Й. Ирино. «Самоубийство влюбленных в Сондзаки». Токийский камерный музыкальный театр.
Режиссер Накамото Нобуюки
Японская театральная культура — совсем не то, что мы, европейцы, хорошо знаем и легко при-нимаем. На спектакли очень редко приезжающих Кабуки или Но ходят скорее из снобизма. Или из любопытства, редко унося впечатления определенные и однозначно положительные.
Японцы это великолепно понимают и пытаются прорваться к нашему восприятию доступными европейцу путями. Одной из таких попыток стал красивый и щедрый фестиваль японского искусства, устроенный в Питере в честь
В рамках фестиваля в Эрмитажном театре в конце октября 2003 г. была сыграна камерная опера композитора Йосиро Ирино «Самоубийство влюбленных в Сондзаки».
Cпектакль с тем же названием и по той же пьесе в Санкт-Петербурге совсем недавно демонстрировал театр Кабуки. Старинный японский театр выступил во всеоружии национальных традиций и условностей, с актером-мужчиной (причем семидесяти лет) в главной женской роли, со странной «мяукающей» интонацией и не менее странной для европейца претензией на грацию. Большинство зрителей смотреть подобное, да еще со столь мелодраматическим сюжетом, заставляла скорее вежливость, нежели истинная заинтересованность.
Оказалось, однако, что этот сюжет — о выборе молодыми влюбленными смерти как способа очищения от несправедливого бесчестия — в Японии самый популярный. Любопытно, что он соединяет в себе мотивы классицистической (честь и долг) и романтической (уход из грубой реальности в идеализированную смерть) драматургии. В стране восходящего солнца старинную пьесу используют все виды театра, а в
Причем опера получилась весьма современная по музыкальному языку благодаря любопытному и очень колоритному сплаву додекафонных построений с японскими ладами и интонациями и звучанием национальных инструментов. Небольшой ансамбль, сопровождающий представление, состоит из вполне европейских флейты, скрипки и фортепиано в соединении с японскими сямисеном, сякухати и ударными. Вокальные партии, написанные в стиле современной речитации (сказитель) или с изощренно развитой мелодикой (лирические персонажи), требуют классической отделки голоса и очень отдаленно напоминают о «Пелеасе и Мелисанде» Дебюсси. Скорее всего, импрессионистической неспешностью течения музыки и колористическим изыском. Актеры-вокалисты подобраны для этого спектакля очень требовательно. Прекрасная певческая выучка явно позволяет каждому из четырех исполнителей петь любую европейскую музыку. На самом деле, так оно и есть. В Японии очень мало национальных оперных произведений, и в великолепных театральных залах исполняется европейский репертуар.
Токийский камерный музыкальный театр, который и представил русским зрителям-слушателям «Самоубийство влюбленных», за время своего существования с 1969 года тоже осуществил множество постановок классических и современных оперных произведений европейских композиторов.
Исполнители камерной оперы — сопрано Тадзима Сигэе (лирическая героиня), тенор Гетен Йосиаки (герой), баритон Такедзава Йосияки (рассказчик) и бас Мидзуно Кэндзи (злодей) — имеют в своем творческом портфеле многие партии классических и современных опер. Между тем, это артисты, мастерски соединяющие навыки европейского театра с основами традиционного японского сценического искусства. Их профессионализм вызывает восхищение. Вокальная и пластическая свобода в соединении с редким умением держать форму и смысл мизансцены вызывают зависть. Одна из центральных сцен спектакля, когда Охацу, горделиво ведя рискованный диалог с недругом, прикрывает накидкой своего возлюбленного, а он ласкает ее ноги, полна такой экспрессии и так отточена пластически, что хочется назвать ее совершенной. Подчеркивая характерную японскую грацию поз и в то же время укрупняя их до статуарности, постановщик Накамото Нобуюки выбрал ту степень пластического обобщения, которая идеально органична для оперы.
Конечно, материал, представленный в Эрмитажном театре, сугубо камерный, в нем добиться точности и ясности проще, чем в многоактной большой опере. И тем не менее европейцам явно есть чему поучиться у своих восточных соседей, в общем-то только начинающих развивать национальную оперу.
Чрезвычайно значительную и интересную ноту внесли в спектакль декорации и костюмы, выполненные Эдуардом Кочергиным и Анной Алексеевой. Очень стильные, сдержанные по цвету, как слегка выцветшие фотографии, ширмы объединены в стройную, пропорционально выверенную композицию в виде традиционных японских ворот. Поворачиваясь вокруг своей оси, ширмы всякий раз демонстрируют иной рисунок, но всегда мягко графичный, в серо-песочных тонах. На этом фоне глубокими сочными пятнами всех оттенков кораллово-красного выделяются костюмы. При ближайшем рассмотрении оказывается, что расписаны они в технике русских павлово-посадских платков. Тонкий стилизаторский ход оформителей спектакля на редкость хорошо гармонирует с той мерой условности, которая вбирает в себя японское и европейское театральные направления, сплавленные в самом произведении и в его сценической версии. Компактное, в трех картинах, представление идет не только на основной сценической площадке. Постановщики задействовали проходы зрительского амфитеатра и мостик, соединяющий зал со сценой, свободно манипулируя незнакомым пространством и размещая в нем персонажей.
Во всем, что представили петербургским зрителям японские гости, ощущался изысканный вкус, культура, качественный профессионализм и высокий интеллект.
Комментарии (0)