Фестиваль становится ежегодным. Гостеприимство омского Пятого театра, от директора Александры Юрковой до водителя Сергея Шумахера, безобманно, и фестиваль катится по городу, собирает полные залы. Сюжет фестиваля, как и в прошлом году, насыщен и программно неровен. Рядом с всероссийскими бестселлерами вроде «Облом-off» являются совсем сырые, не оперившиеся еще коллективы, вроде нижневартовского театра с нескромным названием «Обыкновенное чудо». Что-то есть, право, в этих качелях, на которых подбрасывает тебя фестиваль: объективная амплитуда явления. Взласканные фавориты демократично стоят в общем ряду с театрами мной судьбы, иной географии. Тоже хороший отрезвляющий момент фестиваля, на котором закономерно нет погони за местами и призами.
Критерии художественности были. Фестиваль открылся «Белой историей» нашего Комик-треста. Тонус был задан. Правда, дальше случилась «яма». «Вторая смерть Жанны д’Арк» по пьесе С.Цанева (Нижневартовск) удручила. Распятие на сцене уныло сносило шутки юных безбожников, как если бы дело происходило в красном уголке бурливых советских времен, а не в темнице с поддельной Жанной, в которой восстает дух подлинной героини. Архаично мудреная болгарская притча казалась нестерпимо картонной. И всё же: актерская искра, сценический юмор мелькнули в Денисе Мельникове, игравшем апокрифического «Бога». Нижневартовцы исправно отсмотрели фестиваль до конца. Вот бы и впрямь по их возвращении свершилось «обыкновенное чудо» и театр встал бы на ноги.
А.Пичугин (Герцог). «Мера за меру». Омский Пятый театр. Фото из архива фестиваля
Следом, как и в прошлом году, игралась свежая премьера хозяев. «Мера за меру» в постановке Николая Дручека восстановила статус театрального праздника. Ученик П.Н.Фоменко, Дручек едва ли не дебютант, что, может быть, более всего ощутимо в избыточно последовательном, настойчивом проведении своих режиссерских «концептов». При этом труппа Пятого театра вновь подтвердила свою пластичность в сотрудничестве с новой режиссурой. Не всеядность, нет: я видела здесь лишь «Женитьбу» — так вот, труппа узнаваема в дручековском Шекспире, хотя составы исполнителей не совпадают. Более того: тень праудинского спектакля лежит на новой премьере.
Вновь моралите! Маргинальная краска в палитре современной сцены, она вновь доминирует — на иных основаниях, конечно, — но гоголевская и шекспировская постановки явно складываются в некий диптих. Сложные смыслы, скепсис и горечь по поводу человеческой природы, так же, как по поводу общественных установлений (комедия «Мера за меру» — та ещё комедия!), развиты в действе, где фигурируют ангелы (Изабелла — Екатерина Крыжановская, бес под именем Анджело — Руслан Шапорин, просто человек Лючио — великолепная работа Бориса Косицына). Спектакль Дручека строится как парадоксальное моралите, антиутопия об идеальном человечестве. Строгий пурист Анджело, которому герцог дал править страной, чтоб восстановить в ней пошатнувшиеся моральные устои, — на самом деле злодей, покушающийся на самое человечность. Но и Изабелла, ангел во плоти (ангельские крылья — один из устойчивых атрибутов спектакля, наряду, впрочем, с утрированными гульфиками у мужского персонала), едва не переступает через жизнь родного брата во славу своей непорочности.
Говоря о спектакле, невозможно обойти картонные футляры — основной сценографический мотив постановки (художник Мария Митрофанова). Это придумано талантливо: своего рода скорлупа персонажей, делающая силуэты горожан фантастическими — знак усеченного существования, футуристически ударный и емкий, отсылающий к Малевичу. Это и сверхкостюм, и элемент сценографии, стройно и стильно обыгранный в действии. И всё-таки ближе к финалу настойчивый приём начинает буксовать, исчерпывается.
По-видимому, Шекспир топорщится в тисках пластической, сколь угодно содержательной формулы, не вмещается в неё. И по мере течения действия глубокий, эстетически интересный образ-формула там, где кристаллизуются главные драматические откровения почти шестисотлетнего старика, кажется уже грубоватой отмычкой.
