Девочка, скажи, откуда у тебя этот шар? Девочка, ты вообще кто? А-а-а-а, «просто девочка»? Рррезвишься? А это луна? Какая-то ты странная, девочка… Хорошая вроде… И валенки у тебя, и платочек, и платьице совсем простенькое, деревенское, и голос такой звонкий, а лицо серьезное, удивленное. Только боюсь тебя, девочка, что-то страшненькое, жуткое мерещится сразу, как ты вдруг спросишь: «Всё-всё-превсё?» Или скажешь вдруг: «Нарисуй мне ящик для моей луны». Знаю, знаю — не живая ты. А Петр как будто и не замечает. Дружит с тобой, и ящик тебе нарисовал, и шкаф, и комнату, и город построил — все, как ты просила, с речкой-быстротечкой, с домами, с башнями.
Царь Петр. Экспериментальная сцена. Фото Ю.Богатырева
«Красиииивооооо!». Бедный Петр, он устал. Ужасно устал принимать решения, рубить головы, строить, ломать и снова строить и работать, работать, работать. Он так состарился с того момента, когда проснулся и в первый раз увидел тебя. Он тогда еще смешно устраивался в ящике-«кровати», совсем ему не по росту. То коленки торчат, то ступни. В конце концов, согнулся, обхватил ружье и уснул. И наверняка ему приснился корабль. А потом вдруг ты. Сломала кораблик. Сказала — хватит мечтать! А потом он, сонный, в ночной рубашке, написал на твоей луне — ВСЁ. И всё. И стал царем. А еще у тебя нос некрасивым вдруг стал, длинным-предлинным, и он все никак не хотел тебя поцеловать, как лягушку какую-то. Может быть, за это на него разозлилась? Или работа у тебя такая? Сказал человек — отдам ВСЁ, значит, должен отдать, раз получил то, что хотел. Непонятная ты все-таки, девочка, не хорошая, но и не плохая. Потусторонняя.
Такой живой Петр I получился у голландского драматурга, режиссера Праудина, актера Елагина и всех-всех-всех! Не мощный великанище, руки — лопаты, а глаза как фонари, не лысый, изможденный, непропорциональный, желчный и больной. А просто человек. Мальчик, мечтавший о морях и кораблях и о том, чтобы быть царем. Потом молодой красивый царь. Из толстого, вальяжного и трусливого Меншикова и длинного пьяненького писаря он возьмется делать новых людей. Сильных, бодрых, ловких и трезвых. Расставшись с несколькими здоровыми зубами и солидными бородами, переодевшись в сюртуки, они будут тягать гири, прыгать через скакалку, мученически закатывая глаза, крутить хула-хуп, с шумом плеваться от заморского кофе, без остановки дымить сигарами. Сначала очень плохо, бросая на каждом шагу, а затем все лучше и лучше. Но как только Петр отворачивается, хула-хуп падает на пол и все возвращается на круги своя. Меншиков за пазуху засовывает разноцветные бумажки разного достоинства, писарь пьет «русскую воду», а их наставник — строгий голландец — валяется в ушанке, накрытый тулупом где-то в углу.
И Петр понял, что нельзя отворачиваться. И дрессировал своих подчиненных, и наказывал их, хлестал кнутом по полу, подвешивал за ноги, за руки. А потом захотел построить город, собственный. И построил, наступив на дома лягушки, не обратив внимания, что она стала синей от слез, пролитых по родственникам. А потом у него родился сын, второй сын — маленький Петр, и взрослый Петр был счастлив. А потом — наводнение: лягушка позеленела от радости, а Петр посерел от горя. А девочка, для чьей луны построен город, не расстроилась совсем, а потом превратилась в лохматую старушку и гнусавым своим голоском потребовала самое красивое. Не драгоценности, не дворец, хоть он, конечно, и «крааааасивый тааакой», ни еще что-нибудь. Прошамкала «нет, спасибо», заглянула в сундук и нашла себе самое красивое — проткнула спицей и ушла. Петр с Иваном-дураком как ни прятали маленькое свое сокровище — сына, не уберегли. А потом девочка-старушка пришла еще раз, за другим сыном. И Петр, испугавшись, кричал ей, что совсем-совсем не любит его, не любит, не любит, и, чтобы доказать, — бил, бил, пока не разорвал на части. И совсем устал. Снова стал маленьким Петей и убежал вместе с девочкой и Ваней-дураком «ждать у моря погоды», мечтать да мудрствовать.
Девочка, девочка, какая ты капризная, влюбилась, наверное, в Петю и забрала себе. А как же мы?
Сентябрь 2003 г.
Комментарии (0)