Ф. М. Достоевский. «Идиот. Возвращение. Четыре сцены из жизни Льва Николаевича Мышкина».
СПбГАТИ. Учебный театр «На Моховой». Мастерская Г. М. Козлова

Признаюсь честно: узнав, что Григорий Козлов поставил со студентами роман «Идиот», я довольно долго откладывала поход на спектакль. Мне казалось очень странным, например, что в нем несколько составов. Вот Товстоногов, думала я, никак не мог начать работу над постановкой, потому что не было актера на роль Мышкина, он искал, пока не произошла почти случайная встреча со Смоктуновским. И он был единственно возможным Мышкиным! А сейчас на одном курсе нашлись сразу три исполнителя роли Льва Николаевича?! Не верю… И еще, как известно, страшно возвращаться в места, где было хорошо, а у Козлова когда-то было очень хорошо на «Преступлении и наказании»! Достоевский режиссеру до сих пор удавался: недавние «Бедные люди» — тоже работа тонкая, изящная, но «Преступление» — это как первая любовь, с которой ничто не сравнится. В общем, сомнения были…

Все-таки на малую сцену Академии я пришла. Все сомнения рассеялись, сразу позабылись. Спектакль очаровал, увлек, пленил, и вот уже несколько месяцев, снова и снова пересматривая, я думаю, как о нем написать. Как рассказать о том, что так трепетно и живо, что не хочет поддаваться сухому анализу и холодному исследованию? Наверное, текст не передаст обаяния этой работы, в которой главное — не концепция, не философские построения, а само каждосекундное существование на сцене молодых актеров. Ничего похожего на их искренность и подлинность в сегодняшнем петербургском театре нет. При этом я совсем не хочу сказать, будто студенты хороши, как «нешлифованные алмазы»: непосредственность — непосредственностью, но есть и артистизм, и чувство стиля, они уже очень многому научились. Ребята перешли на пятый курс, у них в репертуаре три спектакля (кроме «Идиота» — «Два в вечера в веселом доме» по купринской «Яме» и «Сон в летнюю ночь»), и уже сейчас видно, что мастерская может стать самостоятельным театром. Десять лет назад на основе курсов родились НДТ Л. Эренбурга и «Наш театр» Л. Стукалова, в 2007 году была непростительно упущена возможность оставить театром курс В. Фильштинского, и сейчас нужно сделать все возможное и невозможное для возникновения театра Козлова.

Итак, «Идиот», а вернее — «Возвращение». Почему такое название?..

Сцена из спектакля. На переднем плане П. Воробьева (Аделаида), А. Мареева (Епанчина).
Фото Д. Пичугиной

Большие романы Достоевского имеют богатую сценическую историю, и во всем многообразии выделяются, по крайней мере, три подхода. Режиссеры вместе с артистами погружаются в произведение, исследуют его во всей полноте, и получается многочасовой (иногда и многодневный) театральный марафон, например «Бесы» Л. Додина, «Идиот» С. Женовача. Другим методом является вычленение какой-то одной линии, даже какой-то одной главы, сквозь призму которой постановщик просматривает всю даль романа, например «К. И. из „Преступления“» и «Нелепая поэмка» К. Гинкаса. Есть и третий способ: сочинение на основе всего романа инсценировки, не превышающей объемом «стандартную» пьесу. По стечению обстоятельств за две недели до «Идиота» на Моховой я посмотрела спектакль по этому роману в Сургутском музыкально-драматическом театре (играли студенты выпускного курса ЧГАКИ). Режиссер и руководитель курса Г. Стрелков избрал именно третий путь — написал пьесу, в которую попытался вместить весь сюжет романа, пожертвовав, естественно, большим количеством текста. Такой подход вполне объясним: сургутские студенты играют не в учебном, а в городском профессиональном театре, зрители которого хотят увидеть «полную версию» Достоевского. Но оказалось, что этот метод не очень годится для студенческой постановки: юные актеры должны сыграть короткие конспекты судеб героев, опуская многие мотивировки, нюансы и сложности. Персонажи лишились объема, а вся история приобрела черты мелодрамы про любовь и ревность с финальным убийством, поскольку скелет фабулы обнажился.

