Чего нет в актрисе Старостиной, так это наивности. В чуть угловатом, чуть подростковом теле живет отнюдь не девочка-подросток. Она — молодая женщина, знающая себе цену и с иронией, немного свысока, поглядывающая за тем, что происходит вне границ ее собственной персоны. Она не барышня, но может ею быть; кокетка, но только когда ей вздумается; притягивает мужчин магнитом, но как будто всегда остается чуть отстраненной, холодноватой.

Эта двойственность, заданная с самого начала, приговаривает актрису: в ее природе заложено нечто гротескное, странное противоречие интенсивно живущей души, выражающее себя при этом не экспансивно, а сдержанно. Старостина еще не раскрыта, не явлена. Сказывается не столько недостаток сыгранных ролей (их, между прочим, немало), сколько характер дарования — редкий «интровертный» актерский тип, вещь в себе в своей извечной невоплотимости.

Алена Старостина

А. Старостина.
Фото К. Чинаревой

А. Старостина (Минни Пауэлл). «Тень стрелка». МДТ.
Фото В. Васильева

А. Старостина (Принцесса Французская). «Бесплодные усилия любви». МДТ.
Фото В. Васильева

Алена Старостина — из начавших не стремительно и не эпатажно. Ученица Льва Додина на последнем курсе была принята в труппу МДТ и три года играла на этой сцене, пока не выбрала другой — свой собственный — путь в профессии. Сцене Малого драматического, живущей по правилам знаменитого худрука, Алена предпочла существование в проектах, в частности в проектах своего бывшего однокурсника Дмитрия Волкострелова, и стала актрисой театра post, где нет иерархии, зато всякий волен оставаться при своем.

В театре Додина такая странная, настаивающая на себе индивидуальность, кажется, сказать себя не могла. Психофизика актрисы располагала режиссеров ставить Старостину на роли нимфеток-инженю, юных обольстительниц в подростковых телах. «Бесплодные усилия любви» (Лев Додин), «Тень стрелка» (Олег Дмитриев) и «Дом Бернарды Альбы» (Юрий Кордонский) — этих героинь объединяла верность себе, женская притягательность вполне земного свойства, жажда жизни и категоричность выбора. Но актриса, кажется, не желала входить в эти роли, они едва держались на ней, как мешковатые бабушкины платья. В постоянном стремлении сдернуть с себя лишнее, чужую роль как чужую судьбу, она будто мучилась принципом перевоплощения, заданным режиссером. Такое ощущение, что Старостина все время стремилась наделять героинь чертами собственной личности. Там, где жанр спектакля позволял актрисе остраниться игровым приемом (шекспировская Принцесса из «Бесплодных усилий любви»), она была обольстительно хороша. Юная особа вела свою игру — пленяла кошачьей грацией и с почти исследовательским любопытством следила за производимым ею эффектом. Другая роль, Минни Пауэлл в спектакле «Тень стрелка», роль маленькой храброй девочки, жертвовавшей собою ради любви, как будто казалась самой актрисе нестерпимо трогательной, и этот наивный героизм мешал ее бесстыжим волосам распускаться так, как им того хотелось. Наивность в исполнении Старостиной больше походила на издевку. И в роли Аделы («Дом Бернарды Альбы»), за которую критика наградила Алену премией «Золотой софит» (в номинации «лучший дебют»), кажется, соединились стремления персонажа и самой актрисы — вырваться из дома, где единоличная власть не позволяла ей свободно дышать и быть собою.

Такую возможность предложил актрисе Дмитрий Волкострелов. Молодой режиссер работает в основном с текстами Павла Пряжко. Он пытается создать на сцене зеркальную модель жизни, в которой время реальное и сценическое уравнены между собой, но прозрачное стекло остается непроницаемым. Отражения во всем напоминают нас — носят ту же одежду, сидят на тех же диванах, играют в скраббл, пьют вино и даже иногда протягивают нам апельсины, но остаются отражениями, живущими в своем мире.

