Когда возникла идея «молодежного» номера «ПТЖ», я активно поддержала ее и сразу предложила свою помощь. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что меня тоже считают «молодежью»! Ясно, что речь не о возрасте, не о формальном критерии (год окончания театроведческого факультета — 200…), молодость — это надежды, мечты, энергия; жажда перемен, активное желание участвовать, видеть, слушать, читать и т. д. Как писал И. С. Тургенев: «О молодость! Молодость!.. Может быть, вся тайна ее прелести состоит не в возможности все сделать, а в возможности думать, что все сделаешь…». И ведь действительно раньше было так — когда-то молодые театроведы сколачивали команды единомышленников, пытались формулировать свои позиции, издавали рукотворные манифесты, ездили по стране, общались, спорили… Что ходить далеко за примерами? Занимаясь подготовкой к публикации писем Леонида Попова, я читала, например, такое: неважно, возьмут нас на фестиваль студенческих театров или нет, — наплевать, поставим всех перед фактом, что все равно поедем! Проходит конференция? Надо непременно выступить! Каникулы? Срочно в Москву, смотреть премьеры! Неважно, где жить, чем питаться, главное — попасть в зал, посмотреть, обсудить… Теперь — не так. Или дело лично во мне?
Страшно сознавать, но, кажется, моя профессиональная молодость прошла. Это во время учебы я ЕЖЕДНЕВНО ходила в театр, каждый раз замирая в восторженном ожидании чуда, когда в зале гас свет; со жгучим нетерпением перелистывала страницы репертуара, обводя карандашиком названия грядущих премьер; прибегала к окошку администратора за час до начала («Пустят?.. Не пустят?..»). Это тогда я ночи напролет читала театральную прессу, подчеркивая какие-то фразы, ставя на полях вопросительные и восклицательные знаки, мысленно вступая в горячие споры с «мэтрами» критики, возмущаясь газетным хамством журналистов… Это тогда я часами сидела на репетициях, встречая удивленные взгляды режиссеров («Неужели вам не скучно, Люда?»), а потом писала, писала — километры текстов! Хотелось размышлять, советоваться, впитывать знания, а потом опять смотреть, опять писать… и не покидала уверенность в том, что все не бессмысленно.
А сейчас — лишь усталость. Наверное, та самая «бацилла равнодушия», о которой нас предупреждали еще на первом курсе, потихоньку стала разъедать мой организм, вселяя скуку и разочарование. Что-то сломалось внутри, нет больше фанатичной преданности делу, избранному, как мне казалось, раз и навсегда. Собираясь на премьеру, я сейчас выясняю заранее продолжительность спектакля… А читая программку, заранее же предполагаю, какого рода зрелище мне будет представлено, — и, к сожалению, редко ошибаюсь… Иногда даже ловлю себя на преступной мысли: «А НУЖНО ли вообще то, чем я занимаюсь?» Не театру, он-то как раз самодостаточен. Мне самой.
Не хочется бросаться фразами о «глубокой неудовлетворенности современной ситуацией», о «конце театральной эпохи», о «скудости и предсказуемости процесса» и пр. Театр мне ничего не должен, он живет и развивается по своим законам, и время покажет, насколько он был хорош или плох в 2008 году. Но по-настоящему волновать вдруг стало другое: недавно переведенный роман в «Иностранке», чей-то крупный план в темноте кинозала, солнечный свет, утром заливающий комнату, взгляд любимого человека, для которого только что приготовила ужин, старая фотография, где смеется совсем еще молодая моя мама… Мгновения подлинной жизни, которой нет больше для меня в театре. И странное чувство свободы, охватывающее по дороге домой с очередного спектакля: исполнен профессиональный долг, «отсмотрено», скоро будет «отписано», слава Богу…
«Работать работу» в нашем деле нельзя. Противопоказано. Тем более, когда учишь студентов, пытаешься пробудить в них то, что в самой себе утрачено. Поэтому я пока не знаю, как сложится дальше моя судьба театрального критика. Нужно как-то преодолевать этот кризис, искать в себе силы. Ведь, как известно, умный борется со старостью, а не становится ее рабом…
Апрель 2008 г.
Комментарии (0)