«Кроткая». Ф. М. Достоевский.
Малый театр, премьера в рамках III Зимнего международного фестиваля искусств в Москве.
Режиссер и сценограф Виктор Крамер, композитор Кузьма Бодров.

Сергей Гармаш и Юрий Башмет со своим ансамблем «Солисты Москвы» представили на сцене Филиала Малого театра спектакль Виктора Крамера «Кроткая». Эта новая работа производит сильнейшее впечатление — но не сразу, не с первых минут. Каюсь, в начальных эпизодах рассказа (как помните, весь текст Достоевского — это, за из исключением вводной странички от автора, монолог-исповедь героя) я испытал даже нечто вроде раздражения. Ну зачем мне, сегодняшнему, эта «достоевщина» копания в мельчайших обстоятельствах внешней и внутренней жизни человека, приведших его от юного честолюбия к паучьей хищности, а от нее — к нежданной, непонятно откуда свалившейся, совершенно не на ту почву упавшей, оттого нелепой и неизбежно трагической любви? Разве о том, и в таком ли темпе, разговаривает со зрителем современное искусство?

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Бирюков.

Но любовь-то действительно огромная — при всем ее уродстве. А может ли быть не уродливой любовь собственника, для которого она значит лишь одно — безраздельное владение? А что иссушило душу этого человека — не отсутствие ли любви вокруг него?.. И появившаяся в его жизни Она — не шанс ли, пусть запоздалый и потому призрачный, спасти его душу, вытянуть из бездны?

Так Достоевский все больше вовлекает тебя в свое «укрощение строптивой». Делая это голосом и жестами Сергея Гармаша. Думаю, из современных актеров мало кто может достичь такого уровня правды. Суть даже не в громадном эмоциональном диапазоне — изобразить гнев, злорадство, напускное смирение и массу других состояний сможет всякий хорошо обученный профессионал. Но только у очень глубокого артиста после двух часов интенсивнейшей сценической жизни глаза засветятся настоящими слезами, и в голосе зазвучит настоящая нежность, которая оправдает его героя за все. Этой нежности не было даже у великого Олега Борисова в знаменитой постановке Льва Додина — тот персонаж, похоже, до конца не понял главного, коря себя лишь, что «всего только пять минут опоздал». Этот — кажется, на пороге понимания.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Бирюков.

Уточню — в спектакле к зрителю обращается не только Гармаш. Есть и шестерка юных актрис, очевидно, символизирующих Ее — подчеркнуто имперсонально, как обобщенный образ юности, легкости, хрупкости. Это, понятно, уже чисто пластическая краска — ведь героиня за всю повесть не произносит и пары десятков фраз, да и те в передаче рассказчика. Эти девичьи фигурки, впрочем, могут выглядеть грозно, даже инфернально, своим танцем в полутьме, разрезаемой белыми платками, уподобляясь мстительным виллисам из «Жизели».

Совсем расчеловеченной предстает героиня в «диалогах» (опять же — это все речь главного героя), где она — нарочито примитивно сделанная кукла: вероятно, так нам показывают, насколько чудовищна дистанция между этими двумя персонажами.

Тем сильнее заключительный жест спектакля: ее уже мертвая рука вдруг тянется к его поникшей голове и гладит, закрывая набрякшие от горя глаза. Как именно это сделано технически — не знаю, да и неважно. Укрощение Кроткой случилось.

Простила. И позвала за собой.

Отдельный респект Виктору Крамеру (он и художник-постановщик) за декорации, точно и ясно соединяющие обыденное и вечное: уходящую в темный космический верх картотеку ростовщика, символизирующую власть Судьбы над судьбами. И такие же космически гигантские белые двери — знак громадности порога, который предстоит преодолеть героям.

Сцена из спектакля.
Фото — Сергей Бирюков.

Спектакля в его цельности не было бы без музыки Кузьмы Бодрова, в которой слышны отголоски Шнитке, Канчели, даже Малера, но прежде всего узнаваем сам Бодров — мастер человечной музыкальной речи, согретой живым душевным движением медитации.

Вряд ли эта постановка сможет хотя бы единожды пройти и без одного из своих вдохновителей и исполнителей — Юрия Башмета. Важно не только участие руководимого им ансамбля «Солисты Москвы», но и переворачивающий душу «плач» его альта, на который музыкант единственный раз за все представление, в самом конце, меняет дирижерскую палочку.

Такова, впрочем, участь всех сценических работ Юрия Абрамовича — а их за десятилетия творчества артиста накопилось изрядно: «Не покидай свою планету», «Евгений Онегин», «Фантастическая Кармен», «Письма к брату»… Они не могут исполняться часто — в первую очередь из-за огромной концертной занятости музыканта. Еще, наверное, и поэтому публика до отказа заполняет залы на спектаклях, о которых уже впору говорить как о самобытном явлении культуры — театре Юрия Башмета.