Ж.-Б. Мольер. «Тартюф». ТЮЗ им. А. А. Брянцева.
Режиссер Александр Кузин, художник Николай Слободяник

Ж.-Б. Мольер. «Тартюф». Молодежный театр на Фонтанке.
Режиссер Андрей Андреев, художник Владимир Фирер

В этом сезоне одна за другой случились две премьеры мольеровского «Тартюфа». В ТЮЗе высокую комедию Мольера попытались психологизировать. В Молодежном театре подвергли испытанию буффонадой. Два «Тартюфа» — слишком мало для того, чтобы сделать вывод, как звучит и вообще звучит ли пьеса во времени. Но вполне достаточно, чтобы понять, насколько «ключи», выбранные Александром Кузиным и Андреем Андреевым, способны ее вскрыть.

Александр Кузин поставил «Тартюфа» как исторический костюмный спектакль, что на фоне актуализированных сценических версий большинства пьес Мольера выглядит едва ли не маргинальной выходкой. На Большой сцене ТЮЗа Николай Слободяник выстроил миниатюрную вращающуюся сцену, с двух сторон ограничив ее стенами-кулисами, с двух других — открыв взгляду зрителей, рассаженных друг напротив друга амфитеатром. Вдоль двойной линии рампы вместо прожекторов установлены, как на барочной сцене, свечки в «окошках». Стены сплошь состоят из вращающихся дверей, из-за которых появляются, за которыми прячутся и подглядывают через «глазки» герои. С их помощью Дорина затевает игру в прятки с Оргоном, и, в конечном счете, они создают впечатление постоянного движения, так необходимого пьесе, но не имеющего ничего общего с суетой.

«Тартюф». Сцена из спектакля. ТЮЗ им. А. Брянцева.
Фото В. Архипова

Костюмы Михаила Воробейчика, с учетом чисто художественных обобщений, воссоздают «эпоху Людовиков». Герои, одетые в платья с кружевными воротниками и тяжелыми подолами, камзолы мелкого цветочного рисунка, шляпы с перьями, туфли с бантами (гармонирующих между собой матовых оттенков кремового, серого, бежевого), похожи на барочные фарфоровые статуэтки. При этом Кузин, как никто другой, далек от каких бы то ни было стилизаций. Актеры произносят текст «по старинке», но не в смысле ложноклассицистских завываний, а, наоборот, очень просто, с неуловимым достоинством, двигаются не спеша и старательно избегают трюков и современных замашек. Не сразу удается осознать секрет своеобразия их манеры: дело в том, что они играют без реприз, адресуя реплики партнеру, а не залу.

Разумное начало в этом спектакле превалирует над эмоциональным: герои (от Оргона до Тартюфа) не подвержены бешеным порывам, сдержанность — их основное качество. Режиссер провел кропотливую работу с текстом, найдя поступкам каждого точный мотив — исходя из характера. Крепыш Оргон (Эрик Кения) — вовсе не наивный простак, а самоуверенно-самодовольный упрямец, пригревший Тартюфа, пожалуй что, в пику своим недостаточно покорным домочадцам. В этом смысле он весьма похож на свою своенравную, величественную, как вдовствующая королева, мать (Лиана Жвания). Дорину играет Наталья Боровкова. В этой роли мы привыкли видеть более юных актрис. Да простит меня Наталья Леонидовна, но ее Дорину возраст только украшает. Она — ум и сердце этого дома, мать его «детям», насмешливая, уравновешенная и бесстрашная. В сцене, где Оргон объявляет о решении выдать Марианну за Тартюфа, Дорина не бесится, не нападает, ее язвительные поддевки — тоньше и острее булавочных уколов. А когда Оргон, выведенный из себя, бросается на нее, она, бесстрашно выпятив грудь, рычит: «Да я люблю Вас!» Марианна же (Лилиан Наврозашвили) равномерно вставляет в их спор жалобные поскуливания.

И. Шибанов (Оргон). «Тартюф». ТЮЗ им. А. Брянцева.
Фото В. Архипова

Э. Кения (Тартюф), Л. Наврозашвили (Марианна). «Тартюф». ТЮЗ им. А. Брянцева.
Фото В. Архипова

Такие вроде бы скучновато-проходные сцены, как спор Оргона и Клеанта (Александр Иванов в этой роли с успехом доказал, что и резонера можно сыграть без тени занудства), Клеанта и Тартюфа, решаются режиссером как изящный поединок риторов. Сила героев проявляется не в эмоциональном напоре, а в чисто интеллектуальной убедительности.

