Случилось так, что на полгода, сцена Алтайского краевого театра драмы стала своеобразным подиумом для демонстрации творческих возможностей режиссёров из Санкт-Петербурга.

Поставив к празднику Победы спектакль по пьесе Л. Леонова «Золотая карета», режиссёр Геннадий Руденко напомнил зрителю о том, что театр как вид искусства имеет глубокие корни. Проделав путь назад расстоянием в тридцать с лишним лет, Г. Руденко явил на сцене мелодраму, где способ существования актёров ограничивается чувственным надрывом и слезливостью. Эмоционально приподнятая речь выступает как самоценность, что избавляет актёров от подтекста и поиска второго плана роли. Обитая в фанерно-картонных декорациях заданного на весь спектакль павильона (художник Г. Быстрова), лишённые внутреннего развития, леоновские герои напоминают говорящие муляжи. «Эпохальный» спектакль, как его назвал директор театра, так и остался в эпохе, символом которой явилась «золотая» карета, представшая в финале спектакля во всём своём бутафорском великолепии. Барнаульские зрители не единожды убеждались в ностальгических пристрастиях режиссёра Г. Руденко к «бытовому» театру. Но почему нужду в нём необходимо справлять в провинции?..

Успех гастролировавшей летом Александринки объясняется тем, что на сцену вернулся яркий, динамичный, красивый театр, где культура слова, чувства и жеста просто приводила в восторг истосковавшееся по впечатлениям изящного сердце. Даже слабенькие по режиссуре спектакли («Свои люди — сочтёмся», «Не всё коту масленица», «Жиды города Питера»), благодаря актёрской игре, не омрачили приятное знакомство, чему свидетельство — аншлаги.

Осенней премьерой Алтайского краевого театра драмы стал спектакль по пьесе А. Володина «Дульсинея Тобосская». Наверное, хорошо жить в бывшем Ленинграде: можно с Володиным пообщаться, хотя бы мысленно. Ведь пьесы его пропитаны особым ленинградским климатом, где одиночество рождает надежду. И выявляется родственная душа. Диалог в пьесах Володина удивительный: вроде бы конкретный по сути, но таинство так и сквозит… В этом — доверие, и опять-таки надежда на тех, кто слово это одухотворит.

Петербургский режиссёр М. Ромашин выбрал для работы музыкальную версию пьесы, авторы которой — Б. Рацер, В. Константинов и композитор Г. Гладков. Как выяснилось в беседе с режиссёром, и у него — ностальгия по театральности семидесятых. А потому на сцене стоят и висят микрофоны, в которые время от времени «поют» актёры, хотя спектакль идёт под фонограмму. Очевидно, микрофоны нужны для визуальной поддержки жанра, обозначенного в программке как музыкальная комедия в трёх действиях.

Спектакль начинается с пролога: перед толпой горожан на театральных подмостках стоят трое: Санчо Панса, Дульсинея и Дон Кихот. Фоном звучит песня о славном идальго в исполнении А. Хочинского. Публика — крестьяне и горожане — радостно приветствуют актёров. Потом начинается первое действие по тексту володинской пьесы. И вот тут-то бытовое существование актёров, заданное режиссёром, входит в противоречие с надвербальной, поэтической структурой диалога. «Обживать» володинский текст руками и ногами бесполезно, тем более рассиживаться на нём, есть и пить… И тогда во спасение зрелища — метущаяся в танце толпа селян и песни в микрофон!

Воздействуя аудио-визуально, спектакль явно тяготится драматургом, что подтверждает финал, в котором вопреки идее и логике пьесы женихи убивают Дульсинею. В эпилоге спектакля на подмостках маленького театрика стоят только двое: тот, который Санчо Панса, и тот, который Дон Кихот. Видимо, убита не только Дульсинея-персонаж, но и Дульсинея-актриса. Не много ли убийств для жанра музыкальной комедии?!

И не много ли ностальгических посиделок режиссёров-петербуржцев для скромного провинциального Барнаула?