Херманис А. Дневник. Рига: Изд-во «Neputns», 2017.

«Этюд — основа театра. Так же, как предложение — основа литературы», — пишет Алвис Херманис на одной из страниц.
Это книга-этюд, на ее страницы «входит свободный человек» (хотя и мучительно несвободный, и свободы ищущий). И уже год я живу с этой книгой на рабочем столе, иногда раскрывая ее и перечитывая абзацы для подкрепления духа. Не наобум. Абзацы отчеркнуты при первом чтении. И я точно не хочу рецензировать книжку «Дневник», а только скажу, что мало какие театральные тексты вызывали у меня такое личностное согласие, совпадали с моим собственным «ежедневником».
Выдающийся режиссер Алвис Херманис, латыш, сформировавшийся еще в нашем общем СССР, живший в США, создавший свой великолепный театр в Риге и бесконечно успешно работающий в Европе, ведет в течение года (притом нерегулярно) свой дневник периода работы над спектаклем «Бродский / Барышников». И бесстрашно осознает для себя и формулирует для меня, читателя, честные, профессиональные и часто достаточно «непопулярные» вещи.
Ну, думаешь, раз Херманису можно, то и мне не зазорно…
Соглашаюсь: «Современный театр развивается в таком направлении, когда актерская профессия все больше обедняется. Артистами себя называют сегодня всевозможные социальные активисты, которые, в сущности, занимаются социальными проектами-перфомансами, где могут участвовать люди с улицы… Чтобы актер был в рабочем тонусе, он двадцать вечеров в месяц должен играть спектакли. Регулярно и годами. Такой рабочий режим возможен только в системе репертуарного театра. Все прочие форматы — для самодеятельности. Трудно представить себе концерт „Венской филармонии“, в котором половину оркестра составили бы инструменталисты, только что приглашенные с улицы».
Соглашаюсь: «Главное проклятие современного мира искусства — это одержимость успехом и удачей».
Соглашаюсь: «Мы… больше не свободны, мы слуги, жертвы и воспроизводители системы в одном лице… Ведь искусство, по сути, не имеет ничего общего с успехом. Иногда они случайно совпадают, но это лишь случайность. Искусство — оно вообще про что-то другое».
Ему не мило европейское сплоченное большинство прогрессистов — так же, как было не мило советское сплоченное большинство коммунистов («у меня скверные подозрения, что современные новые либералы — это реинкарнация коммунистов прошлого»). Ему вообще (похоже, и не только ему) Евросоюз напоминает СССР. А он хочет быть сам по себе, «неприсоединенным»: «ищу что-то по всему свету, а нахожу у себя дома». И мне тоже, вслед за Херманисом, «кажется неправильным, что сегодня будущее Европы определяют люди, у которых нет детей».
Он дает острые и точные определения (например, что такое природа Мартина Вуттке).
Он рефлексирует («Как перевести поэзию Бродского на язык тела? Помню, когда я в первый раз читал Бродского, у меня буквально стало ломить кости. Я к этой поэзии подключаюсь физиологически. Она на меня действует, как массаж изнутри»).
Он думает о своих шестерых детях, считает счастьем погружение в поэзию родного языка, хочет лениться, но не может не работать и живет в диком графике постоянных контрактов на несколько лет вперед.
Он вполне трезво смотрит на собственные успехи («Десять спектаклей проданы в интернете за пятнадцать минут. Мне очень бы хотелось верить, что все эти люди и вправду читают стихи. Но я не верю»), любит лес и считает, что главный актерский талант — быстро думать на сцене. А еще — «быть точным. Ведь всех средненьких актеров объединяет одно и то же несчастье — на сцене они работают приблизительно. Вот и все отличие».
Он, еще недавно считавшийся авангардистом, вдруг ощущает себя консерватором, потому что «мир, общество и, в конечном счете, космос действуют по строго установленным законам. И самое умное, что может постараться сделать человек, — постараться понять эти законы и приноровиться к ним… Потому что гармония и порядок требуют тяжелой ежедневной работы над самим собой». Согласна.
«Оказывается, защитники прогресса — чаще всего разрушители. Вот этому нас в школе не учили». Согласна.
«Но рано или поздно… наступает час, когда разобранный мир надо попробовать сложить заново. Когда деструкцию надо поменять на гармонию». Согласна.
Никаких нравоучений в книжке Херманиса нет. Многое написано от бессонницы. Читайте, если вам тоже не спится.
Ноябрь 2018 г.
Комментарии (0)