Кажется, что все слова о ней сказаны — слова восхищения и удивления, любви и нежности, признательности и уважения… Можно только повторяться и повторять: великая, невероятная, тонкая, обаятельная, хрупкая, изящная, умная, благородная… И никто не возразит, никто не одернет — чего, мол, уж так нахваливать. Все знают: Соколова — чудо, о котором сколько ни говори, все равно не разгадаешь, и сколько ни восторгайся этим чудом — все равно не поймешь и не объяснишь.

На церемонии вручения Национальной премии «Арлекин» (Ирина Соколова удостоена этой награды в номинации «За Великое служение театру для детей») критик Татьяна Москвина сказала, что нашла объяснение дару перевоплощения, которым наделена актриса: она… Мировая душа, в которой, как известно, заключены души всех живых существ. «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом…» — все это как раз репертуар Соколовой. Девять лет назад, перечисляя ее роли, А. Лысова задавала риторический вопрос: «Кто из современниц Ирины Соколовой одновременно имеет в репертуаре Элеонору Дузе и Кошку, которая гуляет сама по себе? Геббельса и Маленького принца? […] Мальчишку, даму, маньяка, кошку, мышку… гоголевскую девушку, гоголевскую старушку…»*. С тех пор (уже на Экспериментальной сцене Анатолия Праудина) прибавились новые персонажи, от Крокодила-беспризорника до Анны Ахматовой, и среди них — существа, которые и вовсе не являются одушевленными. Сыграв роль Камня в спектакле о Сизифе, Соколова, по сути, вышла за бескрайние пределы даже самой Мировой Души!

* Лысова А. Маленькая хозяйка большого дома //
Петербургский театральный журнал. 1998. № 16. С. 97.

Когда студенты пишут актерский портрет, им дается задание подобрать в мировой драматургии роль для их героя или героини. Для Ирины Соколовой придумывать роли не надо: ее можно просто назначить на любую, центральную или эпизодическую, " с ниточкой" или без, в стихах или вообще без единого слова — она сыграет, без всякого сомнения. Не важен ни пол, ни возраст, ни характер, ни историческая или национальная принадлежность — ничто не является препятствием, но все — толчок к осмысленной и вдохновенной игре. Любой режиссерский метод будет освоен, если режиссер не обладает методом — тоже не велика беда, Соколова на сцене останется Соколовой. Она с удовольствием может существовать по законам театра игрового, но готова подробно и тщательно выстроить и психологически мотивированный характер. Так что задание найти роль, которая бы не подошла Ирине Соколовой, не смогут выполнить ни студенты, ни профессора. Ни одним из амплуа не ограничивается ее талант, хотя она уникальная травести, потрясающая характерная артистка, может быть комической старухой, а может — лирической героиней. Эксцентрика — пожалуйста, юмор, ирония — вот они, музыкальность, пластичность — имеются, а главное, может быть, чувство драматизма, которое определяет многое в сценической жизни ее персонажей. Они никогда не бывают абсолютно, искрометно счастливы или категорически, беспросветно несчастны: Соколовой присуще глубокое понимание противоречивости этого мира и человека в нем, она ощущает и передает вечную способность всего живого двигаться, изменяться. Разве что истерический надрыв, да и вообще любые, не обработанные художеством проявления «нутра» чужды ей как актрисе внутренне дисциплинированной, наделенной строгим вкусом. Соколова при всей ее солнечности — актриса петербургского стиля.

И. Соколова.
Фото из архива ТЮЗа им. А. Брянцева

Какие же качества выдающейся актрисы школы З. Я. Корогодского оказались необходимы как воздух театру Праудина? Во-первых, умение цепко схватывать идею, самую суть персонажа, во-вторых, облекать эту суть в очень конкретную сценическую плоть, с невероятным чувством меры отбирая внешние характеристики — жесты, походку, интонацию, выражение лица. Соколова — снайпер, у нее потрясающе точный прицел: ничего лишнего, размытого и приблизительного. Никакого " вообще«! Что еще ценится в Аналитическом театре для детей — это способность существовать на сцене насыщенно, емко, внутренне значительно, но без тени глубокомыслия — легко, воздушно, с тайной улыбкой. Вспомните, как актеры праудинской труппы улыбаются!.. Сколько доброты и ума, печали и света в этих улыбках.

Героини Соколовой могут быть очень серьезны: Ахматова в «Поющих призраках», Огудалова в «Бесприданнице», мать Петруши в «Царе Петре». Но как бы рядом или чуть над ролью существует улыбка актрисы: ее ждешь в каждом спектакле. Улыбка понимания, сочувствия, ободрения, знания — истинной мудрости.

