«Человеческий детеныш». Фантазии на тему рассказов Р. Киплинга о Маугли.
Учебный театр на Моховой. Второй курс Р. Р. Кудашова (факультет театра кукол СПбГАТИ).
Режиссер Сергей Бызгу

Выхваченный лучом света обнаженный торс, сосредоточенный взгляд, руки, перебирающие тонкие железные пластинки калимбы*. Тяжелое ритмичное дыхание. Голубая полутьма, в которой переплетаются тела. Пам-па-пампам. Высунутые языки, вcкинутые к небу руки, неистово бьющие по поверхности там-тама ладони. Ритуальные черные мазки на лице. Бешеный ритм барабанов. Пам-пам-пам-пам. Бам. Звуки ливня. Мигание света на радостных лицах.

* Калимба — древний африканский музыкальный инструмент, его называют «африканское ручное фортепиано».

На сцене — фигуры, плотно разместившиеся на разноуровневом железном станке. Они бесшумно спрыгивают, чтобы прислушаться к земле. Одна за другой. Как капли дождя. В это спокойное, размеренное действие врываются ритмичные удары барабанов. Тела начинают дергаться, извиваться. Общий выдох. Все замирают в страшных корявых позах. В центре остается одиноко лежать маленькое тело в позе эмбриона.

Очень сложно искать слова там, где их нет. Там, где за них говорит пластика. Там, где звучат барабаны (выкрашенные в черный цвет пластмассовые бочки), где слышно дыхание, где скрежет ногтей и мелкие удары двух деревянных палочек скажут о персонаже больше, чем тысячи слов. Там, где напряжение создает ритм биения сердца. Там, где география условна, а время отсутствует, где Индия Киплинга — это миф, стилизация, отдельные штрихи. Она в музыке — в полной гамме разнообразных рожков, в восточных мотивах струнных щипковых инструментов; в костюмах (изящно перехваченные нитью широкие брюки превращаются из рабочей одежды студента в подобие пенджаби). Там, где работает и творит человеческое тело.

Сцена из спектакля.
Фото Н. Зайцевой

А. Снопковский (Маугли), Н. Сизова (Маугли).
Фото Н. Зайцевой

Сцена из спектакля.
Фото Н. Зайцевой

Спектакль студенческий. Отсюда его неровность от представления к представлению, ритмические сбои. Но с другой стороны, при заданной драматургии — легкость, отсутствие шаблонности, импровизация внутри структуры спектакля. «Книга Джунглей» Р. Киплинга — материал, который часто берут в качестве тренинга в начале актерского обучения. Понятны истоки и этого спектакля — этюды на животных, задания на освоение ритмов, работа с телом. «Человеческий детеныш» играется двумя составами. Персонажи получаются очень разными. От этого спектакль становится еще более подвижным и непредсказуемым.

Жанр представления обозначен как «пластические фантазии». Их авторы — студенты, режиссер Сергей Бызгу, мастер курса Руслан Кудашов, хореограф Ирина Ляховская, композитор Александр Журавлев, художники Андрей Запорожский и Алевтина Торик, создатели барабанных ритмов Гавриил Лубнин и Роман Дадаев (студент курса). Фантазия действительно восхищает и удивляет. Страшный скрежет, переходящий в звук пересыпающихся стеклянных камней, — так создается ритм движения страшного змея Каа (Михаил Ложкин, Анатолий Гущин). Его тело — десятки спин, плотно прижатых друг к другу, хвост — вытянутый носок ноги последнего человека. Он издает пронизывающие свистящие звуки. Скользя по зигзагообразной траектории, эта «конструкция» создает ощущение невиданной сдавливающей мощи.

Фантазии плавно перетекают одна в другую. Актеры замерли в различных позах, образуя неправильный формы эллипс. Площадка залита зеленым светом. Напуганный, но отважный Маугли вползает внутрь, отчаянно пытаясь пробраться между сплетенных рук и ног. Звуки калимбы перемежаются глухими учащенными ударами барабана — так бьется сердце. Слышен резкий стук деревянных палочек, и сучковатая ветка хватает детеныша за волосы. Мелкая ритмичная дробь. На одной из ног появляется паучок-рука, быстро перебирающий своими лапками-пальцами. Маугли пытается его поймать. Пш. ш-ш. Паучок убегает. Но вот приходит Багира (Екатерина Белевич, Виктория Короткова), ударяет лапой — и лес разлетается, превращаясь в стаю птиц.