В спектаклях Волкострелова Старостина остается собой, не переставая при этом быть актрисой. Она стилизует самоё себя, превращая Алену Старостину в маску-тип, в обобщенный образ современной женщины, интеллектуалки с противоречивой и неопределенной душой.

В «Запертой двери» Старостина едва очерчивает контуры своей героини, набрасывает на себя образ офисной девушки Оли, как пиджак на одно плечо, а сама остается собою, ее немым комментатором.

Не зря говорят, что в спектакле «Злая девушка» Алена-роль была списана драматургом с Алены-актрисы. Да и драматургия такого свойства, что роль — не характер, а «запись» движений, полуулыбок, жестов, взглядов. И актриса выполняет эти задачи — так живет, в самой себе заключая свои смыслы. Как и все прочие герои, существует автономно. Но выделяется, когда молчит, когда ходит, — все время мерещится личность самой актрисы. В отличие от остальных, которые делают вид, что не играют, Старостина — одна — приближается в своем «не-игрании» к более опасной для театра границе.

Отдельно — «Июль». Это текст — поток сознания маньяка-каннибала, который по замыслу автора Ивана Вырыпаева произносит Исполнительница текста. Этот спектакль — житие маньяка — становится жизнью и смертью Актрисы.

«Июль» начинается мягко, почти незаметно. На стуле в профиль к зрителям сидит девушка в черном льняном комбинезоне и во вьетнамках, открывающих вытянутые узкие ступни. Пшеничного цвета волосы забраны в небрежный пучок. В ее позе читается стыд. Ей хочется стать незаметной, слиться со стулом, стать этим стулом. А лучше — уйти отсюда. Но она сидит, пригвожденная к нему как к месту своей казни. Руки напряженно сомкнуты на груди, плотно сведены колени. Взгляд ее сосредоточен, обернут в себя, в то время как все тело инстинктивно ожидает опасности.

За свой столик садится режиссер. Он молча дает ей знак начинать. В вопрошающе-молящем взгляде Алены читается совершенно детский вопрос — можно, я уйду? Спаси меня, пожалуйста. Режиссер терпелив, мягок, но он ее не спасет. Он подталкивает ее в эту бездну. Ей некуда деться. Несколько растерянно девушка вступает. В ее руках — тонкая книжка. Она раскрывает книжку и пробует читать. Текст пугает ее, буквы складываются в слова, но не принимают формы Слова. Она явно не знает, что с ними делать. Это неподдельный, ни с чем не сравнимый ужас. Текст должен быть произнесен. Ею, здесь и сейчас.

Алена читает без интонации и за каждым словом чувствует фальшь. Зачем она здесь, почему она? «В июле меда нет». Противоестественная ситуация раздражает, смущает. И эти люди глазеют, ждут от нее чего-то. Скоты.

Старостина делает почти невозможное — она приоткрывает тайну творчества. Не играет актрису, а становится ею на наших глазах. Произносит текст и постепенно входит в него, а через него она — Алена Старостина — выходит к зрителю, обнажает себя, движения своей души через описание движений души маньяка. Она начинает жить на сцене — запускает сценическое существование, в котором она не равна себе, она нечто большее, чем она — Алена, не равна своему телу, своему голосу, но наиболее естественна и свободна. Эта жизнь не требует слов — она требует ритма. Процесс непрерывен и тяжел. К концу ее лицо розовеет, складка на лбу выдает напряжение, на измученном лице выступает пот. Она давно уже распустила волосы и отстегнула верх комбинезона. Постепенно она отсоединяется от себя, от текста, он произносится сам, помимо ее воли. Она только смотрит, как истлевает огонек. Выбор сделан, текст произнесен. Она знает, что скоро умрет, что кончится в этот вечер существование актрисы Алены Старостиной. И начнется реальная жизнь — другая, вторая, не главная, в которой она опять замолчит. Чтобы снова потом с тем же трудом родиться на сцене, преодолевая себя и тем самым становясь собою. Навсегда необъяснимой противоречивой женской душой в перфектном — андрогинном теле.

Май 2012 г.