Венский лес есть на самом деле. Но тем, кто стал участником поездки деятелей музыкального театра в Вену на рубеже марта-апреля, венского леса увидеть не удалось. Программа театрального пребывания в Вене сложилась в высшей степени плотно и насыщенно — не до праздного шатания. За шесть дней удалось охватить весь спектр видовых и жанровых направлений, из которых состоит современный музыкальный театр: в поле зрения оказались две оперы, два мюзикла, две оперетты. За составление театральных маршрутов отдельное спасибо кабинету музыкальных театров СТД РФ, вернее, спасибо не кабинету, а Ларисе Долгачевой, отвечающей в кабинете за оперетту и мюзикл.

Дело не дошло до посещения леса еще и потому, что днем были организованы встречи с руководителями некоторых театров — например, Раймунд-театра и Театра оперетты в Бадене. Кроме того, хотелось и в музеи, и просто побродить по «узким улочкам» Вены. Впрочем, это для красного словца. В Вене улочки не узкие, нормальные. И производит она, Вена, впечатление нормы во всем. Норма в том, что ощущаешь себя комфортно. Норма в добротности всего, что видишь, начиная с витрин магазинов и кончая кафе, музеями, в дамских комнатах которых играет музыка. Музыка венских классиков, разумеется. Я уже не говорю о том, чем насыщены экспозиции этих музеев. Сильнейшее впечатление, особенно… Нет, все особенно — от древности до наших дней: Альбертин, Леопольд музей, МУМОК и т. д. Не цитировать же путеводитель… Вена позволяет себя ощутить. По ней нельзя бегать высунув язык. Надо ходить неспешно, тщательно выбирать кафе, где можно выпить чашечку кофе, который подадут на маленьком подносике и обязательно со стаканом холодной воды. Вену надо вкушать — она до мозга костей добротна, дорога и буржуазна в самом лучшем смысле этого, заново понимаемого слова. В ней есть укорененность, давняя привычка к высокому качеству жизни и быта. Она — традиция в менталитете.

Сцена из спектакля «Арабелла». Штаатсопер.
Фото из архива театра

Сцена из спектакля «Мессия». Театр Ан дер Вин.
Фото из архива театра

Возвращаюсь к цели поездки — к театрам. Сначала об опере (это по старшинству в иерархии видов театра — именно в Вене так все давно сложилось).

Штаатсопер была представлена спектаклем «Арабелла» по опере Р. Штрауса (в России сценической истории она практически не имеет, как это часто случается у нас с музыкой XX века). Для венцев же спектакль режиссера Свена-Эрика Бехтольфа (дирижер Ульф Ширмер) — в ряду длинного перечня. И не удивительно — действие (либретто Г. фон Гофмансталя, постоянного либреттиста Штрауса) происходит в Вене, правда, в 1860 году, а не в XX веке, как принято играть сейчас. В Штаатсопер играют «сейчас». При этом спектакль по режиссуре не радикальный: меняются костюмы, но не герои и их отношения. Перемена мест действия идет как положено: номер отеля (первый акт), бал, точнее в данном раскладе вечеринка в ресторане (второй акт) и уличный подземный переход, в котором влюбленные сходятся и расходятся, выясняя отношения (третий акт). Все дело в том, как играются сюжетные перипетии, в чем, собственно, главный интерес произведения и спектакля. Здесь — психологически точно, необыкновенно искренне и со здоровым чувством юмора. Все культурно сыграно и спето — общий высокий уровень музыкального и театрального исполнения ощутим сразу. В спектакле было шесть вводов, его явно подновляли (шло четырнадцатое представление данной версии), вливая свежую кровь. Он так и шел — на подъеме, к удовольствию публики.

Посещение Театра Ан дер Вин, который входит своей оперной составляющей в союз трех площадок (еще это театры Раймунд и Ронахер — они имеют общую дирекцию, но и собственное руководство и разделяются по репертуарным направлениям — опера, преимущественно барочная, оперетта, мюзикл), подарило наиболее сильное художественное впечатление. Это «Мессия» Г. Генделя — оратория на либретто Е. Дженненса по библейскому тексту (премьера в 1742 году в Дублине). Название не сулило сильных театральных впечатлений, скорее ожидались впечатления музыкальные. Но оказалось, что если сопоставить генделевский текст и придуманный авторами театральной версии (весьма востребованный, знаменитый режиссер Клаус Гут, сценограф Христиан Шмидт и драматург Конрад Кун) современный сверхсюжет, то получится замечательный по силе воздействия спектакль. Именно спектакль, в котором рассказана, казалось бы, банальная история: муж, замученный делами, жена, изменяющая ему с лучшим другом, самоубийство мужа… На поворотном круге сцены коридоры и комнаты — серые стены, расчлененные дверями, пол квадратиками. Это и церковь, где крестят и отпевают, и отель, и офис, и ресторан, где родственники и бывшие друзья поминают усопшего. Он сам — фигура безмолвная, текст у него только сценический, и видит и понимает его один персонаж — немая горничная. Иногда она лишь одна из многих, из толпы, и отличают ее только жесты глухонемой. Иногда она солирует. В любом случае она — ключевая фигура, носитель языка. Она существует, чтобы люди понимали друг друга. Спектакль выстроен на смысловых, пластических и мизансценических лейттемах, на повторяемости этапов жизни, на ритуале, который для каждого конкретен.

