НЕПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ МАСТЕР
«Только не быть богом», — он произнес тогда, лет семь назад, что-то подобное. Мы шли по маленькой, уютной улице Рубинштейна. Вдоль нее покачивалась гирлянда плошек-колокольчиков, придающая уголкам города постоянное ощущение новогоднего волшебства. Это, впрочем, просто — висящие фонари. А странная фраза принадлежала Сергею Бехтереву. Наш разговор был чуть ли не первым в его жизни интервью. И вот он сокрушался о том, что ему грозило сыграть Иешуа. В театре собирались репетировать «Мастера и Маргариту». Он уже играл Христа в «Законе вечности». Да и другие роли, были отмечены знаком «святости». Представляю себе, сколько уже потом он наслушался-начитался про себя в этом роде. Хотелось бы развеять миф. Штамп искренности, доброты и всего, что соответствует «положительно-прекрасному» образу, остается штампом. Давит, гнетет, как любой другой.
С. Бехтерев (Верховенский). «Бесы». Фото Ю. Белинского
Когда-то с газетной страницы Сергей совсем серьезно признавался в том, что уйдет в моряки, если не получится очередная роль. Он мог уйти. Да. Запросто. Это было давно. С тех пор театр стал всемирно знаменитым. И он сам стал известен (сколько кино-ролей добавилось!). Интересно, оставила ли его мысль о море? Решаюсь написать, что думаю — не оставила. Но как знать, что понапроисходило с ним за это время. Он — актер, человек со своей судьбой, а не моя, пусть и восторженная, фантазия о нем. Остается просто поразмышлять.
Даже если я верила в то, что его «золушковый» Король на самом деле из сказки, то каждую минуту знала и то, что он не мираж. Загадочный и реальный король одновременно. У самой вырастали крылья, когда видела, как самозабвенно порхал он по сцене, держась руками за концы своей ярко-красной мантии. Точно бабочка. Совсем не солидный король. Король-ребенок. Но когда грустит по-взрослому ребенок — это серьезно. Как серьезен каждый настоящий сказочник, знающий и с полуулыбкой заверяющий, что: «Никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу — большой, а сердце — справедливым…» Знающий, видимо, еще ДО собственного опыта?
Гуманоидность его гуманоида (вторая роль в «Законе вечности») была очевидна. После посещения им кабинета редактора газеты и юмористического диалога верилось, что он действительно способен воздействовать на нравственные начала людей. Но верилось как раз потому, что его пришелец из космоса вроде бы и невсерьез оттуда?
Его ирреально-духовные человечки (рука не поднимается написать «персонажи») освещали любой спектакль. А он, актер Бехтерев, к этому совсем не стремился. Не старался, ну ни капельки, осимпатичнить кого-либо. Наоборот. Понамешивал всякого смешного, далекого от идеальности. И те, кто «не от мира сего», становились вполне мирскими. Даже Спаситель. Вот еще от чего — «только не быть богом». Высокое в совсем земных своих проявлениях. Сродни прозе Платонова. Недаром он так великолепно читал «Котлован». Не только для меня это была лучшая из «возвращенных страниц»?
Григорий в додинском «Доме». Спектакль как предельно откровенный разговор. Он в этом разговоре — как проблеск. Когда не просто искренне о том, что в душе, а когда искренне о лучшем в душе. Не осудит человека, просто взгляд переведет — непонимающий. Григорий живет в «Доме» тихо, молчаливо, скромно. Больной человек, горькая судьба. Светлая душа! Первая роль в театре оказалась внутренне близка актеру. Но следующие роли предлагались по стереотипу. Обычная совсем история. Только… Только все равно они получались «знакомыми незнакомцами». И даже самовлюбленный скрипач в «Двадцати минутах с ангелом» был трогателен.
Вроде бы случилось. Поворот на 180°. Совсем несветлая личность — Ганичев в «Братьях и сестрах». Скажет речь — словно что-то железное звякнуло. Вера слепа. Душа вся отдана ей. Так что сам инструктор райкома выходил жутко несчастным.
И вот премьерный Петр Верховенский. Самый бесовский из всех «Бесов». Идея его не просто «ест», как остальных (что, впрочем, не имеет отношения к «Бесам» Додина). Идеей он поглощен и даже переварен ею. Все, нет его. Фантом с шевелюрой спадающих на плечи длинных, ровных волос. Этакое зло бесплотное, неуничтожимое опутывает всех подряд словоблудием — не из корысти, а так, по инерции непонятной, неостановимой. Среди темноты спектакля его волосы светлы, как никогда. Страшно это кощунственно светлое пятно, возникающее то в одном, конце сцены, то в другом. Одна из самых жутких и смешных одновременно сцен принадлежит также ему — поедание настоящей вареной курицы перед человеком, который должен сию минуту застрелиться, перед проголодавшимся зрительным залом (непредусмотренный эффект). Не зверски ест, не фантомово-метафизически. Просто, как нормальный, сильно проголодавшийся человек. От того ужасает еще больше, как еще больше восхищали чудики. Но поворот произошел внешний. Ничего нового актеру опять не предложили. Хотя он, как всегда, оказался на высоте. Досягаемой?
Говорить о божественном сегодня принято, интересно, тянет. Или о дьявольском. Тоже тянет. Что само по себе — «от лукавого». Тянет и сыграть про «сверхъестественное во плоти». Наблюдается это на театре повсеместно. Но можно воспринимать загадки мироздания и по-другому. Бехтерев умудряется (именно! в смысле мудрости; от интуиции у него, скорее, — одержимость) относиться к своим фанатикам, светлым или темным, символам служения добру или злу — спокойно, по-человечески, добро, немного посмеиваясь, чтобы не зазнавались, наверное. И они тоже успокаиваются, теряют свой потусторонний блеск в глазах. И один наслаждается едой, другой тренькает на балалайке, третий обижается на стражников сказочного королевства… Не теряя при этом значительности. Вот и весь секрет, который я попыталась обнародовать. И который от того, увы, не сделался более доступным.
А про Сергея Бехтерева мне хотелось бы написать как-нибудь так покрупнее, что он артист РЕДКОСТНЫЙ, НАИЗАМЕЧАТЕЛЬНЕЙШИЙ.
Да, а в «Мастере и Маргарите» он мечтал сыграть совсем не бога, а Мастера, человека, в своем тайном сверхбытии только познавшего свет. Сейчас, отсмотрев «Бесов», я считаю — к лучшему, что не поставили Булгакова. В какую-то не ту сторону пошел театр — ему теперь не стоит иметь дело с мистикой Михаила Афанасьевича. Жалко только несостоявшегося Мастера — Бехтерева. Правда, на такую роль и непредполагаемого… А может, и оттого тоже не состоялся спектакль? От непредполагаемости чудо-актера на своем месте. Жалко не его. Кажется, роли, даже несыгранные, не горят, существуют в иных измерениях. Жалко нас. Пока?
…Ясно вижу, как нежно он смотрит на свою Маргариту… Изображение растворяется, оставляя непроходящую грусть. Как если вторгаешься в неподвластное, в то, что до конца не увидеть, не понять, не предсказать?
Комментарии (0)