И. Бауэршима. «Norway. Today». БДТ им. Г. Товстоногова.
Режиссер Егор Чернышов

Пока на основной сцене БДТ идут громоздкие юбилейные образцы большого стиля, Малую понемногу завоевывает современная драматургия. Едва ли эти миниатюры определяют погоду в театре, но польза от этих опытов очевидная.

Тема суицида остается в нашем театре негласно табуированной (так же, как секс и наркотики). Одно дело, если в омут кидаются персонажи Островского или Ибсена, другое — когда это собираются сделать парень и девчонка, повстречавшиеся в интернете. Проблема не в том, что за спиной каждого молодого режиссера стоит грозный педработник и следит, чтобы пропаганда деструкции не проскользнула на сцену. Проблема во внутренних моральных запретах, неверии в то, что самоубийство может быть зрелым, волевым актом, а не приступом истерии (следствием подросткового спермотоксикоза).

«Norway» Бауэршимы следует традициям западной интеллектуальной драмы, в которой важны не столько эмоциональные мотивы поступков, сколько осознанный, зрелый выбор героев. Текст этот — своего рода репортаж с места событий (Бауэршима написал пьесу по мотивам сюжета, подсмотренного в новостной программе ТВ), на мой взгляд, не очень складно прописанный и чересчур многословный. Когда-то Георг Жено попытался поставить его публицистично: актеры, выведенные на авансцену и обращавшиеся не столько друг к другу, сколько в зал, как бы пытались вовлечь зрителей в дискуссию. Но это исключение. Обычно у русских режиссеров «Norway. Today» проходит по привлекательному разряду трогательной любовной драмы о том, как юные сердца нашли друг друга. А умилительный хэппи-энд больше удовлетворяет запросы зрителей, традиционно запрограммированных на позитив. Премьера в БДТ не стала исключением.

Чернышов изрядно переписал вязкий текст Бауэршимы — так, что он превратился едва ли не в «хорошо сделанную пьесу». Но избежал снижения мотивов поступков. Проблема нынешних 25-летних в ней сформулирована четко: человек отчужден не только от мира, но и от себя самого. Но разрешается она слишком легко, безболезненно. Если ты не уверен в том, что существуешь, посмотри в глаза другому, там ты увидишь себя — резюмирует Чернышов. У более трезвого Бауэршимы вместо «другого» — видеокамера. Перед ней герои «проигрывают» любовь, ей адресуют последнее слово. И в финале пьесы все не однозначно оптимистично. Реплика «Давай уйдем отсюда» может означать как возвращение к миру, так и шаг с обрыва, который герои делают, так и не сформулировав послание равнодушной природе.

Равнодушная природа воплощена в сценографии Николая Слободяника — упорядоченной комбинации из гранита, стекла и стали. Искусственная среда не притворяется горным пейзажем. Симметрично расположенные глыбы гранита больше похожи на орнамент. Северное сияние транслируется на экран. Ветер дует из вентиляторов. И две ледяные лужицы на планшете — не что иное, как экраны мониторов. Вроде бы действие давно перенеслось в горы. Но плазменная панель, с которой «текут» цифровые потоки, будто намекает, что на самом деле герои хотя и переоделись в куртки и взвалили на плечи рюкзаки, но реально так и не вышли из сети. При этом техногенный ландшафт, где нет ничего человеческого, не лишен своего рода величия. В нем могла бы разыгрываться история современных Росмера и Ребекки, Сольнеса и Хильды.

«Слишком человеческими» получились отношения героев. История, в которой двое забрались на утес, чтобы с него прыгнуть, но вместо этого пообщались, переспали (полюбили) и спустились с гор пешком, приобрела известный привкус банальности. Скатиться в пошлость ей не дают обаятельные работы актеров Варвары Павловой и Руслана Барабанова, которые выстроили роли на балансе между искусностью и естественностью и в отличие от многих своих петербургских коллег, играющих персонажей современной драматургии, не кажутся ряжеными.

То, что в поведении героев нет надрыва, болезненности, патологии, — скорее заслуга режиссуры, чем ее недостаток. Ведь и в пьесе планируемое самоубийство — не жест отчаяния, а акт самореализации. Тонкая, насмешливая и бесстрашная Юля Павловой напоминает героинь Ибсена. В первой половине спектакля она — ведущая в дуэте. Героине свойственна отстраненность человека не просто решившегося уйти из этого мира, но в действительности никогда ему и не принадлежавшего. Она провоцирует уязвимого, растерянного, нежного Августа — Барабанова, которому в «реальных тонах» удается то, что не удалось в «символических», когда он играл Росмера в спектакле Григория Дитятковского.

В финале ведомый и ведущий, «слабый» и «сильный» меняются местами. Переломный момент — сцена близости героев, воплощенная с излишней прямолинейностью в пластической фигуре полета. Девушка, обнаружившая в себе слабость, доверившаяся мужчине, становится женщиной. А юноша, принимая на себя ответственность за нее, — мужчиной. В результате бауэршимовский doc возвращается в рамки традиционной схемы — драмы взросления, которая вполне уместно смотрелась бы на любой тюзовской площадке.

Однако «Norway», безусловно, полезный опыт, показавший, что в труппе БДТ есть актеры, способные играть без нафталина и театральщины не только Шиллера с Чеховым, но и современный текст, действительно присваивая его и пропуская через себя. Барабанов и Павлова чувствуют друг друга, их реакции на слова и настроение партнера кажутся живыми и сиюминутными (это, несомненно, и заслуга режиссера). И хотя их герои так и не делают шаг в пропасть, но с такими чуткими артистами БДТ когда-нибудь сможет наконец сделать шаг вперед.