Появление Тартюфа намеренно неэффектно. Но лицо этого незаметного лысоватого человека озаряется наивной, почти детской улыбкой, едва он слышит, что Эльмира хочет его видеть. Слова его звучат так нежно и безыскусно, что лицо изумленной Эльмиры понемногу окрашивается удовольствием. После появления Оргона он остается в той же неловкой позе на полу, куда его уронил Дамис. Тартюф говорит без вызова, не нападая и не защищаясь, с тихим, едва заметным укором — и ему невозможно не поверить. Игорь Шибанов играет чрезвычайно умного, опытного комедианта. Лицемерие героя надежно скрыто под лишенными аффектации внешностью и манерами. Все, что он может себе позволить, — это сдержанная усмешка a parte, когда его никто не видит. Сцена свидания Тартюфа и Эльмиры лишена какого бы то ни было оттенка «клубнички»: Эльмира не соблазняет, а убеждает, Тартюф — не соблазняется (партнершу на стол он укладывает весьма деловито), но впервые проявляет себя как матерый волк, старый острожный хищник. Для этого немолодого, уставшего игрока Оргон и его семейство — последний шанс. И этот нюанс привносит в образ Тартюфа—Шибанова особый драматизм.

Но достоинства этого спектакля суть его же недостатки. Ему недостает какого-то важного эмоционального акцента, благодаря которому мы бы поняли, чем для этого дома стал Тартюф и что с его обитателями произошло после освобождения от него. Некоторым персонажам не хватает драматической легенды или хотя бы намека на нее. А это особенно важно, поскольку Кузин работает по законам такого театра, где характер преобладает над интригой. Вот, например, Анна Дюкова. Ее Эльмира с тихим, твердым голосом и странно не сочетающимся с ним блеском глаз — хороша. Но что такое ее отношения с Оргоном? Поединок воль или что-то еще? Каково ей в доме с равнодушным мужем и взрослыми пасынками?

Кузин позаботился о персонажах и отношениях, но не о решении пьесы в целом. В финале тюзовского спектакля царит разорванность связей. Но это — не режиссерский ход, а скорее результат энтропии режиссуры. Кажется, что для режиссера пьеса заканчивается в тот момент, когда Оргон вылезает из-под стола. В этой ситуации актеры, брошенные на произвол судьбы, самостоятельно пытаются заполнить хоть чем-то оставшееся сценическое время (Лиана Жвания (г-жа Пернель), например, чтобы оправдать свое присутствие на сцене, то так, то этак вертит медальон с портретом бывшего кумира). Такое ощущение, что спектакль существует вне контекста, в безвоздушном космическом пространстве. Развязка оставляет после себя досадное впечатление недоговоренности, недоделанности, так необходимой в этот момент смычки с днем сегодняшним. Вот приходит Офицер (опять-таки «эпохи Людовиков», в латах и шлеме с плюмажем), вот произносит речь о том, кто здесь настоящий злодей, вот забирает Тартюфа. И Тартюф уходит — навсегда, молча, оставляя тревожное ощущение неразгаданной загадки.

Андрей Андреев использовал «Тартюфа» как повод для создания шумной цветистой комедии со страстями «по-итальянски» и ярким героем в центре. Премьера в Молодежном театре тяготеет к «бенефисному» спектаклю, рассчитанному на исполнителя роли Тартюфа — Сергея Барковского. Режиссер не учел одной вещи: композиция пьесы и расстановка в ней противоборствующих сил не располагает к делению ролей на центральную и проходные. Тем более что «капитан корабля» (то есть Тартюф) появляется на сцене только в конце первого действия. Режиссер не задает пьесе никаких вопросов. Например, что за птица этот Тартюф, откуда взялся, чего хочет и чем так очаровал главу семейства? Что за парадоксальный характер этот Оргон и почему только он один не замечает, какую змею пригрел на своей груди? И почему обязательно змею? Например, в мхатовском спектакле Анатолия Эфроса Тартюф — Станислав Любшин выглядел и вел себя как благородный джентльмен, приятный во всех отношениях. Странный расклад отношений в семье для Андреева — аксиома, не требующая доказательств.