Е. Шумейко (Мышкин), А. Лыкова (Настасья Филипповна).
Фото Д. Пичугиной

Н. Куглянт (Ганя), М. Даминева (Варя).
Фото Д. Пичугиной

Григорий Козлов в своем спектакле решился соединить два подхода: на сцене представлена только первая часть романа (хотя студенты «для себя» сыграли все до конца), но зато текст сохранен максимально. Спектакль длится четыре часа, в нем три действия, очень подробно воспроизводящие первый день пребывания князя Мышкина в Петербурге (поэтому — «Возвращение»): поезд, где Мышкин знакомится с Рогожиным и Лебедевым, сцены в доме генерала Епанчина, потом — в квартире генерала Иволгина и, наконец, финальное действие — «Именины Настасьи Филипповны». Есть еще небольшой пролог: все исполнители выходят и встают перед зрителями, гаснет свет, и в темноте, по одной, вспыхивают спички, освещающие лица. Звучат отдельные реплики: «А вы Настасью Филипповну знавали-с?», «Падшая женщина», «Да с такой красотой — весь мир перевернуть можно! Экая силища!», «Красота — вот сила!» и так далее. Так задается одна из тем спектакля.

Создатели постановки полностью доверились слову Достоевского, и оно помогает, не дает неопытному актеру утонуть, поддерживает «на плаву». Опора на текст себя полностью оправдала: если вдруг студент чего-то не доиграет, за него сыграет сам текст, не смятый и не нарезанный. При этом сохранение больших пластов текста связано не с режиссерской скромностью и даже не с особым почтением к автору. Здесь ясна педагогическая логика: необходимо дать студентам возможность пожить в пространстве романа. Проза позволяет проследить с необыкновенной подробностью все мельчайшие душевные движения героев, психологические тонкости, мерцания и оттенки, повороты и сдвиги. По игре студентов можно понять, насколько скрупулезно разобран весь роман: ясно, что они играют с ощущением перспективы, с пониманием дальнейшей судьбы своих персонажей. Скажем, любовь Аглаи и Мышкина остается за пределами спектакля, но в том, как выстроено общение героев в первом акте, каким прихотливым образом происходит сближение гордой барышни и смешного поначалу чудака, все дальнейшее прочитывается. И для зрителя особое удовольствие составляет наблюдать за тем, как текст отдает скрытую внутри энергию и питает игру актеров.

По программке жанр спектакля — «фантасмагория»: словечко взято из романа, его произносит Епанчин на именинах, узнав про неожиданное наследство князя. Наверное, такое жанровое определение необходимо Козлову, чтобы оправдать выходы за пределы жизнеподобного театра. На сцене воплощаются эротические мечтания Епанчина (пока он рассматривает приготовленный в подарок Настасье Филипповне жемчуг, она сама в атласном белье появляется из-за портьеры и заключает Ивана Федоровича в страстные объятия; чудесный сон прерывается появлением Ганечки). Позже генерал «выбегает» из разговора с Мышкиным, чтобы мысленно пообщаться с дочерьми и супругой насчет нагрянувшего откуда ни возьмись «родственника» (все эти воображаемые беседы, естественно, остроумно разыграны). Во время рассказа князя о несчастной швейцарской девушке Мари она сама врывается из-за дверей малой сцены, и это видение из прошлого как будто помогает Мышкину окончательно «победить» сердца сестер Епанчиных и их маменьки. Аглая, потрясенная и растроганная, помогает Льву Николаевичу заплести косу Мари, и в этом осторожном совместном действии возникает между ними что-то особенное. Отношения внутри генеральского семейства тоже показаны в выразительном пластическом эпизоде, не имеющем прямого аналога в первоисточнике: девушки, как видно, сговорились помирить родителей, у которых очередная ссора из-за увлечения Ивана Федоровича, они «заманивают» мать, втягивают ее в танец и устраивают так, что она неожиданно оказывается в паре с супругом.

