* Кровь, боль, насилие — клич британских анархистов.

…Очень нехорошо уходить с первого действия, еще хуже делать это дважды подряд, просто ужасно писать после этого отзыв на недосмотренный спектакль, и уж совсем кошмар — писать его в виде пасквиля. Но что делать, если посреди спектакля ловишь себя на том, что последние полчаса бессознательно пытался выломать из кресла ручку регулировки звука. Поневоле скажешь себе «Стоп!» и постараешься прекратить неоправданный вандализм, выпроводив себя за двери театра. Выпроваживать себя мне пришлось ровно два раза — в воскресенье и в среду, когда на сцене театра «Балтийский дом» показывали спектакли «Юлий Цезарь» и «Анатомия. Тит. Падение Рима». В городе полным ходом шел фестиваль Союза Театров Европы. Странные вещи творятся со Старым Светом — из более чем десятка спектаклей лишь половина удовлетворяла хоть каким-то театральным требованиям. Остальные по сути своей были показом технических новшеств: эротическая мелодекламация «Вакханки» была уютно упакована в стеклянный аквариум, в котором сомы, щуки и пескари лениво терлись друг о друга и безжизненно шевелили губами, «Двенадцатая ночь» Доннеллана удивила всех эстетизированной банальностью актерских приемов — такого количества театральных штампов, показанных в течение двух часов, я, если честно, от знаменитого режиссера не ожидал. Но настоящим шоком все же были две другие «шекспировские» постановки.

«Вакханки». Сцена из спектакля. Фото из архива фестиваля

Испанский «Юлий Цезарь» лицом был черен (основной цвет спектакля), голосом тих, а содержанием сер. От группы «чернорубашечников» время от времени отделялась фигура и декламировала Шекспира. Так, наверное, играли в эпоху классицизма — простертая длань, горящий взор и заученный текст. Время от времени женщина по имени Кассий нервно вздрагивала и начинала метаться из угла в угол, восклицая: «Цезарь должен быть убит!» Если бы герой/героиня хоть немного выделялась из общей толпы заговорщиков своей игрой, то был бы понятен ход со сменой пола — истеричный, непостоянный Кассий показал бы свою женскую сущность. Но так как акценты не были расставлены, вопрос одного из зрителей: «А что, Кассий — это женское имя?» — не кажется уже неправомочным. Оживился спектакль лишь с появлением здоровенного пса. Собачка с ненавистью посмотрела в зал, неуверенно сделала два шага по сцене и вдруг лихо сиганула в левую кулису, чуть не опрокинув стоявшего в позе надсмотрщика Цезаря. Надо отдать должное актерам — ни один мускул на их лицах не дрогнул при виде животного столь внушительных размеров, впрочем, не дрожали их лица и впоследствии. Видимо, сказывался испанский характер — огонь внутри, лед снаружи. Было бы замечательно, если б тот же характер проявился и в действии — но нет, сквозь холодную оболочку действа не пробивалось пламя чувств. Наверное, это не просто — играть одну из самых насыщенных действием пьес Шекспира так, как будто играешь телефонную книгу. Складывалось ощущение, что герои были мертвы уже задолго до того, как их красочно убили на сцене. Впрочем, сначала был убит сам Цезарь. Убит не символично, а жестоко и кроваво — заговорщики, вооруженные ножами, долго и упорно пыряли лежащего Императора, а затем так же упорно пинали его ногами. Когда горячие римские парни и одна холодная испанская девушка отошли от тела, я прикрыл глаза рукой — страшно было смотреть на то, что осталось от достаточно веселого и приятного на вид испанского актера. Когда же я открыл глаза, то был немало удивлен тем, что Цезарь тихо-тихо отполз в сторону, очевидно, чтобы его не задевали снующие туда-сюда артисты, и с укоризной смотрит в зал, мол, вот видите, что со мной супостаты сотворили, говорил же я им, что убивать нехорошо… А супостаты тем временем суетливо тарабанили текст пьесы, отпихивая друг друга от трибуны. Сказал речь статный красавец Брут, произнес напутственное слово Кассий, вяло промямлил о мести накачанный Марк Антоний… Как вдруг Цезарь встал. Хэппи-энд, обрадовался я. Если честно, то я всегда переживал за Императора — предупреждали ведь: бойся мартовских ид, не ходи в Сенат… Очень жалко мне его было. И тут — чудесное воскрешение! В голове всплыли странные слова песни: «Но он встал и пошел, просто встал и пошел — даже мертвый Цезарь может играть в баскетбол». От восторга я даже не обратил внимания на то, что некоторые из героев начали вдруг падать как подкошенные. Один за другим валились на сцену тела, казалось, этому не будет конца — в результате на сцене остались растерянный Марк Антоний в окружении груды трупов и несколько задумчивый Брут, который осторожно переступая через тела, медленно удалился в кулису. Рим пал. О чем зритель мог догадаться по звонкому грохоту, который раздался при падении большой белой буквы «E» из слова «ROME». Эта величественная надпись, очевидно, поясняла зрителям, где происходит дело. Итак, Рим окончательно пал, поэтому на второе действие идти как-то не хотелось… А вдруг все убитые в действии первом снова оживут? По телу бегали мурашки, становилось как-то не по себе…

