С. Беккет. «Sans paroles II» (по пьесе «Сцена без слов II»).
«Театр Поколений» им. З. Я. Корогодского.
Режиссер Валентин Левицкий

«Мим для двух актеров и колючки» — таков жанр пьесы, весь текст которой помещен в программке. Реплик нет, только большая ремарка, описывающая двух персонажей, названных А и В, и их поочередные действия. На сцене два мешка. После укола колючки, выдвигающейся из-за кулис, один персонаж вылезает из мешка, совершает последовательно ряд движений: молится, размышляет, достает склянку с пилюлями, глотает пилюлю, задумывается, достает из кармана морковь, жует, выплевывает и так далее. Залезает в мешок, оказываясь левее второго персонажа. Опять укол колючки, показывается другой, достает огромные часы, чистит зубы, причесывается, приводит в порядок одежду, изучает карту, сверяется с компасом, ест морковь… Разумеется, снова прячется в мешок, снова появляется колючка, и все повторяется. Беккет точно расписал последовательность действий, наметил ритм, расставив паузы, и указал на возможность бесконечного воспроизведения схемы. Содержание маленькой сценки универсально — это, на самом деле, модель жизни.

Молодой режиссер и актер «Театра Поколений» Валентин Левицкий осуществил первую в России (так, по крайней мере, считает он сам) постановку пьесы «Sans paroles». Премьера была сыграна два года назад, и участвовали в ней Игорь Устинович и Евгений Анисимов. Блестяще сделанная пантомима, захватывающая игра двух ловких, гибких, как акробаты, актеров-клоунов, соревнование Арлекина и Пьеро. Исполнение вызывало восторг, но зрительская радость соединялась с грустью: с персонажами-масками происходила настоящая драма…

В этом сезоне, после ухода из театра Анисимова и Устиновича, Левицкий придумал новую версию спектакля. Вернее, сразу две версии: теперь персонажей А и В играют Алексей Чуев и Наталья Пономарева или Елена Полякова и Александр Муравицкий. Итак, герои стали разнополыми (что, кажется, сделало универсализм всей истории еще более явным). Кроме того, появилась живая музыка: все действие теперь идет в сопровождении ударных. Барабанщики А и В — актрисы Анастасия Тощева и Оксана Рысинская, Регина Ацапкина и Татьяна Шуклина. Установки, на которых они виртуозно играют, довольно необычны и состоят не из музыкальных инструментов, а из бытовых предметов. В левом углу площадки — в основном всевозможные железяки, сковородки, кастрюли, ведра. Все звенящее и гремящее, скрежещущее. Справа — пластиковые канистры, деревяшки, щетки, пакеты, подвешенное велосипедное колесо. Все шуршащее, скрипящее, свистящее. Барабанщицы «озвучивают» каждое движение персонажей: ведь те действуют почти исключительно с воображаемыми предметами. Часы, компас, разворачиваемая карта, открываемая банка с таблетками — все это возникает благодаря жестам актеров и звукам, извлекаемым музыкантами. Разумеется, этот саундтрек не жизнеподобен, потому что воспроизводит звон в ушах персонажа так же отчетливо, как звон будильника. Чистка зубов сопровождается оглушительным скрипом, аккуратное складывание одежды — громким шуршанием. Иногда между героем и его «дублером» возникает разлад: поскольку звук не прекращается, персонаж В никак не может перестать чистить зубы, хотя видно, что ему уже «больно» и он рискует стереть десны до крови. Однажды слаженный дуэт, в котором непонятно — кто марионетка, а кто — кукловод, потому что оба зависимы друг от друга, все-таки распадается. Барабанщица обижается, бросает палочки и уходит со сцены, разрушая заданные, уже ставшие привычными правила игры. Спектакль как будто прерывается, актеры выходят из ролей и устраивают перекур под песню «Where is my mind?». Но тут снова слышится громкий звук, словно едет танк: это сигнал приближающейся колючки. Все срочно занимают свои места, и известная формула заученных действий снова и снова повторяется, только теперь персонажи меняются местами и каждый исполняет ритуал другого.

Метафора, созданная Беккетом и переведенная на язык сцены Левицким, очень проста: человеческая жизнь есть циклически повторяющаяся череда одних и тех же поступков, все однообразно и предопределено, никому не дано сойти с указанного пути. Интерес для публики состоит в том, как именно эта нехитрая (хотя и печальная) мысль реализуется, сколько вариаций одного и того же набора действий придумает режиссер и смогут осуществить актеры. Левицкий выстроил движение смысла и композицию спектакля так, что зритель не засыпает, а, наоборот, следит за происходящим с нарастающим интересом. Поначалу кажется, что все возможности будут исчерпаны довольно скоро, а потом понимаешь, что фантазия создателей бесконечна, как сама история, и финал наступает только потому, что спектакль в какой-то момент должен завершиться, актеры и зрители — пойти по домам. Я насчитала шесть полных циклов, каждый из которых и похож на предыдущий, и отличается от него (на самом деле, наверное, кругов больше). Сначала персонажи исполняют все действия монотонно и безразлично, как роботы. Потом возникает раздражение, «машины» дают сбой. Герои, озираясь по сторонам, замечают, что движение их — только иллюзия, и всякий раз они приходят на то же место… Остроумно показаны различные попытки персонажей изменить ход своего существования, вырваться из плена, обмануть неумолимую колючку-судьбу. Сама колючка — жутковатая и немного смешная героиня спектакля: она ездит из кулисы в кулису (если можно назвать кулисами проходы в неигровые помещения Нарышкина бастиона) и состоит из длинной стрелы, приделанной к мясорубке.

Об этом спектакле трудно рассказать, это театр в чистом виде — без слов и повествовательного сюжета. Только увлеченная актерская игра! На лицах персонажей — нанесенные гримом маски, костюмы — удобная прозодежда. Пространство оформлено лаконично: вдоль зрительских рядов тянется узкий деревянный помост (по нему справа налево перемещаются персонажи), оставшаяся часть площадки — пустой черный пол, на котором аккуратными кучками разложена натертая морковь. Когда персонаж А соскакивает с помоста и радостно бегает среди оранжевых холмиков, он — а вернее, она — ест морковку, которую до этого с омерзением выплевывал(а). На свободе и морковь кажется вкуснее, но, как выяснится, побег был лишь иллюзией, и, думая выпрыгнуть на волю, «кролик» возвращается в свой загон.

Две нынешние версии спектакля отличаются друг от друга, хотя действия выполняются одни и те же (разница в том, что в одном случае персонаж А — мужчина, а в другом — женщина и наоборот). Пара Чуев — Пономарева играет более «психологично». Их А и В — конкретные мужчина и женщина, несмотря на клоунский грим, симпатичные и по-человечески обаятельные. Переживание по Станиславскому несколько утяжеляет и дробит спектакль.

У Поляковой и Муравицкого персонажи более абстрактны. Это маски, которые сыграны в условной технике. Второй вариант спектакля идет в упругом ритме, четко и слаженно.

Драматургия абсурда редко ставится в наших театрах и, как правило, не превращается в удачный содержательный спектакль. «Sans paroles II» — счастливое исключение. Счастливое и для Беккета, и для нас, зрителей.