Итак, все начинается с истошного крика. Закатывается в истерике бабушка Пернель (Елена Соловьева), недовольная аморальным поведением семьи. Кричит Дорина (Екатерина Дронова), раздраженная глупостью бабушки. Бесится Дамис (Александр Андреев), диковатый молодой человек с ирокезом и в кислотных красно-зеленых шмотках марсианского фасона. Не кричит только блондинка Эльмира (Наталья Паллин). Она в основном занимается тем, что меняет туалеты: шафрановый — на сиреневый, сиреневый (в сцене соблазнения Тартюфа) — на красный шелк, заставляющий мужскую часть зрительного зала тревожно замереть. Все оставшееся время живешь в надежде, что актеры чуть поутихнут (к концу первого акта состояние такое, будто ты провел день в комнате, где работали три отбойных молотка). Но затишье, и то недолгое, наступает лишь после разоблачения Тартюфа. Кажется, будто режиссер ставил спектакли исключительно в афинском амфитеатре, ну или, как минимум, — на Большой сцене «Балтийского дома». А потому не успел «перестроиться».

С. Барковский (Тартюф), Н. Паллин (Эльмира). «Тартюф». Молодежный театр.
Фото В. Постнова

С. Барковский (Тартюф), Е. Дронова (Дорина). «Тартюф». Молодежный театр.
Фото В. Постнова

С. Барковский (Тартюф), Д. Сутырин (Оргон). «Тартюф». Молодежный театр.
Фото В. Постнова

Комизм Андреев также понимает весьма специфически. Смешно — это когда кто-то кого-то с громким криком заваливает на пол, выбивает стул из-под ног, втыкает в попу толстый шприц или швыряется тяжелыми (типа металлического подноса) предметами. Или вот, например, когда Марианна (Юлия Шубарева), собирающаяся в монастырь и по этому случаю одетая в соблазнительный траур, с истошными криками сдирает с пальцев бутафорские бриллианты размером с апельсин. При этом актеры затрачивают массу бесполезной физической энергии. Хочется живого слова или жеста, но не в смысле чувства, а в смысле фантазии, изобретательности, личной актерской инициативы, направленной на то, чтобы их персонажи выглядели менее картонными. Но нет. Актеры играют как будто с чьего-то не очень искусного показа. Выделить можно разве что Дениса Цыганкова (Валер), не очень давно окончившего курс Геннадия Тростянецкого (известного мастера мольеровского комизма) и еще не забывшего, что можно играть по-другому, более тонко. И Анатолия Артемова (Лояль) — очень сдержанного, но нечеловечески-зловещего в черных очках и с застывшей на лице улыбкой.

Сергей Барковский — Тартюф и похож, и не похож на себя. Это хорошо знакомый маленький человек, лукавый пройдоха, самодовольный и наивный, а временами — зловеще-властный, но не отталкивающий, как Тальберг в «Днях Турбиных». Впрочем, аффектированное лицедейство этого Тартюфа не введет в заблуждение и младенца. Актер, как и все его партнеры, затрачивает безумное количество энергии преимущественно физического свойства. При этом обаятельный, признанный и любимый публикой артист довольно часто играет в расчете не столько на партнера, сколько — на публику. В самой выигрышной сцене, когда его соблазняет Эльмира, а под столом прячется муж, Тартюф—Барковский даже особенно не делает вид, что действительно хочет эту даму.

В спектакле Молодежного театра, в отличие от тюзовского, финал есть. У Мольера все разрешалось появлением офицера, объявляющего, что вместо Оргона в тюрьму должен отправиться Тартюф. Таким образом, искусственный deus ex machina иллюстрировал идею высшей справедливости, прозорливости королевской власти. У Андреева через круглое окошко в стене выпархивает кокетливое существо, в программке обозначенное как Господин Л., набеленное, с мушками, в красном камзоле и парике, с замашками трансвестита. Это Король-солнце собственной персоной. По его велению Тартюфа уводят под белы руки. А на обывателей, ошалевших от каскада перипетийных сюрпризов, по мановению руки короля обрушивается настоящий золотой дождь. И олицетворяет Господин Л. уж никак не справедливость, а слепую прихоть судьбы, равнодушную и к правым, и к виноватым. Но этот бравурный финал чрезвычайно идет спектаклю, персонажи которого не владеют ни своими эмоциями, ни своими жизнями.

Март 2008 г.