«Мера за меру». Омский Пятый театр. Сцены из спектакля. Фото из архива фестиваля
Спектакль Дручека талантлив и не поверхностен. Абстрагирование, обобщение, моралите и, соответственно, апелляция к образам-знакам высвечивают реальный драматический каркас комедии. Ансамбль персонажей делает честь режиссуре и театру: это звучный сценический аккорд, где все темы рельефны и сущностны. Ключевая роль у Герцога (Алексей Пичугин). Он устал от несовершенства человека, он отошел в сторону, увидел результат своего эксперимента и вернулся к развязке, как Бог из машины, и снова «взялся за гуж», править миром людей — каковы они есть. На противостоящей позиции упомянутый простой обыватель Лючио, чья обаятельная непосредственность равна безответственности; живая, конкретная человеческая душа.
Драматическое поле спектакля, заряженное этими полюсами, актуально во все времена, не исключая нашего. Спектакль построен таким образом, что интрига отчетлива, но остается на втором плане. Главное — силовые линии, тяжба представлений о добре и зле, о природе человека и государства. Ансамбль певчих (музыка Дениса Новикова на поэтические тексты раннего Средневековья) великолепно вписан в действие, дает масштаб и ауру его основной коллизии. Идеал недостижим, существование объективно драматично: спектакль Николая Дручека максималистски держит планку высокой комедии, с ее трагедийной подсветкой. Итак, хозяева вновь звонко прозвучали на своем фестивале. Находясь в возрасте скорее тинейджерском, они демонстрируют свой путь «молодого театра»: принципиальную открытость новым именам и реальную творческую мобильность, пластичность в работе с молодой режиссурой России.
И всё же кульминация фестиваля, на мой взгляд, состоялась на следующий день. «Зеленая зона» Михаила Зуева в постановке Сергея Афанасьева уже рецензировалась в «ПТЖ» (№ 25). Спектакль, возобновленный после вынужденной и драматичной паузы, вновь кипит жизнью. Он лишь по видимости гиперреалистичен, и не в ностальгическом ретро его суть. Эмоциональная насыщенность и раскрепощенность действия, «размораживающий» эффект роднят «Зеленую зону» с «Моей Марусечкой» («Перед киносеансом») Юрия Погребничко. Дело именно в прорыве отчуждения. Прошлое, «тот берег», душераздирающее драматично, и оно же источник катарсиса. Актеры ныряют в игру наглядно для зрителя. Актерская свобода декларируется как содержательная, раскрепощающая стихия. Эмоциональная раскованность сочетается с интеллектуальной составляющей: нельзя сыграть всю эту сложную партитуру надежды и отчаяний подмосковного барака 50-х годов, не ощущая целого. А действие именно симфонично, партитурно и получает право на поразительные моменты остановившегося времени среди вихря, как это, говорят, бывает в самом центре тайфуна.
Таковы «стихи Тёмы», сильно прозвучавшие у Артема Голишева и отозвавшиеся черным эхом в финале. Такова молитва бабушки (Зоя Терехова без натяжки может быть признана великой актрисой: комическое смыкается с трагическим, не тесня и не сливаясь, а просто: одно есть другое; и всё это в фактуре живого Будды! Да, в Вавилоне афанасьевской «зелёной зоны» есть место и Будде).
Вторая часть спектакля уступает первой: тут, вслед за пьесой, больше чисто сюжетного движения, а это уже другой закон, не та игровая стихия, катарсически «снимающая» судороги и гримасы исторической — нашей — жизни.
Следом в программе шел «Облом-оff». Известный фаворит обеих столиц не поблек на выезде, хотя сцена и была великовата. Не стану представлять заново широко известный спектакль талантливой команды. За одну мизансцену «удара», постигшего Илью Ильича на квартире у чухонской матроны с пирожками в руках вместо косы за плечами, можно отпустить грех подмены реального диагноза (totus!) расхожим капризным инфантилизмом. Тот же казанцево-рощинский Центр драматургии и режиссуры привёз «Ледяные картины» Кристиан Смедс (режиссер Йоэл Лехтонен). Это именно картины, спешно сменяющие друг друга. Цепь афористичных трагикомических эпизодов, своеобразно, шутейно пластичных и немногословных, интересна именно дискретностью мгновенных эскизов — «оскалов жизни». И получается, что финальная история «большой любви» — искусственная кода. Песнь песней красавицы девушки, пожелавшей сказать своей любви последнее прости, мелодраматичностью выбивается из целого, как если бы Эдит Пиаф захотела петь бельканто. Знакомство с современным финским искусством могло быть продолжено: в Доме актера демонстрировались киноленты «Синий угол» и «Невезучая любовь». В театре же, подтверждая международный статус фестиваля, польский театр пантомимы из Вроцлава показал спектакль Иозефа Маркоцки «Only you». История двоих и отечественная история сопровождают друг друга. Лирика остранена скепсисом, юные порывы соседствуют с подведением горестных итогов жизни. Актеры не взяли ни единой фальшивой ноты, нестандартный, но такой щемяще узнаваемый баланс «личного» и «общего» вызвал горячее признание в зале.