Олицетворение этой веселой мудрости — Фея в спектакле «До свидания, Золушка». Героиня Соколовой верит в чудеса, сотворенные не с помощью волшебной палочки, а исключительно силой творческого воображения. Она — театральная Фея, худрук бродячей труппы. Театр ее очень бедный, реквизита мало, поэтому странствующие актеры должны сами изображать и все предметы, и всех персонажей. Надо отдать им должное: играют с удовольствием, импровизируют, соревнуются в актерском мастерстве. Фея Соколовой дает задания и наблюдает — ждет решения, внимательно следит, так искренне удивляется, так непосредственно смеется! Это тихий счастливый смех Актрисы, которая сама когда-то с удовольствием резвилась в «Открытом уроке», «Нашем цирке» и всех других тюзовских «Наших». Да ничто и сейчас не мешает Соколовой резвиться! В ней живет пляшущий человечек, неутомимый игрунчик, шаловливый проказник, который всегда готов высунуть свой нос и скорчить рожицу. Вот один из примеров. Пока зрители рассаживаются в зале, Ирина Соколова, у стола со свечой, читает вслух сказку Перро. Остальные актеры, как дети вокруг бабушки, сидят на полу и слушают. Она читает немного нараспев, красивым «правильно-сказочным» голосом, а по ходу дела раздает своим партнерам роли — В. Баранову, например, достается корона из фольги, значит, он будет королем. И вот на одном спектакле, когда он как-то преувеличенно удивился такому распределению, Соколова мгновенно отреагировала острой шуткой, милой колкостью — что-то вроде: «А то ты не знал?!» И тут же вновь вернулась к серьезному чтению сказки.

В театре Праудина актеры на сцене по-настоящему общаются — они слышат, видят друг друга, подлинно, не мнимо взаимодействуют. Это такая редкость на современных подмостках, что хочется ее особо подчеркнуть. Следить за их сценической жизнью так же интересно, как за ходом режиссерской мысли.

При этом Соколова замечательно существует в зонах молчания — смотришь на ее лицо, а на нем все время «что-то происходит», отражается, мерцает. Но только все это не имеет никакого отношения к «мимическим хлопотам». Сверхинтенсивная выразительность ей просто органически присуща. Она естественным образом транслирует все, что необходимо протранслировать. Такой вот совершенный передатчик!

И. Соколова (Иа). «Дом на Пуховой опушке».
Фото В. Постнова

Самая по времени недавняя из ролей Соколовой у Праудина — Ослик Иа в «Доме на Пуховой опушке». Все помнят, что милновский персонаж — несчастнейшее существо, страдающее от одиночества. Симпатичность его вроде бы раньше под сомнение не ставилась… Вчитываясь в умную и на самом деле на вкус вовсе не сладкую сказку, сочиняя свою историю и своего персонажа, режиссер и актриса создали шедевр — неожиданно не милого Ослика. После смерти Кристофера Робина ничто не может утешить героев, потерявших смысл жизни и центр мира. Ослик тоже горюет, он давным-давно живет сознанием того, что все очень плохо и будет намного хуже. Иа готов к худшему — и с какой-то даже обреченной радостью находит новые и новые подтверждения своих опасений. Он громко жалуется, активно требует сочувствия, нудит, капризничает, отпускает ядовитые замечания, презрительно поджимает губки. Дело, наверное, в том, что он решил: нет смысла быть хорошим, раз нет Кристофера Робина — все равно никто не накажет (а за хорошее поведение — не похвалит). Осел превратился в какого-то домашнего монстра, который всех уже сильно достал.

Он бесцеремонно вкатывается на сцену со своей тележкой, не обращая внимания на разговоры Пуха и Пятачка, и, зажмурившись, бросает кирпич — абы куда, на голову кому-то — так на голову. Так Иа строит себе дом. Можно ли с таким пессимистическим настроем, со столь зримым отсутствием плана и уважения к соседям построить Дом?.. Ослик Соколовой одет как маленький английский жокей — шлем, длинные фалды с бубенцами, грубые ботинки-копытца, но от его облика веет чем-то родным. Сварливые интонации, всегдашнее желание сказать самое последнее слово, да еще эта хозяйственная тележка, которая едет по ногам всех, кто не увернулся вовремя… Никого не напоминает?!

Интересно, что в Иа столько же от остервеневшей и умученной городской пенсионерки, сколько от ребенка, который «назло маме» портит себе самому жизнь. Детали психологического портрета актрисой собраны, обработаны, все они выстреливают и попадают — а рисунок роли при этом совершенно не нарочит, все течет, дышит.

Во втором действии спектакля возмужавшему Пятачку вместе с Винни-Пухом все-таки удается не только построить Иа домик, но и убедить его в том, что он ему нравится. Это победа! И Ирина Соколова разрешает своему Ослику побыть хорошим. Непростая внутренняя борьба (все-таки хочется сказать какую-нибудь гадость и опять все испортить) завершается человеческим движением — молчаливой благодарностью друзьям и признанием своей вины (тоже, разумеется, безмолвным). И понимаешь вдруг, что вот таких противных Иа — трогательных, смешных, дурацких — стоит жалеть, любить, гладить по головке… После этого Ослик Соколовой живет в спектакле иначе: смотрит внимательным, умным взглядом актрисы, тихо радуется любви Тигры и Крошки Ру, вместе со всеми строит дом для Совы.

…Принципиально невозможно придумать какие-то финальные, завершающие, закругляющие слова: феномен Соколовой не сводится к определениям, не укладывается в рамки. Ее персонажи необыкновенно разные, а сама она всегда узнаваема: ее присутствие на сцене замечаешь сразу и так же мгновенно и безоговорочно поддаешься силе ее человеческого и артистического дара. Ирина Леонидовна Соколова — это наше общее зрительское счастье.

Май 2007 г.