В дальнейшем ходе спектакля такие игровые «вставки» уже не нужны, наверное, потому, что предыстория рассказана и все события будут происходить у нас на глазах. Пожалуй, все, что мы увидим, к фантасмагории не сводится: «Идиот» козловцев, скорее, трагикомедия. Персонажи проявляют себя смешно, странно, эксцентрично под влиянием незнакомого раньше чувства — удивления перед человеческой «настоящестью». Князь Мышкин своим поведением, своими взглядами на жизнь, верой в добро как неотъемлемое свойство натуры выбивает привычную твердую почву из-под ног у всех. Каждый остро реагирует на встречу с ним, приходит в недоумение, радуется или злится — но не остается безучастным, меняется, в самом себе открывает источник доброты (или понимает, что такое в принципе должно быть в человеке — но сам он на подобное не способен, как Фердыщенко). И князь забавен — смешное в нем нисколько не затушевывается, наоборот — вызвает смех и персонажей и зрителей, чтобы в итоге прийти к слезам, к волнению и душевному подъему. В той части романа, которая представлена на сцене, показаны первые «победы» князя: генерал Епанчин хотел его выгнать, но вдруг одумался, устыдился и проявил себя с хорошей стороны, барышни собирались его высмеять — и вдруг прониклись к нему теплым чувством, Аглая даже выбрала его в наперсники и доверила тайну, Ганя дает ему пощечину, но потом просит прощения, что для такого честолюбца, человека слабого и внутренне невысокого, — поступок невероятный… В этих маленьких победах есть горький оттенок — они не случайны и не ничтожны, но кажутся трагически хрупкими.

Спектакль строится отрезками, небольшими или длинными, в которых главное — возникновение подлинного контакта между князем и другими, когда происходит маленький взрыв, сдвиг, обнажающий скрытые пласты в душе. Все здесь зависит от «тесноты коммуникации», как сказал бы Е. С. Калмановский: от того, насколько актерам удается интенсивное сценическое общение. И надо сказать, что глаз оторвать от молодых артистов просто невозможно — так насыщенно они проживают все четыре часа, не выключаясь, не отстраняясь, не позволяя себе просто присутствовать (даже в массовых сценах второго и третьего акта, когда вваливается пьяная ватага Рогожина).

Сцена из спектакля.
Фото Д. Пичугиной

Замечательны обе генеральские семьи! Прелестные сестры Епанчины, три красавицы — худенькая, грациозная Александра, очаровательная, нежная Аделаида и странная, резкая, непокорная Аглая, три Полины — Приходько, Воробьева и Сидихина соответственно. Сгорают от нетерпения: вот, попался им приезжий дурачок, сейчас они его «проэкзаменуют»! Значительно переглядываясь, как заговорщики, скрывая смех, иронизируя и над наивной мамашей, и над гостем, они наслаждаются своей юностью, умом, «взрослым» цинизмом. Но все это девичье кокетство в какой-то момент оказывается ни к чему: барышни слушают рассказ Мышкина о смертной казни и сами не замечают, как у них слезы наворачиваются. Не знаешь, на кого смотреть: на говорящего или на тех, кто внимает, — таких влажных блестящих глаз, такого глубокого, ненаигранного волнения давно не приходилось видеть. Удалась Александре Мареевой забавная и трогательная генеральша: совершенный ребенок, как говорит о ней князь. Открытая душа, простая и славная. Ее ветреный супруг Иван Федорович изображен в комических красках, Константин Гришанов в этой роли убедителен и раскован. И еще одна удача: сочиненная театром служанка Маруся (Анна Арефьева), расплакавшаяся за портьерой во время рассказа князя о смерти Мари.

Несчастное семейство обедневшего генерала Иволгина — совсем другие лица, характеры и отношения (больше амбиций, неудовлетворенной гордости, борьбы самолюбий). Порывистый подросток Коля (Александр Рязанцев), сердитая, но очень хорошая Варя (Марина Даминева играет еще и Мари в первом акте), измученная бедностью и стыдом за спивающегося мужа Нина Александровна (внятная работа Алены Артемовой) — домашние еще одного комического, на этот раз — даже трагикомического, генерала (Алексей Ведерников играет Ардалиона Иволгина остро и смешно). Сдержанно и точно работает Рикардо Марин (жених Вари, Птицын). В роли Ганечки — по очереди выступают Николай Куглянт, Максим Блинов и Владимир Кочуров. Как оказалось, это чуть ли не самая трудная роль в спектакле — каждый из трех актеров, создавая этот противоречивый характер, что-то упускает. У Куглянта Ганя более нервный, эмоционально богатый, в нем клокочут злые страсти, Блинов и Кочуров играют по-разному, но у обоих Ганя закрыт, закомплексован. Куглянт играет в другом составе Лебедева — и эта роль ему удается, он в ней купается.