Р. Киплинг в книге создал модель мира, в котором место Бога занимает великий Закон. Он упраздняет хаос, упорядочивая жизнь, приближая ее к гармонии. Каждый, кто нарушает табу, будет наказан. А Маугли оказывается вне этого закона, потому что он — человеческий детеныш. У него есть своя правда, свой выбор. Поэтому он сильнее, и джунгли признают его властелином. В книге есть вопрос: «Чего больше: звериного в человеке или человеческого в звере?» Люди у Киплинга мелкие, глупые, взбалмошные (похожие на Бандар-Логов). Они бесцельно проводят время и бессмысленно убивают.

Спектакль отличается от книги. Он шире, чем обозначенные «фантазии». Это притча, в центре которой становление юной души, взросление подростка. Проходя жизненный путь, герой меняется и внешне, и внутренне. Идея перерождения есть и в буддизме, и в джайнизме: человек в течение жизни осуществляет несколько переходов с одного уровня на другой — когда он испытывает сильную любовь, сталкивается со смертью или достигает определенного уровня знаний.

Сцена из спектакля.
Фото Н. Зайцевой

Спектакль драматургически делится на три части. Переход от одной к другой — момент перерождения Маугли. В начале перед зрителями маленький, хрупкий детеныш (Наталья Сизова, Алена Первухина). На нем серая майка, в отличие от животных, полностью одетых в черное. Все в этом мире ему интересно, ново. Он попадает в семью волков. Почуяв запах молока, Маугли мгновенно льнет к теплому животу Волчицы (Мария Батрасова, Яна Буртман), признавая в суровом существе мать. Продираясь сквозь лес рук и страшных лиц, он впервые слышит дикий рев Шер-Хана. Тигр замечательно сыгран в обоих составах — и Анатолием Гущиным, и Михаилом Ложкиным. Страшная улыбка на лице, мягкость и грациозность крупной пластики создают образ обаятельного зла. Однако он так и не получает развития. Шер-Хан в спектакле остается только функцией, обозначением силы, с которой с детства боролся Маугли.

Первая часть спектакля — это учеба. Багира на глазах у Маугли убивает воображаемую мышь. Она учит Маугли наносить удар первым. Но больше опыта детеныш приобретает самостоятельно, сталкиваясь с Каа, которого он пытается задушить, с хитрым Табаки. Последний вызывает истинный восторг публики. Хитрый «лизоблюд», который рядом со своим хозяином напускает на себя величавость, копирует позы Шер-Хана. А на деле — изворотливый, прыгучий. Его пластика вызывает ассоциации со скользким мылом, которое невозможно удержать в руках. Он похож на мелкого вертлявого похрюкивающего бесенка. Зрителей скорее восхищают человеческие проявления Табаки. Он может показать кулак, его мимика отчетливо выражает эмоции, присущие человеку: удивление, восхищение. Он дразнит, насмехается. Пластически образ Табаки удался и Дмитрию Чупахину, и Александру Мещерякову. Каждый из них нашел свои приемы, пристройки. Но все-таки надо признать, что внутреннего содержания, цельности роли, осознания того, для чего персонаж выходит на сцену, А. Мещерякову пока не хватает.

Маугли смело выдерживает встречу с Табаки. Балу (Роман Дадаев, Иван Солнцев) спасает его от Каа, Каа спасает Маугли от Бандар-Логов, а второй встречи со змеем человеческий детеныш уже не боится. Он смело поворачивается лицом к опасности, вытягивает руку и сжимает ладонь в кулак.

