К поэме К. Донелайтиса Някрошюс обратился после своего шекспировского цикла.
От мировых трагедий — к простым вещам, к поэзии календарного цикла.
От космогонии — к основам крестьянской жизни и первозданности человеческих ощущений.
От внятных сюжетов, выраженных классическим стихом английского барда, — к сценической поэзии как таковой, вне какой бы то ни было фабулы.
От шекспировского разрушения мира — к созиданию, потому что, когда земля оттаивает и пригревает солнце, не остается места трагическому нигилизму и апокалипсическому бесчувствию: весной надо сеять — на благо осени.
Любопытно: у Донелайтиса одна из частей названа «Блага осени», и речь в ней об урожае, свадьбах и пр. Някрошюс меняет заголовок на «Благо осени» — благо увядания, старости, конца жизни.
Предмет его спектакля — именно жизнь. Как таковая. Которая начинается и заканчивается в свой срок. Някрошюс собрал молодых актеров, озвучил спектакль мощной музыкой Миндаугаса Урбайтиса, накрывающей сцену куполом, и занялся сценическим стихосложением. «Времена года» — как будто уже не театр. Там нет действия, аристотелевского перехода «от счастья к несчастью», нет внятной истории, сюжета, образов. Но есть, например, ощущение… марта. Не апреля и не февраля — марта. Мальчишка катается на доске, расшибает голову. Ему зашивают рану красной ниткой, а потом двое парней катаются на доске — как по весеннему льду или на льдине во время ледохода… И каким-то неуловимым образом со сцены начинает пахнуть весной, таяньем снега, твоим восьмым классом, расстегнутым после зимы пальто (а это бежит девочка с белым бантом, но в шубе, и ей очень холодно босиком… Или парни смешно проветривают на свежем воздухе рубахи, за зиму прилипшие к спинам).
Выскочил полуголый мальчишка на улицу. «Замерзнешь!» — кричат ему, а он все кокетничает с девочкой в белой шапке, таскающей ведра с водой туда-сюда. И — раз — замерз, околел. Розгами отогревают…
Тонкое стекло, подвешенное на нитке, разбивается на несколько стекляшек. Дзынь — весна! Стекляшки-льдинки засовывают под камень-валун…
Блюдо с землей. Как маленькое хуторское поле.
Прилетел аист. Это — к беременности.
Природа просыпается, девка под платье груди из скрученной веревки подкладывает. Потом этими же веревками лошадей запрягают…
Духовой оркестр: пальцы каждого музыканта трут медные инструменты, извлекая комический скрип…
Целым событием становится первая гроза. Переход через речку вместе с огородным пугалом. Горячие блины с медом! Голодному Пугалу накалывают на растопыренную руку блин, но ему же не достать, рука-то деревянная!
И уже ощущение июля…
Поразительным образом Някрошюсу удается разбудить в нас психофизическую память о воздухе, свете, тепле и холоде, воде, огне, дожде… Когда-то в рассказах и спектаклях Резо Габриадзе поражала способность вспомнить и передать давние ощущения: надетый после лета шерстяной свитер — это осень… Потом эти простые вещи запомнил и рассказал (тем и прославился) Евгений Гришковец. Во «Временах года» — что-то похожее, только выраженное поэтическими этюдами, в которых гениальная, неостановимая фантазия Някрошюса чувствует себя вольно, как на родном хуторе.
Писать об этом спектакле — дело дважды противозаконное. Практически — уголовный кодекс, даже не гражданский. Известно, что настоящий театр не пересказать словами. Известно, что нельзя пересказать стихи. «Времена года» — поэзия, выраженная театром, то есть прозаической вербализации неподвластная. Очень подлинная (в отличие от следующего по времени спектакля Някрошюса, московского «Вишневого сада»). Наверное, «Временам года» подошло бы слово «сельскость», если бы оно было узаконено в российской словесности.
…Парень летает на качелях — и на лету кладет кирпичи, строит дом в полете!
…Птицы с начала весны поют голосами глиняных свистулек-свиристелок!
…А осенью, когда ветер стучит в окно и все уже надели шерстяные свитера, надо настрогать лучину. Пучки лучин шуршат крыльями улетающих птиц. Воткнутые в черную скатерть, напомнят осенний голый лес. Или толпу людей на черной земле. Стерню на ноябрьском поле. Кладбище… А если сидящий за столом человек в черном медленно потянет скатерть на себя — одна за другой бесшумно упадут лучины — деревья — люди.
Придет конец.
Конец жизни.
Конец спектакля.
Просто конец.
Комментарии (0)