Владимирова Н. Б., Романова Г. А.
Любимцы Мельпомены: В. Каратыгин, П. Мочалов.
СПб., 1999

Это все Белинский. Это его проделки. Это он сочинил силой влюбленного разума мираж под названием «Мочалов в роли Гамлета». Обычно считается, что любят сердцем, рассудку и разуму вопреки. Нет, не так любят великие театральные критики: они любят умом или же тем, что называется «дух», и, ведомые влюбленным духом, делают невозможное, переводя сценическое создание на литературный язык и создавая таким образом перл словесности. Белинский приказал современникам любить Мочалова. Современники охотно повиновались. Белинский ввел в моду бесконечное хождение на один и тот же спектакль с целью воспроизводства любовного восторга. Белинский заставил убойное количество читателей ходить на этот спектакль даже тогда, когда кости несчастного трагика истлели в могиле, ходить спустя тридцать, пятьдесят, сто, сто пятьдесят лет! Ходить вместе с ним. Ждать, когда же Он, наконец, появится. Как Он на этот раз прошепчет: «Башмаков еще не износила…». Как вскрикнет: «Офелия, ступай в монастырь!».

Белинский создал миф о Мочалове. Потом он разочаруется в нем, но поздно! Дело-то сделано. Провинциальные юноши выучили «„Гамлет“, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета» наизусть. Облик артиста, созданный пером Белинского, поселен в умах и начал рождать подражания и отражения. Архетип настоящего русского трагика создан и может быть охарактеризован строчкой Грибоедова «И плачет, и мы все рыдаем». Только так! «Не читки требует с актера, но полной гибели, всерьез».

Предположение о том, что неистовый Виссарион любил со всем романтическим пылом созданный им самим мираж и свою любовь к нему, видимо, близко к истине. Думаю, как подлинный романтик, он реального актера Павла Мочалова и погубил. Ему вообще не нравились отступления творцов от намеченного им, Белинским, пути. Мочалову следовало прочесть статью Белинского и умереть от счастья. Потому что затем были другие статьи Белинского, после которых следовало бы умереть от горя. Короче говоря, неистовый Виссарион замучил Мочалова вконец…

Да, все это очень мило и захватывающе интересно, однако любопытно, как же оно было на самом деле? Что за актер был Мочалов, какое он место занимал среди актеров своего времени, как играл? Вам это на самом деле любопытно? Вы странный человек, на мои глаза, но тогда прочтите книгу Н. Владимировой и Г. Романовой про Каратыгина и Мочалова.

Внимательно изучив литературу об этих актерах, восстановив последовательность их репертуара, рассортировав отзывы современников, исследователи приводят нас к неумолимому выводу: самые талантливые критики — самые несправедливые. Кто лучше пишет, тот обязательно врет ради красного словца. Ну, поехало перо, например, у Герцена, и оклеветал он Василия Андреевича Каратыгина, обругал как собаку, последними словами. Ну, такое было настроение, хотелось всласть обругать и Петербург, и Николая императора, и всю его гадскую империю, и театр его имперский, и его главного актера. Про Аполлона Григорьева ничего и объяснять не надо — человек, сочинивший «Две гитары за стеной…», не обязан быть умеренным и аккуратным, а обязан любить, ненавидеть и нам об этом рассказывать в художественной форме, называя свои пароксизмы «органической критикой». Я вообще давно хочу спросить творцов искусства: какой вежливости и какой, прости Господи, справедливости вы от нас хотите? Мы же, пишущие об искусстве, чокнутые все. Мы больные на всю голову. Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка, с голубыми ты глазами, моя душечка. О чем это я. Я о Каратыгине и Мочалове. Авторы книги хотят восстановить истину. Василий Адреевич Каратыгин был замечательный актер, вовсе не такой холодный, чопорный, бездушный и машинообразный, как утверждали некоторые владевшие русским языком лучше, чем правдой и справедливостью. Он был умница и труженик. Он вдумывался во все свои роли, владел собой и своим мастерством, и оно крепло год от года. Он тоже защищал идею личностной самоценности, как и Мочалов, но иными средствами выразительности. Современники ценили его, а которые не ценили, те потом раскаялись. Тогда как талант Мочалова слабел… Слабел, говорите… очень может быть… " …его голос, лицо, осанка, манеры менялись с каждым словом: он вырастал и поднимался, когда говорил о красоте природы и достоинстве человека; он был грозен и страшен, когда говорил, что земля ему кажется куском грязи, величественное небо — грудой заразительных паров, а человек… «Я не люблю человека!» — заключил он, возвысив голос, грустно и порывисто покачавши головою и грациозно махнувши от себя обеими руками, как бы отталкивая от своей груди это человечество, которое прежде он прижимал к ней…" (Белинский, разумеется ). Актер, играющий так, что современники видят, как он отталкивает от себя человечество, которое прежде прижимал к груди, вправе ослабеть и надорваться. Я верю, что Каратыгин был молодец, крупный талант, лидер императорской сцены, что в пылу полемики его обругали те, кто потом раскаялись в этом. Что «московское», душевное, нутряное тогда считалось прогрессивным и передовым среди либеральной интеллигенции, а «петербургское», рациональное, просчитанное, выверенное — имперско-николаевским и враждебным.

Но где та Москва, где тот Петербург, а я как любила Мочалова в исполнении Белинского, так и люблю. Любовь сильнее справедливости, а вернее, она и есть высшая справедливость, которую невозможно заслужить, которая даруется ни по какому праву и ни для чего не нужна, кроме счастья ею обладать. Сердцу памятный напев, друг мой, это ты ли? Мочалов Белинского — мираж, миф, призрак, мечта, дым-туман-струна звенит в тумане, обольстительное видение, пленившее нас, наверное, теперь уже навечно. Потому что — «с голубыми ты глазами, моя душечка»…

Очень полезная и своевременная книга.

Январь 2000 г.