Джованни Паизиелло. «Мнимые философы». Эрмитажный театр.
Режиссер Хавьер Лопез Пинон
К Фестивалю старинной музыки в Санкт-Петербурге за шесть лет его существования уже успели привыкнуть, он заслужил признание слушателей и даже сменил название с русского понятного на яркое иностранное Earlymusic. Последнее вполне объяснимо, ведь и увлечение аутентичным исполнительством пришло к нам с Запада, а у подобных фестивалей в Европе уже существует многолетняя традиция, да и здешний фестиваль появился при активном участии петербургских иностранцев. В этом году организаторы впервые рискнули выйти за пределы «чистой музыки» и замахнулись на театральный проект, правда, пока это небольшая опера-буффа с участием четырех солистов и крохотного хора. Зато сама возможность не только представить музыкальные коллективы, но и показать настоящее представление справедливо оценивалась устроителями как выход на новый, более высокий уровень. Опера Джованни Паизиелло «Мнимые философы», написанная для русского придворного театра в 1779 году, ставилась совместными усилиями сразу для двух фестивалей: сначала ее увидели в Голландии, в конце августа, на фестивале Oude Muziek и лишь затем в Петербурге, в Эрмитажном театре, неподалеку от Малого Эрмитажа, где в 1779-м опера впервые была показана императрице.
Незамысловатую фабулу комедии положений о победе живой сообразительности влюбленных над неповоротливостью и псевдоученостью ворчливого старика постановщики воплотили в форме вполне традиционного оперного спектакля, хотя и с элементами современных театральных приемов. Кабинет философа Петронио, где происходит все действие оперы, художник Хенк Коаайензанк наполнил «старинной» мебелью и предметами ученого быта самых разных стилей, ограничивая себя лишь периодом приблизительно двух столетий до начала ХХ века. Маленькие картонные таблички, привязанные к стульям, креслам и прочему, наводили на мысль об антикварной лавке или музейном складе и ненавязчиво оправдывали стилевой разнобой.
Костюмы Аафье Харста поддержали идею случайности в собранных вместе персонажах, которые как будто оказались на нейтральной территории в отсутствие хозяина: музейный, расшитый золотом камзол Петронио был надет поверх современной сорочки и галстука, брючный костюм его старшей дочери Кассандры не оставлял сомнений в роде занятий этой интеллектуалки 1990-х (собранность присутствовала не только в костюме и прическе этой дамы, но и в ее взгляде и движениях), диджейские штаны Джулиано и джинсы Клариче характеризовали молодых людей как обычных юных тусовщиков наших дней. Правда, в первом действии наряд Клариче тщательно скрывался под нелепым балахоном-мантией, в такие же мантии одели и хор, а Джулиано по ходу действия несколько раз переодевался, маскируя не только свою настоящую одежду, но и свой возраст. Так, в большей или меньшей степени, костюмы характеризовали героев, но еще очевиднее показывали вполне современных людей, которые, пользуясь подручными средствами, разыгрывают нечто.
Актеры переживали все коллизии сюжета активно, восторженно демонстрировали сцены с переодеванием, играли буффонаду с максимальной отдачей, а забавные перепалки превращали в фейерверки эмоций. В общем, испанский режиссер Хавьер Лопез Пинон, вероятно, всерьез хотел уморить публику смехом. Одного он совершенно не учел: эта публика, в большинстве своем, совершенно не знает итальянского, а в комедии, как известно, слово играет не последнюю роль. Предложенный зрителям в буклетах подстрочный перевод полного текста был, безусловно, полезен, но понимать и реагировать на реплики во время действия он совершенно не помогал. В результате весь этот «мощный комизм» просто плавил присутствующих на сцене, в то время как зрители не понимали и десятой доли того, над чем должны смеяться. К сожалению, в тексте содержалось немало эпизодов, рассчитанных на непосредственное восприятие: таков забавный диалог Клариче и Петронио, где оба дразнят друг друга («Господин отец» — «Госпожа дочь»), или одна из самых смешных в либретто сцена, где Джулиано, изображая ученого, коверкает итальянский на манер латыни. Безусловно, история музыкального театра знает случаи, когда мастерство актеров и режиссеров помогало зрителю овладеть смыслом, минуя перевод, но шаблонные приемы и энтузиазм на грани капустника вряд ли могут справиться с этой задачей. К счастью, вокальный уровень певцов позволил создать музыкальное действие на порядок лучше театрального. Две мужские роли прозвучали одинаково эффектно у Хууба Клаесенса (Петронио) и Владимира Тюльпанова (Джулиано), а Елена Горшунова удачно подчеркнула своим теплым, лирическим голосом женственные черты Клариче.
Трудно представить, как исполняли эту оперу итальянские певцы более двухсот лет назад и насколько современная российско-голландская труппа приблизилась к утраченному звуковому образу, но очевидно одно: музыка звучала живо и заинтересованно, без поклонов и расшаркиваний перед музейной реликвией. Это в равной степени относится и к «Оркестру Екатерины Великой» под управлением Эдуардо Лопеза Банзо: музыканты играли Паизиелло с чувством стиля, со всем самозабвением и увлеченностью молодых артистов, допуская, как это и свойственно молодым, небольшие шероховатости и расхождения. Но все же, если говорить об исторической достоверности, одно явное несоответствие трудно не заметить: во времена Екатерины в придворных оперных спектаклях вместе с итальянскими певцами принимал участие хор Придворной певческой капеллы. Этот хор, воспитанный на русской церковной музыке, славился великолепными голосами и отличным умением. Хор Юлии Хуторецкой, принявший участие в постановке, даже неловко сравнивать со столь выдающимися предшественниками. Молодые хористы пели невнятно, передвигались, как тени, и порой заставляли сомневаться в своем присутствии. Держать придворных музыкантов было для Екатерины скорее элементом престижа, нежели душевной склонностью, в литературе и философии Императрица разбиралась гораздо лучше, чем в музыке. Опера «Gli astrologhi immaginari», переименованная ею во «Мнимых философов», затрагивала актуальную для века Просвещения тему, к тому же была написана очень легко и остроумно, чем, скорее всего, и заслужила монаршью любовь, но именно эти качества произведения Паизиелло зрители фестивальной премьеры и не смогли оценить по достоинству.
Ценный урок для Earlymusic.
Комментарии (0)