«Мера за меру». Омский Пятый театр. Сцены из спектакля. Фото из архива фестиваля
Были гости, были ветераны, был и новорожденный, Омский(!) государственный Северный драматический театр из города Тара (северный край области, памятный иным питерцам по суровым годам эвакуации). Спектакль по Чехову назывался «Шуточки» и пленил легким дыханием, которое ведь тоже надо иметь и сохранить. Труппе не больше года. Режиссер Константин Рехтин пестует своих актеров, не вышедших еще из студенческого возраста (за спиной у большинства местный колледж культуры). Соразмерность портативной, летучей формы сценических шуточек уровню начинающих актеров — главная удача спектакля. Убедительный артистизм пусть не во всех, но в нескольких запомнившихся микросюжетах по Чехову — обнадеживающее начало. Понятно, что за самодовлеющим пока «легким дыханием» должна последовать более сложная организация. Строй чеховских «шуток» предполагает и более острое акцентирование, драматическую подкладку: заглавный для спектакля рассказ «Шуточка» далеко не столь безмятежен, как получилось в обаятельной молодежной версии дебютантов из Тары. Тут вопрос не только творческой, но и человеческой зрелости артистов, чего и предстоит дождаться зрителю в далекой Таре — тоже, говорят, в основном молодежному. Любопытную шуточку сыграл фестиваль, показав уже под занавес спектакль театра «Et cetera» «Лица» с Александром Калягиным и Владимиром Симоновым. Пять чеховских рассказов были разыграны дуэтом на диво добротно, новенькой труппе «Шуточек» было у кого поучиться. Калягин — большой мастер, и Чехов очень в его возможностях. Правда, он выступает здесь и в качестве постановщика, и тут были проблемы; Александр Калягин — режиссер немудрящий, и порой тонкую игру губили грубые сбои вкуса режиссерской аранжировки.
Не менее «ветеранно» выглядело присутствие на фестивале театра «У Никитских ворот». «Песни нашей коммуналки» Марка Розовского — памятник не столько коммуналкам, сколько молодым театрам недавней эпохи — и тем интересен. Для меня лично этот славный спектакль-ревю был превзойден внутри фестиваля куда более витальным бараком «Зеленой зоны» из Новосибирска, а внутри самого театра «У Никитских ворот» — давними «Песнями нашего двора», с крупной драматургией сопряженных музыкальных пластов, с несравненной Марией Иткиной во главе маленького ансамбля.
Под занавес фестиваля (пишу здесь только о том, что видела, а были «параллели» из Челябинска, Баку, Москвы) был показан «norway. today» И.Бауэршимы московского Театра.doc на сцене Дома актера. Двойное самоубийство как способ познакомиться — это круто. Ненадолго, на час с небольшим, авторы и зрители попадают в ловушку. Спекуляции здесь нестерпимы, на иное не хватило мужества и таланта.
Резюмирую: на мой взгляд, явление под названием «молодые театры» предстало на омском фестивале со всей возможной широтой и внутренней проблемностью. Встречи участников позволили обсуждать общие темы, осознать общность судьбы. За малым исключением акцент в этом году был сделан на новых именах в режиссуре и в драматургии. Естественное поле для театров, не затянутых патиной академизма. В рамках фестиваля мои коллеги О.Галахова и Е.Горфункель занимались в семинаре с местной критикой (SOS: секция критиков при омском СТД самораспустилась!..), М.Угаров вел занятия по работе с новейшей драматургией на материале пьесы, выигравшей недавний конкурс в Петербурге. Программа включала встречи с Марком Розовским, Вениамином Смеховым, Рустамом Ибрагимбековым, Геннадием Смирновым из московского СТД. Объективный срез ситуации, полезная возможность увидеть себя «в ряду» — всё это великолепно укладывалось… в фигуру вальса! «Молодые театры России» — прислушайтесь: это вальс! Сочиненный актером Пятого театра Сергеем Оленбергом, этот вальс распевался в конце каждого дня фестиваля, после микрокапустников гостей и клоунского сериала хозяев. Пока фестиваль нужен Омску и молодым театрам России, он будет жить и развиваться.
Ноябрь 2003 г.
Комментарии (0)