В. Гусев. «Слава». БДТ им. Г. А. Товстоногова.
Режиссер Константин Богомолов, художник Лариса Ломакина

Были не в ходу, но снова войдут в моду. Почин сделан Константином Богомоловым, который поставил пьесу Виктора Гусева «Слава» в Большом драматическом театре имени Г. А. Товстоногова. Надо ждать, что посыплются постановки Сурова, Софронова etc. Не всякому постановщику хватит выдержки, чтобы не сорваться при этом в режиссерское кривлянье. Богомолов безукоризненно хладнокровен.
О каких же ролях, каких пьесах, пущенных им в театральный оборот, идет речь? Виктор Гусев, поэт и драматург довоенной и военной эпохи. Лауреат двух Сталинских премий. Автор сценариев к классическим советским фильмам. Автор многочисленных сборников стихов. Автор широко известных массовых песен. Человек, проживший немногим больше тридцати лет и оставивший значительное литературное наследство.
Гусев имел талант версификатора. Его пьесы в стихах — патетический отклик на советское время. «Слава», «Сын Рыбакова» в свое время, в тридцатые годы, обошли все театры страны — так обычно говорится о драматургии, имеющей повсеместный резонанс, успех у зрителей и благосклонность «аппаратов» всех уровней. Слушать простые стихи, внимать ритмизированной реальности вместо того, чтобы засыпать под прозаическое многословие, зрителю приятно. Стихи приподнимали театр над реализмом и бытовизмом. Пьесы Гусева легко согласовывались c требованиями советской идеологии. Он писал о подвигах, доблести и славе, непременно с хорошей примесью правильной, иногда «строгой» любви. Дар стихотворца прикрывал идейную схематичность его пьес, в частности «Славы». И не просто схематичность, а прямолинейное морализаторство, какую-то наивную декларативность.
Богомолов поверил ей? Он прозрел в пьесе Гусева незримые глубины. Но извлечь из «Славы» не то, что в ней есть, приписать простаку мудрость философа несправедливо и даже несколько оскорбительно для автора пьесы. Самому же Богомолову предстать мастером тайнописи, продемонстрировать интеллектуальное раздвоение все-таки не удалось.
Зачем же это сделано? Зачем давно усопшая стихотворная притча воскресла на сцене БДТ? Причем воскресла в смиренной оболочке непосредственности и даже трогательного умиления ею? Зачем — сказать не могу. Может, это какой-то извращенный эстетизм?
Но вот как «Слава» воскресла и как выглядит в двадцать первом веке этот продукт постпостмодернистской свежести — поделюсь.
Блестящая победа артистов БДТ. Богомолов предлагает зрителям этическую задачку: можно ли сочувствовать симпатичным и трогательным героям, если пьеса прославляет Сталина? По-моему, можно.
Два главных героя, два инженера, они же летчики, представляют собой хорошо знакомый по советским временам конфликт хорошего с лучшим. Гусев нашел необходимую для сцены степень драматизма в таком столкновении. С первых же минут спектакля (как и с первых стихов пьесы) понятно, что настоящий подвиг не в отчаянной доблести и молодецкой дерзости, а во внутреннем мужестве и силе духа. Главные роли, соперников по подвигу и славе Николая Маяка и Василия Мотылькова, играют два прекрасных актера БДТ — Анатолий Петров и Валерий Дегтярь. У Маяка в характере есть нечто залихватское. Смелость, переходящая в браваду. Мотыльков по характеру исключительно выдержан. Он готов к любому заданию, но не рвется к быстрой и шумной славе. Они друзья, это важно, потому что готовность «сдать» или не «сдать» друга для руководства в лице начальника Очерета (Василий Реутов) — критерий выбора: кого отправить в горячую точку, чтобы взрывом остановить разбушевавшуюся стихию. В мирной жизни, как она представлена на сцене БДТ, все предельно военизировано: начальник скорее командир, его кабинет — штаб с черным телефонным аппаратом, глухой бункер. И этот же штаб с помощью скатерти превращается в столовую хорошего семейного дома. Где, правда, три сына Марьи Петровны Мотыльковой (Нина Усатова) на одно лицо, ибо сыграны в эпизоде одним актером. Деталь, достойная более внимательной оценки, но все-таки только деталь.
