Безвременье, бессобытийность… Основополагающие принципы режиссуры Кристофа Марталера. Уже в «Трех сестрах» и «Прекрасной мельничихе» — спектаклях, знакомым российскому зрителю, — отчетливо явлено мировоззрение режиссера: для него обыденный мир скучен и однообразен. Жизнь героев в его спектаклях сводится к бесконечному механическому повторению социальных ритуалов. Лишь изредка персонажам удается вырваться в мир духовный, чтобы затем опять застыть в нелепой жизненной рутине…

Безвременье, бессобытийность… Даже в контексте творчества Марталера новая работа швейцарского режиссера становится более чем новаторством. Она тот самый прорыв к горним высям, материализовавшаяся духовность, столь чуждая прежним его персонажам. В спектакле «Фама» (опус композитора Беата Фуррера) Марталер совершает, казалось бы, невозможное — он лишает театральное действие одного из главных звеньев — действующего лица. В спектакле присутствует актер, вернее актриса Изабелл Менке, но важно, что режиссер выдвигает на первое место не человека, а его голос, именно он как зримое существо разыгрывает перед зрителем действо. Но словно и этого мало — в игру вступают в качестве равноправных партнеров еще два компонента: пространство и музыка.

Голос, пространство, музыка… В их сплетении и столкновении рождается нечто новое, еще плохо понятное, но ощущаемое каким-то шестым чувством. Все в спектакле именно ощущается, здесь нет привычных визуальных образов, вообще зрение тут ни к чему. На первое место выходят слух и какие-то глубинные, ранее не задействованные чувства и эмоции, которые позволяют видеть незримое и слышать не звучащее.

Голос, пространство, музыка… Это не просто театр, это «аудиотеатр для большого ансамбля, восьми голосов и актрисы», как заверяет программка. Драматический сюжет в обычном понимании этого слова отсутствует, он не развит до уровня либретто и не несет привычной для оперы смысловой нагрузки. Текст «Фамы» составлен из скрытых цитат из «Метаморфоз» Овидия и монолога Эльзы (которая в программке почему-то превратилась в Элсе), героини новеллы Артура Шницлера «Фройляйн Эльза». Элсе нужны деньги, чтобы спасти от разорения своего отца. Богатый торговец готов дать ей необходимую сумму с условием, что Элсе позволит увидеть себя обнаженной. Героиня Шницлера предпочитает смерть позору.

Изабелл Менке — актриса поразительно тонкая и музыкальная. Громкий крик, иступленное рыдание, журчащий шепот, переходящий в пение, в немой стон ужаса, в бормотание безумной, обрывающееся на предсмертном полувздохе. Голос существует наравне с шелестом струнных, всхлипами кларнета, рокотом фагота. Из темноты неожиданно рождается оглушительное «Warum?» — Почему?.. Это не просто текст или голос — это целая партитура человеческой жизни…

Сцена из спектакля.
Фото В. Луповского

Сцена из спектакля.
Фото В. Луповского

Сцена из спектакля.
Фото В. Луповского

Голос, пространство, музыка… Создателей у спектакля сразу три: режиссер Кристоф Марталер, композитор Беат Фуррер и группа архитекторов Limit. Зритель во время спектакля находится внутри специально сконструированного павильона-куба. Его стены и потолок составлены из вращающихся широких вертикальных панелей. Театральные кресла занимают практически все внутреннее пространство куба, актрисе остается узкая полоса, отделяющая кресла от стен. По замыслу авторов — это дом древнегреческой богини молвы Фамы, который расположен между небом, морем и землей. Он проницаем для всех звуков, даже тишина приобретает здесь свое звучание. Пространство вторит звукам. Створки то распахиваются перед слушателем, то тесно смыкаются. В напряженные музыкальные моменты панели приходят в движение и через открывшиеся провалы в павильон проникает свет. Источники света расположены за пределами куба, таким образом, свет становится сильнейшим средством эмоционального воздействия на зрителя. На кульминации все створки одновременно распахиваются и зрительный зал заливает слепящий, всепроникающий свет…

Голос, пространство, музыка… Музыка написана в традициях авангарда второй половины XX века. Композитор стремится изобразить не только дом Фамы, погруженный в разнообразные звуки, но и все повороты чувств героини. Оркестр, руководимый самим Фуррером, вынесен за пределы павильона, и зритель сквозь поочередно раскрывающиеся створки может наблюдать за музыкантами. Во время спектакля оркестранты неоднократно перемещаются в пространстве, и невозможно определить местоположение звучащих инструментов, что создает ощущение невероятного объема. В каждом отдельном месте в каждую секунду зритель слышит звук по-разному: стереосистема surround в сравнении с акустическими экспериментами Марталера и Фуррера кажется линейной дорожкой. Только дирижер не меняет своего места. На протяжении всего действия он стоит за своим пультом, а исполнители видят его через специальные мониторы, встроенные в пульты. И когда передние панели открываются, зритель может наблюдать поразительную картину — человек, дирижирующий пустотой. Складывается ощущение присутствия внутри музыки, внутри звука. Он рождается из пространства вокруг тебя, материализуется из воздуха, и ты уже звучащий инструмент, неотделимая часть музыки, самая ее сердцевина…

В спектакле Марталера нет человека, он растворен в бушующем потоке мироздания, в звучащей материи. Режиссеру более интересно превращение смысла в звук, растворение драмы в музыке, нежели обычные сюжетные перипетии. На глазах у зрителей рождается новый жанр, новое искусство — безвременье, бессобытийность, беспредметность…

Февраль 2008 г.