Если вы перевернёте назад страницу и пройдёте «фотографическим маршрутом» от Пушкина через подворотню во двор и дальше по чёрной лестнице до «маленькой железной двери в стене», — вы попадёте в редакцию.

Перед вами, читатели и коллеги, десятая книжка нашего журнала. До некоторой степени итоговая.

Мы привыкли ссылаться в редакционных колонках на авторитеты: Кугель… Дорошевич… Теперь вот на ум приходит Баженов. Завершая первый год своего знаменитого «Антракта», в статье «На новый (1865) год» он писал, что, «если наступивший год поможет несколько осуществиться нашим давним мечтам», можно будет произнести: «Ныне отпущаеши»«. «Антракт» просуществовал при Баженове четыре года, и, незадолго до смерти, Александр Николаевич написал: «Если бы теперь „Антракт“ по какому-нибудь случаю прекратился, мы имели бы право сказать, как Симеон: „Ныне отпущаеши“». Дело было сделано.

От себя лично могу повторить последние слова Баженова, ибо всерьёз считаю и скажу без ложной скромности: нами тоже сделано дело.

Его формальный итог — библиография за десять номеров, которую составил неутомимый Леонид Попов и которую вы найдёте в конце журнала: сотни статей, имён, десятки спектаклей.

Его формальный итог — не изменившаяся картина нашего трудного существования. Открывая № 0, я писала, что, начиная журнал, мы «уже полгода» (Боже мой, всего-то! А тогда казалось — вечность…) «переворачиваем какие-то мощные, спрессовавшиеся природные пласты». По истечении нескольких лет нужно признать: эти пласты мы так и не перевернули. Тяжёлый город Петербург позволил нам незаконно родиться, не отторг, но и отнёсся как к беспризорнику.

И всё же есть главный, неформальный итог нашей работы: изменившееся сознание петербургских актёров и режиссёров, почувствовавших впервые за полвека, что ими действительно интересуются, что их труды и дни не канули в Лету, а остались на страницах «Петербургского театрального журнала». Конечно, наши страницы тоже желтеют, но гораздо медленнее, чем бумага и стиль нынешних газет… Очевидно, именно профессиональный и человеческий долг перед театральным петербургским сообществом не позволил нам бросить дело в абсолютно безнадёжной ситуации после № 1… после второго… а уж с № 3 история вообще была безвыходной… почти как с этим, который вы держите в руках…

Но иду по улице, встречаю знакомого режиссёра: «Как дела?» — «Плохо, ни копейки нет, надо журнал закрывать…» — «А кто вам позволит?! Мы же вас читаем!»

А кто может не позволить? Ау-у! Кто?!

Разве что — авторы.

За три с половиной года адовой финансовой и производственной жизни (деньги на каждый номер нужно было физически собрать по копейке из разных мест…) редакция сумела не растерять авторов. Если вы сравните имена «нулёвки» с оглавлением этого номера, то заметите много сходных фамилий. Круг авторов всё это время расширялся, многие стали из начинающих — ведущими, из робких — смелыми, из слишком «смелых» — спокойными. Журнал помогает молодым, пережидая, пока пройдут их «детские болезни левизны», старается, чтобы звучали голоса учителей, стремится, чтобы на наших страницах не было тенденциозности, чтобы, как и декларировалось с самого начала, в «Петербургском театральном журнале» взаимотерпимо сосуществовали самые разные стили, точки зрения, манеры и взгляды. Как Евтихий Карпов и Фёдор Сологуб у Кугеля (см. № 60). Иногда, кажется, с этой взаимотерпимостью мы малость перебираем…

Пл. Искусств, 5. Редакция «Петербургского театрального журнала»

Но свидетельствую: приезжаешь в какой-нибудь далёкий город (например, в Москву, не говоря уже о Сибири), где ещё несколько лет назад знали лишь пару петербургских имён, и понимаешь, что, благодаря журналу, целая обойма петербургских критиков стала известна и любима. И фамилии помнят, и даже тексты цитируют. Наизусть…

Им, нашим авторам, пишущим, как правило, без всякой реальной надежды получить скромное финансовое вознаграждение, — наша общая редакционная признательность. И извините, если что не так.

И вам благодарность, наши читатели. Иногда вы, сами того не зная, спасаете журнал, тем более, что в «сюжетность» жизни мы верили с самого начала. А как не верить? 30 декабря, в 10 вечера, — час рождения «Петербургского театрального журнала»: это время, когда из типографии я принесла сигнальные номера № 0. 30 декабря этого года пришлось на сложный и мрачный период общей жизни, традиционного праздника не предполагалось. Я купила ёлку, пришла на наш «чердак», зажгла свечку… Ровно в 22.15 зазвонил телефон. Неведомая мне и неизвестно откуда взявшаяся пожилая читательница именно в эту минуту решила поблагодарить журнал за то, что он есть, поскольку накануне купила и прочла № 8… И вы будете отрицать «сюжетность»?.. Спасибо вам, наши читатели!

Мы не строили десятую книжку как итоговую, традиционно для себя полагая, что если всё идёт верно, то «неслучайности», мистические и немистические совпадения сами собой создадут драматургию номера, как-то связанную с «нулёвкой». И — вот.

Десять номеров прошли с нами авторы наших «персоналий». Начавший свои рассказы с истории о Томасе Карловиче-«япономатери», Эдуард Кочергин и в десятой книжке тоже пишет о колоритных «типах» (его слово) послевоенного Лениграда. А Резо Габриадзе возвращается в «Тарзане» примерно к тому же периоду своей жизни и жизни послевоенного Кутаиси, к которому принадлежали и первые рассказы его рубрики — «Терк» и «Эссебуа»…

В нулевом номере Роза Франкенштейн рассуждала о пользе ведьм — в этом Лилия Шитенбург пишет о явной пользе демонизма…

По чистой случайности, № 0 и десятая книжка объединены для меня моими собственными текстами об Анатолии Праудине (почему-то в других номерах писать о нём персонально не случалось)…

И так же, как было во времена «нулёвки», практически готовы, сложены и частично свёрстаны два следующих номера, ожидающие «подхода денег»… Откуда-нибудь.

Они будут.