Музыка Генделя обычное превращает в значимое. И тогда просто крестины ребенка воспринимаются как Рождение, измена как Предательство, смерть как Смерть, а память об ушедшем как Воскрешение. В финале Он, покинувший сей мир, оказывается в гостиничном номере, где совершил самоубийство, в постели с Ней, изменившей, но помнящей всегда. Возвращение невозвратимого оказывается возможным. В мечтах, в реальности, в других измерениях… Неважно. Спектакль подробен, повседневная жизнь человека, его сознание и его бессознательное современно зафиксированы и узнаваемы, и эта столь объемная жизнь — Путь.

Сцена из спектакля «Рудольф». Раймунд-театр.
Фото из архива театра

Сцена из спектакля «Пробуждение весны». Ронахер-театр.
Фото из архива театра

Порадовали в Вене и мюзиклы — оба премьерные. В Раймунд-театре — «Рудольф» на музыку Франка Вилдорна, режиссер Дэвид Лево (вспомните популярный фильм «Майерлинг» о трагической любви сына кайзера Франца-Иосифа кронпринца Рудольфа). В Ронахер-театре — «Пробуждение весны» по пьесе Ф. Ведекинда, рок-мюзикл Дункана Шейка в режиссуре Михаэля Мауера. Первый впечатлил тем, как решено сценическое пространство, как оно преобразуется, мгновенно и бесшумно, как техника работает на создание образа и, при всей возможности взять внимание на себя, не превращается в самоцель, служит созданию художественной целостности. Здесь крупно и характерно поданы персонажи, и в итоге разыгрывается настоящая любовная драма без всяких скидок на жанр, с трагическим финалом, способным породить катарсис. Именно так воспринимается встреча влюбленных после разлуки и перед смертью — как вечная встреча, как освобождение от земных пут. Звучит пафосно, сценически сделано еще более пафосно: ложе на подиуме, свечи, распростертые тела. Но градус эмоций поднят высоко, и это пафос трагедии.

Второй спектакль адресован молодежи, и задействовано в нем самое молодое артистическое поколение. Затронута весьма рискованная для реализации на театре тема — пробуждение эротического интереса у юных героев как главной составляющей бытия тех, кто только начинает вхождение во взрослую жизнь. Спектакль построен на крупных планах и в противоположность «Рудольфу» играется на почти пустой площадке. Мир взрослых представляют два исполнителя старшего поколения, на которых возложено по нескольку ролей. Они — учителя и родители, а в целом они — враждебный мир. Сюжет (если не помнится пьеса Ведекинда, весьма популярная в начале века) — самые разнообразные истории и историйки «про это» вокруг главной истории любви, которая заканчивается самоубийством друга главного героя и нелепой, от подпольного аборта, смертью юной возлюбленной. Очень откровенно, без прикрытия «искусством», без всякого рода условности. Почти прямым текстом. Половой акт, так половой акт. И это действует. Поразительно, но публика не чувствует неловкости, нет смешков и неприятия. Все очень серьезно и трагично.

По двум примерам можно заключить, что австрийский мюзикл весьма отличается от бродвейского — меньше танцев, больше драмы (об этом говорили и руководители театров). Музыка имеет внятные опоры на традиции эстрады и рока и столь же внятный адрес, а шлягеры здесь не самоцель.

Менее всего повезло в Вене классической оперетте. Ей вообще не очень везет в наше время. Спектакль Фольксопер «Страна улыбок» по Ф. Легару (история любви дочери европейского банкира к китайскому принцу, которая заканчивается расставанием героев, представителей разных культур) мог бы поразить декоративностью в передаче китайского колорита, но не поразил. И озвучен был полноценно только исполнителем главной партии. «Веселая вдова» того же Ф. Легара в театре Бадена вообще поставлена в лучших традициях наших небогатых провинциальных театров — ширмочки, стеночки, лесенки и люстры. Герои дефилируют вдоль рампы и не ломают голову над мизансценами. И здесь лидировал исполнитель партии Данилы. Абсолютно лидировал. По всем спектаклям наблюдение одно — героини уступают героям (речь об исполнителях, естественно). По всем данным уступают — по внешности, актерской и вокальной подготовке, да просто обаянию. У нас же скорее дефицит мужчин…

Таков краткий отчет. Выстроился он по нисходящей и завершается невеселым по опереточным меркам аккордом — в миноре. Правда, светлых впечатлений от Вены все равно больше, и даже то, что опереточные спектакли и у венцев кажутся кризисными, чуть ли не утешает — наша отечественная продукция вливается в этот общий поток. И даже, пожалуй, посильнее будет…

Июнь 2009 г.