Лебедевым бывает и Илья Шорохов — актер эксцентричный, острохарактерный. У него же — роль Фердыщенко, но в ней он уступает Арсению Семенову, с которым играет в очередь. Интересно, что у студентов есть возможность пробоваться в совершенно разных амплуа: Семенов, например, в одном варианте спектакля играет Рогожина. Пусть фигляр Фердыщенко у него выходит значительнее, болезненнее и ярче, а Рогожина он только намечает, но такое разнообразие для актерского роста необходимо.

Основной исполнитель роли Парфена Рогожина — Сергей Алимпиев. Именно таким себе и представляешь героя: красивый мужик в черном овчинном тулупе, пылкий, мощный, с горящим недобрым взглядом. Правда, содержательная и драматичная часть роли все-таки не входит в рамки спектакля, поэтому здесь Рогожин не оказывается центральным персонажем.

На курсе нашлись не только три Мышкина, но и две Настасьи Филипповны: Мария Валешная играет в дуэте с Максимом Студеновским или Евгением Переваловым, Арина Лыкова — с Евгением Шумейко.

Валешная в роли Настасьи очень красива, полна достоинства и сдерживаемого отчаяния. Ей, пожалуй, несколько не достает темперамента, лихорадки. Но вкус и мера, проявленные в решении «опасных» сцен — скандального представления у Иволгиных, бурных объяснений на именинах, — искупают все недостатки. Лыкова, наоборот, эмоционально неисчерпаема. В ней кипят слезы, ее душит гнев, мучат стыд и гордость, но как она при этом улыбается! Как оказалось, ослепительных внешних данных может и не быть (актриса красива, но в ней нет инфернальности femme fatale), если есть драматический талант и внутренняя сила. Выйти на сцену в такой знаменитой роли и суметь в ней сказать что-то свое — почти подвиг. Еще больше сказанное относится к тем, кто играет Мышкина.

Максим Студеновский — наверное, самый «традиционный» князь, немножко старомодный по решению. Это хороший человек, мягкий, слегка чудаковатый… Ничего экстраординарного. Актер все делает «правильно», он проводит спектакль без провалов, но для такой роли этого мало. (В другом варианте Студеновский играет Тоцкого, вот такие противоположности!)

Евгений Перевалов — оригинальный, необыкновенный Мышкин. У этого актера удивительно чуткая природа, он как будто вовсе без кожи — так остро реагирует, так «слышит» всех и все вокруг. Пожалуй, в нем одном есть ощущение болезни князя — подвижность, неустойчивость психики, особенная чувствительность, нервность. Этому странному человеку с пронзительными голубыми глазами приходится нелегко: с ним трудно сойтись, он кажется слишком непохожим на остальных. Перевалов неподражаем в зонах молчания, во втором и, особенно, в третьем акте: без слов он показывает, как растет в его герое чувство к Настасье Филипповне, как он мучается ее страданием, как переживает каждую ее истерическую выходку.

Самый гармоничный Мышкин — Евгений Шумейко. Он ребенок, первый раз попавший в мир взрослых. Ему все интересно, все важно, он жадно впитывает впечатления. Наивность, непосредственность сочетаются с проницательностью (интуитивно он все схватывает, мгновенно читает в душе любого), скромность — с чувством собственного достоинства. Мышкин не блаженный, не святой — но свет в нем самый настоящий. Иногда со страхом ждешь какую-нибудь реплику или монолог князя: кажется, что нельзя это сыграть естественно, неловкость неминуема… И всякий раз актер удивляет: так просто, легко и при этом сильно он говорит, что только диву даешься. А режиссер ни разу не «прикрывает» студентов эффектной мизансценой, музыкой или каким-то режиссерским финтом: самые откровенные объяснения происходят на первом плане, когда ничего, кроме правды внутреннего существования, не может спасти.

И она спасает.

Еще год «Идиот» мастерской Г. М. Козлова будет идти на малой сцене Академии. Но есть надежда, что новый театр все-таки возникнет, и тогда спектакль будет взрослеть, углубляться и совершенствоваться вместе с уже профессиональными актерами.

Июнь 2009 г.