Наступает весна. Свист ветра. Все мечутся в полумраке сцены в поисках любви. Звучат переливы флейты. Блики света выделяют пары. Они танцуют. Это акт любви, соединения, представленный в виде поз, напоминающих барельефы индийских храмов. Маугли мечется от одной пары к другой. Он глубоко дышит, «грудь его что-то сжимает, ему становится то жарко, то холодно» (как и написано у Киплинга). Ощущение любви, которое распирает изнутри, и невозможность ее осуществления — это и есть переходный возраст. Музыка меняется, слышен перезвон колокольчиков. Все животные постепенно выпрямляются, сходятся вместе и поднимают руки вверх. Маугли оборачивается, и «заросли» расступаются. Оттуда выходит человек в такой же серой майке. Они встают друг напротив друга. Одновременно протягивают друг к другу руки, трогают себя за носы, точно это отражение в зеркале. Потом маленький Маугли медленно уходит в «заросли» и теряется в них. Так происходит первое перерождение.

И вот уже перед нами другой Маугли (Алесь Снопковский) — выросший, окрепший, возмужавший и духом, и телом. Вторая часть спектакля во многом повторяет ситуации первой: встреча с Табаки, Шер-Ханом, урок Балу. Но они обретают другое качество. Теперь Маугли делает то, чего не может ни один зверь, — выпрямляется в полный рост. Из непослушного ученика он превратился в настоящего учителя. Он не боится Табаки, смело играет с ним, таскает по сцене. Он убивает Шер-Хана. Увидев пятна крови на своих руках, Маугли не радуется, а, наоборот, впадает в истерику, пытается смыть их с рук. Убийство, даже самого лютого врага, вызывает ощущение ужаса. Это чувство — не животное, а человеческое. Возвращение к состоянию невинности невозможно для Маугли, поэтому вновь происходит перерождение. Смывая кровь, он видит в озере (тела студентов, кругом разместившихся на полу) свое отражение. Вновь время останавливается. Маугли меняется со своим отражением местами.

Третий Маугли (Денис Казачук) — еще более высокий, крепкий, повзрослевший. Последняя часть спектакля посвящена его встрече с девушкой (Виктория Короткова, Виктория Слуцкая). Нет длинных роскошных волос, объемных форм, утонченного профиля — привычного образа индийской женственности. Вместо этого — резвая, задорная девчонка невысокого роста с короткой стрижкой, такой же подросток, как и Маугли. Такая же чистая, отзывчивая, любопытная. Ей все кажется интересным в Маугли: как он странно ее нюхает, как издает смешные звуки, как изображает удивительных зверей. Кульминацией этой части становится поцелуй. Первый, робкий. Как и эта любовь.

Спектакль впервые был показан на малой сцене БТК, в Мастерской Р. Кудашова. В камерном пространстве, где нет границы между зрителями и сценой, было очевидно, что любовь меняет Маугли. Его взгляд в финале — человеческий, одухотворенный. Любовь преображала, просветляла героя. При переносе спектакля на сцену Учебного театра он очень много обрел. Но из-за громадного объема зрительного зала-амфитеатра разглядеть глаза Маугли теперь практически невозможно.

Финал спектакля на малой сцене рифмовался с образом первого Маугли, созданным Аленой Первухиной. Это — хрупкое бесполое существо. Он учится охотиться без удовольствия, его явно отталкивает грубая животная сторона джунглей. В нем чувствовалась человеческая природа, духовное начало.

Теперь спектакль оформился как история становления подростка, проходящего через детство-отрочество-юность и выходящего во взрослую жизнь, где переломным моментом оказывается познание вечных категорий любви и смерти. И Маугли другой. Дерзкий, смелый, резвый, динамичный. Он грубо рычит на Табаки, с жадностью учится у Багиры. Таким предстает он у Натальи Сизовой.

В финальной сцене Маугли выбирает между миром, который взрастил и воспитал его, и тем, в котором он родился. Судорожно мечется от животных, ставших ему родными, к людям, сидящим в зрительном зале. Он уходит из джунглей. На лице его растерянность, в глазах — страх. Страх повзрослевшего, но все еще подростка, который встает на неизведанный путь.

После аплодисментов ребята на залитой светом площадке вновь берут барабаны и начинают отбивать сумасшедший ритм, которому могла бы позавидовать группа STOMP. Сверху льется уже настоящая вода. Актеры прыгают, радуются, подставляя обнаженные руки струям дождя. Они транслируют потрясающую жизненную энергию, драйв. Сплоченный ансамбль, который возможен только в студенческие годы. Второй курс Р. Кудашова тоже входит в новый для них мир — мир театра.

Март 2008 г.