Москва — халат, пиджак, поддевка; Петербург — фрак, визитка, смокинг; московский актер может быть мешковат, несколько провинциален, его так легко представить себе помещиком; петербургский — элегантен, нервен, столичная штучка; московская артистка полна, круглолица, глаза с поволокою; петербургская — фигурой змеиста, лицом худощава, чуть-чуть с истерикой. Они говорят на двух русских языках…

Олег Борисов. Без знаков препинания:
Дневник. 1974 — 1994. М.: АРТ, 1999
8 ноября исполнилось бы 70 лет Олегу Ивановичу Борисову. В Москве, в переполненном зале Дома кино, прошел вечер, срежиссированный сыном — Юрием Борисовым. Его же усилиями издана книга дневников «Без знаков препинания», презентация которой прошла в эти дни в Фонде культуры. По этой книге Ю. Борисов снял и телефильм, показанный в день юбилея по ОРТ.
Как известно, идею знаменитых «Записок» великому актеру М. С. Щепкину подсказал А. С. Пушкин. Он же написал своей рукой первые их строчки. Великий актер О. И. Борисов начал свои записки «по наказу Платоныча» — Виктора Некрасова, с которым судьба свела его еще в Киеве, когда он работал в театре им. Леси Украинки. Некрасову посвящены в книге многие страницы.
Сперва были тетрадки, судьба которых была поручена сыну Юрию, потом, когда на издание книги особых надежд не было, два больших фрагмента опубликовал «Петербургский театральный журнал». Теперь — плотный том, на обложке которого — странный и как будто старинный портрет Борисова в усах и воротнике испанского идальго. То есть — в образе. То есть — не хроника дней в течение двадцати лет (ровно столько Борисов вел дневники), а художественный портрет. Себя. Эпохи. Себя в эпохе. То есть — «испанская» рифма с Дон Кихотом и «рыцарем бедным». Ну а дальше можно раскрыть книгу и пройти путь Олега Борисова, его рефлексии, оценок, мук, разочарований, наблюдений. На этом пути — десятки людей, с которыми сводила его жизнь, так что логично было бы завершить книгу серией «старинных портретов», где «кистью Рембрандта» были бы написаны Ефим Копелян и Евгений Мравинский, Товстоногов, жена Алла и сын Юра, великий актер М. Романов и Романов — секретарь ленинградского обкома КПСС. Логично, чтобы фламандцы написали портреты любимых борисовских животных и тех двух собак, которых взяли на живодерне для спектакля «Три мешка сорной пшеницы». Каждое утро Борисов кормил и выгуливал Ваню и Васю, приручал, а они играли потом в спектакле с полной преданностью ему, режиссеру их жизни.
Когда Борисов умер, я написала (даже не предполагая, что где-то лежат его дневники): «У каждого великого — свои рукописи, свой почерк… Олег Борисов оставил шедевры жесткой жилистой графики на желто-бежевой выцветшей бумаге». Имелись в виду роли. Борисов был актером, бесстрашно существовавшим на пограничье, у бездны на краю. Он, кажется, был последним, кто не боялся заглядывать с края — в эту бездну, рисунок его ролей не терпел сусальной расцвеченности. Так же не терпят ее тексты записок. В своих ролях Борисов никогда не возвышал человека на радость людям, он носил в себе тлеющие уголья неверия в человека, заглядывал в безысходные бездны его природы. В записках люди взяты действительно «без знаков препинания» — вопросительных, восклицательных, многоточий. И сам Борисов, главный герой своей книги, тоже не «интонирован», в каждой строчке он хочет остаться честным и оставляет свидетельства своей «жизни в искусстве» такими, какими они ложились на бумагу синхронно этой жизни. Он уходил из БДТ, питая иллюзии по поводу МХАТа, эти «утраченные иллюзии» вели его потом в Театр Армии. В книге он признается, что самыми плодотворными, хотя и горькими, были годы, проведенные в БДТ. Но сколько нужно было пройти и испытать, чтобы потом самому себе признаться в этом. Честно.
Наверное, каждый актерский путь — это «горести и скитания», как когда-то написала М. Г. Савина. Путь Борисова — это горести несыгранных ролей и осознание себя суверенной актерской личностью, не способной существовать «в очередь» и «в параллель». Так было с Хлестаковым (он и Басилашвили), так было с Астровым (он и Ефремов). И разве великий и, по сути, неповторимый артист не имеет-таки права на единственность?
Историки театра получили бесценные свидетельства для себя. Зрители — для себя (книга жизни О. Борисова — последняя его лирико-драматическая, трагическая роль). Просто читатели прочтут, не отрываясь, театральный роман, написанный с наблюдательностью истинного литератора, для которого образцами всегда были Ф. М., Н. В., А. П. и А. С. Тот, который написал первую строчку записок Щепкина…
Известно — если ты проснулся и не испытываешь боли, знай, что тебя уже нет среди живущих. Всю жизнь Борисов испытывал боль и этим был жив. Его книга и теперь пронизана этой болью, а значит, земная жизнь ее автора продолжается. 8 ноября ему исполнилось 70 лет.
Москва празднует, а мне все кажется, что Борисов — ленинградский актер…
Ноябрь 1999 г.
Комментарии (0)