Гастроли Вологодского государственного драматического театра в Санкт-Петербурге

Оба спектакля, показанные петербуржцам в начале апреля на сцене Театра им. Ленсовета («Дневник Анны» по пьесе Ф. Гудрич и А. Хаккеля и «Дом Бернарды Альбы» Ф.-Г. Лорки), поставил Зураб Нанобашвили, художественный руководитель Вологодского театра, и потому, думается, есть смысл говорить не только о плановых гастролях, но и о некой художественной декларации, своеобразном «отчете» за последние несколько лет. Творческая индивидуальность руководителя не только оказывает несомненное влияние на репертуарную политику, но и формирует лицо коллектива. И если о первом свидетельствует список названий, выложенный на сайте (всего понемножку — Шекспир, Островский, «кассовые» Камолетти и Касона, «бенефисный» Джон Патрик со «Странной миссис Сэвидж»; ничего радикального и в современном репертуаре), то о втором уже можно поделиться некоторыми впечатлениями.

Бесспорно, З. Нанобашвили — не сторонник формальных изысков и концептуальных решений, модель его спектакля традиционна для провинции. Это наивная модификация психологического театра с умеренной долей игровых допущений, предназначенных то для нагнетания атмосферы, то для разъяснения зрителю, что же кроется в подтексте (эдаких морализаторских иллюстраций и обобщений), а то и просто для «оживляжа» (как еще назвать появление на сцене живой кошки после торжественной декламации отрывков из Библии?). К литературному материалу режиссер относится бережно, возможностями труппы распоряжается более-менее грамотно (и в «Дневнике», и в «Доме» явно сделана ставка на премьера!), но о постановочной изобретательности говорить, увы, не приходится. Спектакли просты, аккуратны и именно за счет этой аккуратности абсолютно не «заражают» эмоционально. И потому профессиональный глаз критика цепляется за недочеты: возрастное и фактурное несоответствие актеров и персонажей, предсказуемость мизансцен, неожиданно слащавая нотка в финале («Дневник…»), излишняя понятность визуального ряда, переходящая в назойливость («Дом…»).

«Дневник Анны» не собрал полного зала — видимо, публику, предпочитающую развлекательный театр, отпугнула серьезность темы. Напрасно. Трагическая история еврейской девочки, погибшей во времена фашистского геноцида, в версии Вологодского театра растеряла свой трагизм, по жанру получилась скорее мелодрама (с «хорошими» и «плохими» героями, слезными выяснениями отношений, белыми платьями, символизирующими детскую ангелоподобность и проч.). Проблематика спектакля, живая, пугающе злободневная, априори не оставляющая равнодушным любого нормального человека, оказалась нивелирована незамысловатостью формы. На чистенькой, как в ретро-сериалах, сцене, приблизительно обозначающей чердак (сценография А. Паутовой) — скат крыши, похожий на витраж, круглый стол, накрытый скатертью, деревянный буфет, кровати, — происходят какие-то события, кто-то плачет, кричит, но ни на минуту не верится, что речь идет о страшной войне. Да, на груди у Анны (Наталья Воробьева) желтая звезда; да, все одеты в одинаковые серые, будто арестантские одежды… но нет главного: того самого напряженного ощущения «безвыходности положения, тяжести заточения, страха обнаружения», о котором предупреждает нас аннотация на сайте. Ощущение здесь другое: будто бы компания приятных людей вдруг затеяла игру с переодеваниями на дружеской вечеринке и решила пообщаться со взрослыми, как с детьми, «на тему…». Тема от этого, конечно, не пострадала, да и Леонид Рудой в роли Господина Франка был изумителен (вольно или невольно зацентровав на своем герое всю композицию) — добрый и мудрый близорукий взгляд, мягкая пластика интеллигента, бархатистый проникновенный голос. И тем не менее. Изучая программку, можно наткнуться на фразу «премьера состоялась на крыше театра» и пожалеть, что не видел «Дневник Анны» в его родном городе. Может быть, в условиях, имитирующих драматические реалии первоисточника, и спектакль приобретает масштаб, оказавшийся утраченным при переносе на сцену, да еще чужую?..

Привкус «ТЮЗа для взрослых» то и дело чувствовался и на «Доме Бернарды Альбы» — главным образом потому, что каждую свою мысль режиссер дублировал бессчетное количество раз, будто не доверяя зрительской догадливости. Текст подкреплялся жестом, предметный ряд в свою очередь иллюстрировал текст, и все это — в огромных пышных декорациях, стилизованных под фрагмент внутреннего убранства католического храма (сценография В. Рубинштейна). В трактовке Нанобашвили знаменитая пьеса Лорки предстала опять-таки простым рассказом о том, как недостаток любви вкупе с религиозным фанатизмом превращает прекрасных женщин в чудовищ. Генеральная (и, пожалуй, единственная) метафора спектакля — тюрьма. «Тюрьма» условностей — глухие черные платья, «тюрьма» дома без мужчин — железная дверь, на реплике о трауре с грохотом падающая, наподобие мышеловки, «тюрьма» веры — кресты-решетки, фреска-ширма… и сама Бернарда (одареннейшая Марианна Витавская), на людях — злобное, тонкогубое, хмурое существо в черном капюшоне, почти инопланетянка с дребезжащим голосом, наедине с собой — преждевременно поседевшая, но все еще пышноволосая красавица в легком светлом платье, поразительно похожая на свою младшую дочь, как и та, рвущаяся прочь из «камеры»… Эта Бернарда — олицетворение Тюрьмы. И все было бы приемлемо, не случись вдруг в финале досадного недоразумения, свидетельствующего о недостатке вкуса: Аделе (Наталья Абашидзе) отказано в праве на самоубийство, ее распяли на огромном деревянном кресте! Вероятно, был расчет на эффектный финал, но режиссер добился прямо противоположного: по залу побежали смешки.

Однако было бы опрометчиво утверждать, что простой, «понятный» театр Нанобашвили художественно несостоятелен. Возможно, нам просто не показали тех спектаклей, где его метод не вступает в противоречие с выбранным материалом?