Неужели станем ревновать нашего зрителя к московским гастролерам? Нет, конечно, нашу нишу они не занимают. Как метро, Елисеевский гастроном и филипповские булочные — театр в Москве и у нас совсем разный. Анатолий Васильев и Кама Гинкас вне конкуренции и почти вне досягаемости. Гастроли же театра имени М. Н. Ермоловой вполне показательны: публика не валом валила, но все же шла и в гастрольно-московской нише чувствовала себя уютно. Ни Марии Стюарт, ни Есенина, ни Кристины Орбакайте питерский театр ей не предоставит.

В «Марии Стюарт» Шиллера (постановка Владимира Андреева) первой к зрителям обращается художница (Татьяна Сельвинская). Декорации велеречивы, их благородное «черное с золотом» отдает архаикой. Костюмы персонажей, добавляя еще серебра, составляют со сценографией единство — и вступают в более конфликтные отношения с действием. Цветовое решение прямо-таки риторично, тогда как собственно шиллеровские монологи изъедены вульгарной интонацией, современным базаром — ненамеренно и неопровержимо. Как раз Светлана Головина в роли Елизаветы имеет право на резкость красок в перепадах самоощущения коронованной парвеню, — но беда в том, что адаптация коснулась почти всех, строй чувств обеднен, и нерв Шиллера, противостояние высоких и низменных страстей замещается вполне банальным интересом к интриге. Заглавная героиня (Наталья Потапова) — уверенная в себе матрона, хозяйка положения, в отличие от соперницы умеющая владеть собой. Дворцовые перетягивания каната, конечно, имеют сегодня шанс прозвучать актуально, скудость эмоционального спектра в этом случае оказывается кстати. Ну что ж, тень Шиллера потревожена втуне, она не находит себе места между архаическими униформистами дворцовой стражи и модернизированной интонацией современного столичного базара. О том и печалится, видимо, столь же неприкаянная музыка Микаэла Таривердиева с ее неизбывным lamento.

«Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» — спектакль без малейшей сомнамбулической ноты (постановка Фаины Веригиной). Действие трезво как стеклышко: сходство Сергея Безрукова с фотографиями Сергея Есенина — исходный капитал, залог успеха. Фотография, любая, — это ведь еще не человек, не поэт, не драматический герой. Оживление фотографии производит впечатление скорее тяжелое. Копия копии. Длится и длится улыбка любимца публики. Сохранились записи голоса поэта, в них подлинные отношения автора со своим детищем. Этот контекст соответственно подменен отношениями артиста-имитатора со своими поклонниками.

Отдергивается цветная занавеска, эпизоды сменяют друг друга, иллюстрируя заветные пункты есениады. «Антураж» во главе с корифейкой — Айседорой Дункан (Ольга Селезнева) — работает честно. Но история поэта спотыкается об историю артиста, тут не ошибка, а правило игры. Трагическая парабола судьбы — парадоксальный фон оптимистической «творческой встречи» артиста Безрукова со своим зрителем. Драма ретируется без боя. Плачевный финал героя, как аккорд жестокого романса, выгоден для любимца публики, и это бы ничего, — но в итоге зрелища любимцем публики, и ничем другим, предстает и сам персонаж — что жаль.

Была еще «Великая Екатерина» Б. Шоу в постановке Владимира Андреева с Натальей Потаповой в главной роли. Этот вечер пришлось пропустить.

p>«Барышня-крестьянка» с Кристиной Орбакайте завершила наши впечатления. Хит гастролей привлек прежде всего скромностью. Пришли на имя (не Пушкина, разумеется), но первый выход К. О. не потонул в аплодисментах. Наша публика, похоже, хотела все-таки вначале увидеть спектакль. Зрелище оказалось, увы, упрощенным донельзя (режиссер Натэла Бритаева). Лукавый пушкинский анекдот разжеван, опущен до полной непритязательности. Когда-то гениально найденный Акимовым в «Пестрых рассказах» прием подачи текста «от автора» персонажам — здесь не создает второго плана, игры актера с ролью. Напротив: герои анекдота топчутся на месте, комментируя ситуацию; так лаконическая пушкинская проза адаптируется, становится фактом ну очень опрощенного нынешнего восприятия. Орбакайте, в которой несомненно есть возможности и озорства, и лукавства, не выбивается из этого примитивного строя. Старательно-наглядные упражнения в простонародном выговоре даже необаятельны. Артистка мужественно старается говорить «с чистого листа» на драматической сцене. Но эта сцена ничего не прибавляет к эстрадному облику К. О. и ничего не получает от ее пребывания. Здесь в окружении барышни-крестьянки все кажутся более опытными и попросту сценичными фигурами. Надо, однако, определенно сказать, что композиция не дает артистке настоящих возможностей проявиться в драматическом, хотя бы и водевильном, амплуа.

В целом гастроли театра имени М. Н. Ермоловой говорят не о самой лучшей поре в истории коллектива. При этом очевидна тенденция к той простоте разговора со зрителем, что хуже воровства, — когда на тон этого разговора влияет, похоже, новый русский зритель, не утруждающий себя в театре, забывающий выключить свой сотовый телефон.

Декабрь 1999 г.