Подростковое сознание. Что может быть серьезнее? Что может быть более настоящим, чем эта острая реакция на несовершенство мира, которое еще не осознаешь полностью, но как бы предчувствуешь всем существом? Что может быть важнее, чем этот отчаянный бунт, от которого зависит, куда человека развернет в дальнейшем? Откроются ли у него глаза, проживет ли он свою жизнь осознанно? Театр — это великое средство, потрясающая возможность поговорить с тем, кто сейчас не хочет тебя слушать, брыкается и орет в полуосознанной попытке понять самого себя.

Я верю в театр и в то, что он может изменить мир. То есть умом-то я понимаю, что это невозможно, но все равно верю. Потому что работала в детском театре.

Андрей Чирков в спектакле «Любовь».
Фото из архива автора

Конкурс в Театр Юношеского Творчества при городском Дворце Творчества Юных ежегодно растет. Основанный в 1956 году гениальным педагогом и замечательным режиссером Матвеем Дубровиным театр живет вот уже пятьдесят два года. Нелегко, но живет. ТЮТ выпустил в жизнь много замечательных людей, в том числе и деятелей театра. Почти в каждом интервью Льва Додина, Вениамина Фильштинского или Александра Галибина вы встретите имя их первого учителя — Дубровина. Он создал уникальный театр, в котором дети играли на сцене и одновременно осваивали одну из театральных профессий, осваивали всерьез, на высоком уровне. Эта система позволяла жить в театре, не заражаясь основными театральными болезнями — интриганством, звездностью, цинизмом. ТЮТ сохранял веру в театр как в чудо, растил людей творческих, и совсем не обязательно, чтобы они шли потом работать в профессиональный театр. ТЮТ согревал, был домом, раскрывал, спасал. ТЮТ был и остается территорией свободы, где с детьми говорят честно и на равных.

Я провела в ТЮТе половину жизни. Там первый раз вышла на сцену, первый раз отчаянно влюбилась, поставила с детьми свой первый спектакль. Театр начался именно там — со всеми запахами, звуками, ощущениями, поиском смысла. Незаметно стал жизнью. Вернее, стал основным средством говорить, думать и делиться размышлениями о жизни с другими. Потом был институт, актерско-режиссерский курс, театроведческий факультет, снова актерско-режиссерский курс, роль в профессиональном театре. Теперь я редактор «Петербургского театрального журнала». Я ничего не успеваю и успеваю все. Мне никогда не бывает скучно или тоскливо. Потому что есть главный источник жизненных сил — театр, где играют дети.

Сцена из спектакля «Пер Гюнт».
Фото из архива автора

Вот они пришли. Сидят — кто развалившись, кто набычившись, кто зажавшись. Они пришли в театр сами, значит, чего-то хотят. С ними трудно, но ужасно интересно. Главная проблема — в неумении выразить себя, свои мысли, чувства. Ни словами, ни с помощью тела. Спасибо вам, интернет и телевизор! Они смотрят и не видят, слушают и не слышат, они не могут сосредоточиться и удержать внимание. Они не владеют своими эмоциями. Но есть классический тренинг Станиславского, с гениально простыми упражнениями на развитие внимания, сенсорной системы. (Будь моя воля, я бы обязала всех людей заниматься тренингом, всех поголовно!) Мы смотрим друг на друга и учимся не отводить взгляд. Слушаем шум улицы, тишину репетиционного помещения, слушаем себя… Мы вспоминаем вчерашний день или сегодняшнее утро и ищем, что в нем было особенного, удивительного, стараемся восстановить киноленту видений, не прерывая ее… Много упражнений, этюдов, последовательных шагов — к нашим услугам весь опыт театральной педагогики. Вениамин Михайлович Фильштинский говорит в своей книге «Открытая педагогика» о том, что важно воспитать не актера, но человека. Театр — средство пробиться к человеку, к самой его середке, заглянуть в себя, понять — что там? Чего я хочу?

Работа в театре с детьми — это не двенадцать официальных часов в неделю. Это работа каждый день, каждую минуту. Мне постоянно приходится отвечать на вопросы: зачем жить? Как жить? Существует ли настоящая любовь? Можно ли оставаться романтиком в наше циничное время? Я не знаю ответов на эти вопросы. Но каждый раз вместе с ними ищу их. Когда они впервые переживают любовь, встречу со смертью, предательство — я тоже переживаю их как в первый раз. И главное — у нас есть мощнейшее средство для того, чтобы выразить свои ощущения. Это театр.

Сцена из спектакля «Пер Гюнт».
Фото из архива автора

…Вот они стоят на сцене. Искренние, наивные, неумелые, очень красивые, настоящие. После спектакля они пойдут домой вместе, раздражая вахтеров своими криками, прыжками, громкими шутками. «Тинейджеры!» — с ненавистью прошипят вслед прохожие. А эти тинейджеры только что отыграли спектакль. Тихий мальчик, который всегда говорил еле слышно, вдруг выдал на сцене такой темперамент! И на него — о, радость! — уже как-то по-особенному поглядывает девочка, чьи родители впервые пришли на спектакль и теперь будут отпускать дочь в ТЮТ, потому что поняли ее сегодня. А тот мальчик начал книжки читать! А те двое сдружились, и на всю жизнь — уж я-то знаю…

Все это сделал театр. И я постоянно ищу во взрослом театре отдачи, погруженности и искренности, которые встречаю в детях. Ради чего, зачем — театр и человек вообще? Дети не дают забыть об этих вопросах, и на них чаще всего взрослый театр мне ответить не может. Но я по-прежнему в него верю. Потому что в моей жизни случился ТЮТ.

Апрель 2008 г.