В разгаре лета Прага переполнена туристами. Сотни японцев и тысячи немцев, не считая представителей других стран, вьются очередью-колбасой в собор святого Вита. На Карловом мосту нужно проталкиваться через толпу, как в метро в час пик. А официанты в пивных сбиваются с ног.
Приспосабливаются к ажиотажному спросу и пражские оперные театры. Проще всего поступила в этом году расположенная на Вацлавской площади Государственная опера — Статни дивадло. Там некая ассоциация едва ли не целый месяц напролет каждый вечер исполняла «Травиату». Естественно, расчет в первую очередь на приезжих — ни один самый музыкальный город не способен обеспечить такое количество местных меломанов. А в августе там же по традиции идут спектакли Вердиевского фестиваля — перу именно этого композитора принадлежит большинство самых кассовых названий. Национальная опера — Народни дивадло — на такие прямые уступки рынку не идет. Но все же существенно облегчает свой репертуар. Вполне естественно, что на лето не планируются громкие премьеры — кто же будет распылять силы в межсезонье? Не идут ни «Чертова стена» Дворжака в режиссуре Дэвида Паунтни, ни поставленная Робертом Уилсоном «Судьба» Яначека. Как любой раритет, они и в разгар-то сезона исполняются от силы раз в несколько месяцев.
Вот и получается, что, приехав летом в Прагу на несколько дней, получаешь в сухом остатке «Проданную невесту» Сметаны плюс произведения тех же Яначека и Дворжака, но не уникальные, а самых распространенные: «Енуфу» и «Русалку». Словом, три самые чешские оперы — популярнее не найти. Краткий курс истории национального музыкального театра от 1866 до 1904 года. Свидетельство фантастического взлета чешской музыки, меньше чем за полвека подарившей миру трех композиторов первого ряда.
Раньше всех и по времени создания, и в афише театра стоит «Проданная невеста». Разросшаяся из одноактной оперетты, на которую первоначально рассчитывал либреттист Карел Сабина, до полноценной трехактной комической оперы, она оставляет впечатление сочинения на редкость гармоничного, радостного, солнечного. В ней нет остроты сатирического обличения, полярного деления на хороших и плохих. Даже анекдотические персонажи вроде глуповатого Вашека вызывают у автора добродушную усмешку. Его ариозо с заиканием — образец музыкального юмора.
В Польше практически в эти же годы свой «Страшный двор» писал Станислав Монюшко. Оперы эти близки друг другу многим — запоминающейся танцевальностью музыкальных тем, яркими хоровыми народными сценами, ощутимым влиянием фольклора. Оптимизмом авторской позиции, в конце концов. Подъем национального самосознания двух соседних славянских стран дал на радость любителям социальных наук схожие результаты. «Проданная невеста» поставлена в Праге достаточно традиционно. Да и странно было бы ожидать в этом случае приступа режиссерского радикализма. Тем более от опытного режиссера Йозефа Прудека, который, ко всему прочему, начинал свою карьеру как вокалист (певцы, как правило, настроены гораздо более консервативно, чем режиссеры и тем более критики).
Не контрастирует с этой добротной традиционностью и оформление. А вот тут впору удивиться: от Бориса Кудлички после его ярких и спорных работ в варшавских постановках Мариуша Трелиньского ждешь гораздо более острых ходов. Но молодой словацкий художник проявляет в данном случае хорошее стилистическое чутье и работает «на команду».
Тем не менее его решение запоминается. В центре сцены — двухэтажный домик с белеными стенами. Он может передвигаться взад-вперед, создавая своеобразную игру в кинематографический «наезд». Стены-щиты способны раздвигаться, открывая внутреннее убранство (хоть на втором этаже!). Разъехавшись от одного края сцены до другого, они становятся оградой, отделяющей постоялый двор, эдакий южнонемецкий биргартен. Здесь пиво льется рекой, а узнаваемая реклама и этикетки на откупориваемых бутылках не дают забыть о том, что одним из спонсоров театра является знаменитая пльзеньская пивоварня. Самые проникновенные арии написаны Сметаной для главной героини, Маженки. Легкое сопрано Даны Бурешовой кажется идеальным попаданием в партию. Так же легко и изящно артистка существует на сцене, становясь настоящей «протагонисткой» спектакля. Удачна и работа дирижера Яна Халупецкого, который сменил за пультом спектакля его постановщика Богумила Кулинского.
Действие «Проданной невесты» происходит в небольшой чешской деревушке. События «Енуфы» тоже разворачиваются в деревенской среде. «В Моравии, а не в Богемии» — обязательно подчеркнут в Чехии. Родные края Леоша Яначека всегда отставали в развитии от западных областей, тесно связанных с Германией. К тому же пьеса Габриэлы Прейссовой, ставшая основой либретто, относится к пессимистическому исходу XIX века. Снова, кстати, простор для любителя исторического анализа: социальное неравенство, расслоение общества, пережитки прошлого и т. д.