Немного оклемавшись, я решил снова испытать свои силы. Румынский режиссер-новатор Дарие ставил «Анатомию» — комментарии Хайнера Мюллера к пьесе Шекспира «Тит Андроник». Ожидалось, что спектакль будет необычен, возможно, даже жесток, но то, что я увидел в последующий час, превзошло все ожидания. Если в «Юлии Цезаре» Шекспира декламировали с упорством школьных зубрил, то здесь складывалась иная ситуация. Зрителю просто пересказывали сюжет — вот полководец Тит Андроник, вот его дочь, вот импе-ратор, вот его брат, вот, обратите особое внимание, их жены — та, что в более откровенном и цветастом платье, — жена императора, варварка; вот два веселых панка — дети жены императора, вот еще группа лиц — не знаем, кто они, но пусть будут (у нас случайно оказались лишние костюмы). А вот, собственно, комментатор Шекспира, не Хайнер Мюллер, конечно, но тоже сойдет. Да! Мы совсем забыли вам представить коварного Эфиопа — вот, вон тот солидный дяденька у края сцена — не верьте его скромному виду, страшный человек! А теперь танцы! И пестрая толпа актеров поскакала по сооруженной режиссером (он же сценограф) сцене.

Отплясав свое, но отнюдь не потеряв задора, герои начали переходить с места на место, издавая странные горловые звуки — наверное, это была варварская речь, не предназначенная для перевода, потому что в наушниках было тихо. После пятиминутной мантры зрителям быстро пересказали предысторию пьесы и перешли к самому главному — к крови и насилию. Сначала веселые панки прямо на сцене изнасиловали дочь Тита, вдобавок отрубив ей обе руки и вырвав язык (при этом ребята долго веселились, представляя себе, как девушка будет рассказывать о случившемся с ней несчастье), затем в яму провалились сыновья Тита, но это, пожалуй, было не столь красочно. И наконец, венец спектакля — отрубание руки на глазах у публики. Тит отсек себе правую длань, завернул ее в тряпочку и преподнес императору, а тот ехидно заметил, что у него уже есть две руки и третья ему без надобности. Полководец немного расстроился, долго что-то причитал (что он причитал — никто не понял, так как перевод временно прекратился), а затем выдал замечательную фразу — на слова поддержки своего друга «Вот тебе моя рука!» он ответил: «А вот тебе моя, достань ее из ведра». Зал затих, раздались нервные смешки, переводчица внятно и отчетливо, гробовым голосом произнесла два слова «Хи. Хи»… Смотреть спектакль далее я не отважился.

Ноябрь 2003 г.