (Люся), Е. Аёшин (Коля).
Фото С. Примакова

Зато удивила вторая пара героев. Друга милиционера, бывшего его одноклассника Ивана, играет Александр Кузнецов, а его жену Настю — Анастасия Турушева. Угрюмая, одетая в плохое запахнутое пальто, в нахлобученной вязаной шапке Настя кажется страшно знакомой. Есть в русских городках и поселках целое поколение таких молодых женщин, которых невозможно себе представить в красивых платьях, в туфлях на каблуках. Они выросли в бедности и в отсутствие красоты. Счастье, если вышли замуж за почти непьющего человека. Жизнь пригнула их не то чтобы бес

просветным трудом, а, скорее, бессмысленностью их пребывания на земле. Актриса просто пугает точностью попадания, и когда ее Настя раскрывается в сцене с еще одной героиней, продавщицей Машкой (тонкое, тактичное исполнение Светланы Полянской), и взахлеб признается в нелюбви, почти в ненависти к мужу, то вдруг завязывается еще один драматический узел, который тоже грозит смертью.

Вообще в этом спектакле все ходят рядом со смертью. Никто не чувствует жизнь как божественный дар, жизнью мучаются, маются, как болезнью, перемогают ее, терпят. Завидуют чужой жизни, например, тому, что Чубасов (Станислав Немчинов) уехал в Москву, работает там на какой-то стройке, а всем кажется, что вот он-то переломил безнадегу, нищету, бессмысленность. Он всем им кажется счастливчиком, удачником. И когда он привозит из Москвы новую возлюбленную и все пьют из пластиковых стаканчиков за здоровье молодых, взгляд продавщицы Машки потухает. В этой сцене у Полянской нет ни слова, но видно, как ее героиня лишается надежды. Словом, «тоска по лучшей жизни», которую когда-то Немирович определил как важнейшее стремление героев в «Трех сестрах», как ни странно, одолевает и этих, совершенно далеких от Чехова людей.

Фолкнеру принадлежит мысль о том, что нужно уметь писать просто о сложном и сложно о простом. Павлу Зобнину удалось сложно рассказать о простых людях. Эти люди никогда не бывают в театре, не читают ни Достоевского, ни Чехова. Они страдают, не осознавая своих страданий. Их мучает что-то, названия чему они тоже не знают. Они совершают преступления, не задумываясь ни о нравственном законе, ни о законе вообще. Но их настигает какая-то страшная сила, названия которой они тоже не знают, и они погибают, так и не успев ничего понять. А режиссер Павел Зобнин сочувствует им, не лишает их возможности выйти из небытия на свет (правда, не больно-то много света он им дает) и объясняет нам простые и важные вещи. Например, что людей нужно понимать, и если не любить, то хотя бы пожалеть. Жизнь безжалостна к ним, но театр призывает нас к состраданию.

Октябрь 2013 г.

P. S. Фотографий спектакля, где Сергея играл Сергей Левицкий, в архиве театра не оказалось. Приносим свои извинения актеру.