Сюжет «Енуфы» в какие-то моменты отражает «Проданную невесту» словно в кривом зеркале. Там из-за Маженки спорили Еник и Вашек, которые в итоге оказались братьями, выросшими вдали друг от друга. Здесь за Енуфу соперничают сводные братья Лаца и Штева. Но если в комедии у Сметаны решающим событием становится как раз новость о родстве (вокруг этого завернута вся интрига с продажей невесты), то в драме Яначека кульминацией становится весть об убийстве ребенка. И поляризация героев здесь куда как четкая: трагически жертвенной Енуфе противостоит развращенный вседозволенностью Штева, отец ее будущего ребенка. Менее однозначно выписан Лаца, который в первом действии в приступе ревности ударяет Енуфу ножом, а в конце оказывается ее верным спутником. И, наконец, самый сложный персонаж оперы — Костельничка (Сторожиха, или, в другом варианте перевода, Дьячиха), приемная мать Енуфы. Это совсем не традиционная сказочная злая мачеха. Она готова на все ради счастья падчерицы и в приступе отчаяния решает скрыть грех и утопить новорожденного.
Достаточно мелодраматический сюжет озвучен страстной музыкой Яначека. В ней нет места развернутым ариям и ансамблям. Господствует речитатив, сопровождаемый гармонически напряженным оркестровым аккомпанементом. Прежде всего от исполнителей зависит, какая из составляющих возьмет верх: мелодраматическая или трагическая. К сожалению, спектакль, увиденный в Праге, больше тяготел к первому варианту.
Не в чем особо упрекнуть режиссера (это вновь Йозеф Прудек). Его работа опять вполне традиционна, не больше, но и не меньше. Снова можно говорить о любопытном художественном решении, принадлежащем на этот раз Петру Пежине. Интерьер второго акта решен с помощью проекций на натянутую материю (подобный способ создавать меняющиеся фактуры приходилось видеть в знаменитой «Латерне магике», сценографической лаборатории великого Свободы). В тот момент, когда Костельничка идет к проруби, стена внезапно становится прозрачной и мы видим одновременно и внутренность дома, и происходящее за его стенами.
Беда в том, что о «Енуфе» бессмысленно рассказывать в терминах «профессионально» и «любопытно». Когда обжигаешься, то не анализируешь, а отдергиваешь руку и кричишь. Таким ожогом должна представать «Енуфа». Лето тому виной или что еще, но ничего подобного не случилось. Известный дирижер Иржи Белоглавек был не более чем корректен, то же самое можно сказать и о певцах. Возникло впечатление, что никто из них не «пропустил» историю через себя, что разыгравшаяся в глухой деревушке кровавая семейная драма осталась далеко в прошлом. Наверное, нет смысла кого-то упрекать в этом. Не так-то просто сегодня проникнуться проблемами, связанными с ожиданием незаконного ребенка, — а это стержень, на котором держится сюжет. Есть даже ощущение, что «Енуфа» продолжает оставаться самой известной из опер Яначека несколько по инерции, что будущее за другими его партитурами («Лисичкой-плутовкой», например). Самой уязвимой в постановочном плане выглядит третья из опер, «Русалка». Декорации Карела Змерзлы и режиссура Алены Ванаковой осуществлены на уровне провинциальном. Сцена завешана разноцветными тканями, не слишком умело драпированными. А все певцы норовят то и дело качнуться в такт музыке, как правило, невпопад.
И все-таки именно «Русалка» подарила самое острое музыкальное переживание. И это был вовсе не знаменитый гимн Луне (пропетый, кстати сказать, Марией Хаан на вполне приличном уровне), а проходной по сюжету эпизод второго действия. Пришедший ко дворцу Водяной понимает, что Русалка несчастлива, и горестным восклицанием оплакивает ее судьбу (этот музыкальный мотив уже пророчески звучал раньше). Голос опытного Милослава Подскальского перекликается с ускользающим нереальным вальсом, который танцуют пары вдали. Это момент лирики и глубокой печали, квинтэссенция романтического стиля Дворжака. Отрадно, что столь яркое впечатление оставила работа молодого дирижера Ярослава Кизлинка. Ему всего тридцать, и он проработал в Праге лишь год. Хочется верить, что в его лице театр получил серьезное подкрепление.
Окончилось лето, завершилось межсезонье. Национальная опера в Праге вернулась к своему обычному оживленному ритму. Вышла очередная премьера из цикла «Минимализм в опере»: вслед за «Смертью Клингхоффера» Джона Адамса поставлена «Красавица и чудовище» с музыкой Филипа Гласса. Достаточно редко идущую оперу Яначека «Путешествие пана Броучека» готовит к исполнению дирижер Чарльз Маккеррас, очень много сделавший и делающий для пропаганды наследия композитора. Любителей музыкальной экзотики в апреле будущего года ожидает мировая премьера сочинения Мартина Смолки «Нагано, начало легенды». Действующими лицами этой оперы, посвященной победе чешских хоккеистов на Олимпийских играх, станут Доминик Гашек, Яромир Ягр и другие игроки сборной, президент Гавел, Швейк и еще один Гашек, Ярослав (не хоккеист, а писатель). И все-таки очень важно, что среди этого калейдоскопа премьер театр постоянно возвращается к истокам. Чешская классика не сходит с его афиши.
Ноябрь 2003 г.
Комментарии (0)