Расклад главных ролей на Петрова и Дегтяря сомнений не вызывает, и сыграны они с полным пониманием психологических прототипов. Вот только возраст героев смущает. Актеры в два раза, по меньшей мере, старше персонажей. Они старше Виктора Гусева. Они старше современных парней в такой ситуации. Хотя такой ситуации для нашей молодежи быть не может. Понятия подвига и славы заменились понятиями раскрутки. О подвигах говорят лишь в хронике — но мы-то знаем, что любой подвиг остался делом и словом военных. Петров и Дегтярь не опущены до профанации нравственных ценностей. Они просто пережили свою славу и свои подвиги. Видимо, в этом состоял замысел режиссера: отодвинуть историю куда-то в прошлое, когда Петров и Дегтярь были молоды, как их нынешние герои. Отодвинуть события туда, откуда они видятся юностью, стоящей на пороге жизни. И не поверю, что в БДТ не нашлось молодежи мужского рода, чтобы сыграть Маяка и Мотылькова. Режиссер доверил наиболее важные роли опытным актерам, от них зависели впечатления и выводы, к которым вел постановщик (вернее, постановщик не спорил с Гусевым). Петров и Дегтярь погружены в прошлое, чтобы могло вспомниться время жестких моральных кодексов и прямолинейных решений.
Как раз лет сорок назад в советском искусстве состоялся похожий прорыв к светлому и гармоничному в духе гусевского романтизма. Это был фильм Андрея Кончаловского «Романс о влюбленных». Режиссер не скрывал, что поставил картину как социальный заказ, для молодежной аудитории. Сценарий написал Евгений Григорьев — в белых стихах. Первая серия, где герои молоды и счастливы, была цветной и стихотворной. Когда же начинались подвиги, разочарования, проблемы, фильм становился черно-белым, а текст — прозаическим. Это тоже была история о подвигах, о доблести, славе и любви. Тоже конфликт хорошего с лучшим. Там были и патриотизм, и героизм, и юмор, и патетика, и строгая любовь, верность и человеческие ошибки. Пожалуй, линия романтизма — искреннего у Гусева, наигранного у Кончаловского и Богомолова — протягивается от пьесы тридцатых годов до спектакля 2018 года. Фильм «Романс о влюбленных» был встречен «широким зрителем» с интересом, критикой — с высокомерным презрением. Некоторая тень конъюнктуры на этом фильме лежала. Она не мешала принимать его поэтику и превосходные актерские работы. Кончаловскому свойствен едва ощутимый цинизм, но он умел попадать точно в десятку. Он умный и рациональный мастер. «Сибириада» ведь тоже поэма, грандиозный, мало оцененный исторический эпос о крушении утопии социализма и развале империи задолго до того, как крушение и развал оформились в политику. Спектаклю Богомолова также свойствен цинизм, упакованный в хладнокровное невмешательство и сентиментализм. Этот цинизм степенью повыше и массой погуще.
Была в кинопоэме Кончаловского тема матери. Женщины с обликом статуи, Родины-матери на Малаховом кургане. Роль эту сыграла актриса московского Малого театра Елизавета Солодова. Она, как и героиня Нины Усатовой, Марья Петровна Мотылькова, гордилась, стыдилась, тревожилась за детей. Различие есть, и оно в том, что в Усатовой напрочь отсутствует какой-либо монументализм. Ее Марья Петровна проще, человечней, даже суетливей в своей домашней обыденности. Усатова и вообще все исполнители в «Славе» честно утепляют схему. А зрители… Зрителям упрощенная правда, выхолощенный историзм нравятся, поскольку они слышат эпитет «советский», имя собственное «Сталин» в таком контексте, с такими интонациями, что могут почувствовать себя людьми свободной эпохи и даже повысить самооценку.
По пьесе программный монолог о падении театрального искусства произносит актер, Владимир Николаевич Медведев. Ему принадлежит реплика «Теперь такие роли не в ходу…». У Дмитрия Воробьева в этой роли нашлись иронические краски. Он экзаменует дебютантку Наташу (Полина Толстун) и признается, что Ермоловы нашей сцене больше не нужны. Признается с насмешливым воодушевлением и с грустью. Он пенсионер от искусства, дремлющий на диване в минуты отдыха и воспламеняющийся, только когда надо отчитать Наташу за ее бесстрастное чтение. С Наташей все будет хорошо, она станет актрисой. На семейное застолье соберутся и Командир, и все «ее» сыновья, и Профессор, пораженный силой духа Василия, и Студент, ухажер Наташи (младое, достойное старших племя). Вот и стал наш театр таким, как опасался Медведев, — холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто.
Сентябрь 2018 г.
Комментарии (0)